Так или иначе, дверь уже закрыта, а она начала раздеваться.
Кажется, все не так плохо.
Но, о боже, эти изгибы тела поначалу ввели меня в ступор. Вдоль всей спины на пояснице тянулась неглубокая ямка, прямо до черных трусиков в кружевах.
Как банально.
Темные волосы с головы спускались чуть ниже лопаток. И едва смуглая кожа придавала этой картине невероятный блеск.
Твою мать, она красивее всех, кто был до нее.
Мой дьявол.
Она обернулась, заметила, что я даже с места не сдвинулся, и сказала:
Ты может уже начнешь что-нибудь делать? У тебя всего 20 минут, а ты себя ведешь, как будто первый раз видишь женскую грудь, малыш.
Малыш, чтоб ее черт оттрахал. Еще никто меня малышом прежде не называл.
Никто, кроме нее.
Да что она вообще о себе возомнила?
Я отправился в ванную, там же и разделся. И уже стоя под душем, меня посетила мысль, какого дьявола я вообще еще здесь? Почему не развернулся и не ушел? Почему не послал её еще в баре, когда уже вроде бы уходил.
Нужно было так и сделать: сразу послать ее.
Сраное чувство нужды. Нужды, которую необходимо утолить.
Жажда.
Хотя, я мог бы и подсесть к другой.
Я придушу ее, когда она уснет. Да, точно.
Так и сделаю.
Чтобы не нарушала гармонию во вселенной.
Чтобы не было баб, использующих мужиков. Чтобы были только мужики, использующие баб.
Ведь это природный постулат. Женщины моногамны. Мужчины полигамны.
Так и должно быть.
Но не наоборот.
Наверное, она росла в семье без матери. С одним отцом.
Хотя, с такой дочкой я бы точно выпилился. Или ушел из семьи.
Но сначала изнасиловал бы ее.
Только после ушел бы. Пропал. Испарился.
Вылил весь природный инстинкт в нее. Внутрь.
Я вышел из душа, когда она уже расставляла стаканы в спальне. Я слышал звон фужеров.
Я крикнул из комнаты в спальню:
Зачем они?
Слишком мало выпито, чтобы начать. Да и страсть, какой алчной бы ни была, нужно завести.
Я зашел в спальню, оставив на себе только трусы.
Так и думала, что дрищ.
Она усмехнулась.
Я думал, как ей ответить, чтобы она выпала в осадок, но пока я думал, она лишь еще пуще прежнего рассмеялась. Судя по всему, мое выражение лица в замешательстве меня выдало.
Лучше просто сядь и возьми фужер, не скрывая улыбки, говорит она.
Она протянула мне фужер с вином. Я сделал глоток и тут же обплевался: вкус был хуже, чем у водки.
Что это?! я буквально кричу.
Дешевое вино. Я добавила в него этилового спирта. Правда, получилось не слишком приятно, но зато, убив пару стаканов, мы будем готовы.
Ты издеваешься? Мы будем убиты!
Так хорошо же. Боже, не говори, что ты так никогда не делал и боишься. Ты же не маленький мальчик.
Ее ядовитые змеиные глаза ни на секунду не отводились от меня.
Ты хочешь взять меня на понт? спрашиваю.
Нет, конечно.
Да, сука. Еще как хочешь. Но у тебя не получится. Обычно бабы не усложняют все своими сраными тараканами в голове. Да и ладно бы они были, но не такие, как у тебя. Ты же совсем пизданутая.
Она посмеялась.
О да, я знаю. Но ты же еще здесь, а значит, моя тактика работает. А вот твоя пока не очень.
Она встала со стаканом в руке и зашагала вокруг меня, пританцовывая.
Тебе и музыка не нужна. Говорю.
Когда душа поет, ее должна слушать тишина. А когда поет сердце, его должно слышать другое сердце.
Она сделала несколько умелых движений телом, иногда касаясь меня своей грудью в лифчике. Она терлась об меня то грудью, то животом, то задницей.
Я хочу придушить ее, трахая. Взять за глотку, когда буду вбивать в нее свой хер и держать, пока она будет биться в конвульсиях.
Почему-то мне казалось, что она хочет того же самого.
Давай же, говорит, пой вместе со мной. Пой своим сердцем. А когда души споются, споются и тела.
Ты со всеми прокручиваешь этот спектакль?
Это неважно сейчас. Давай же, пей, пой, целуй.
Она схватила меня за задницу и вцепилась своими губами в мои. Ее язык провалился ко мне в рот. Теплый и влажный.
От нее тащило спиртом.
Пей, прошептала она.
Я почувствовал, как ее рука скользнула по моему телу к члену. Но тут же она отпрянула, выставив указательный палец и сказав:
Ты ничего не получишь, пока все не выпьешь.
У меня уже стоял, как камень.
Я взял фужер и, закрыв глаза, чтоб не слезились, выпил его до дна.
Ужасный, просто отвратительный вкус. Тут же меня едва не вырвало, но я сдержался.
Мама говорила тебе, что не стоит держать всё в себе? говорит она.
Да что ты за человек?
Я сел на край кровати. Матрас был ортопедический. Правда, уже не новый: пружины слишком уж давили снизу.
Она села ко мне на колени. Сквозь края ее трусиков просвечивали едва заметные коротенькие черные волоски.
Легким движением руки, смотря прямо мне в глаза, она отстегнула свой лифчик сзади. Он повис у нее на плечах.
Ты всегда так развлекаешься со своими мужиками? спрашиваю.
Она обняла меня за плечи, и теперь ее лифчик спал ей на руки. Ее розовые сосочки стояли то ли от холода, то ли от возбуждения. Она наклонила голову на бок.
Обычно они называют имена. Меня это неимоверно бесит. Я была и Лизой, и Дашей, и даже Анфисой.
Имя настоящей шлюхи.
Так звали мою матушку. Она улыбнулась. Но в тебе меня завело то, что тебе не нужны имена. Безликий, страстный, животный секс. Именно то, что мне нужно. А сколько имен ты сменил?
Я не менял имен. Я представляюсь своим именем.
Она отвела взгляд на полупустой стакан неподалеку. Протянула руку за ним. Лифчик и вовсе спал.
Меня это выбесило. Я сорвал проклятый лифчик. Она на секунду изумилась.
Я прошептал:
Я хочу тебя придушить.
Она подвинулась вагиной к моему члену я чувствовал ее сквозь трусы и прошептала на ухо:
Я тебя тоже.
Затем она добила свой стакан и толкнула меня на кровать.
Девушка без имени и парень без достоинства. Что может быть хуже и прекраснее, чем их соитие?
Она подняла руки вверх и принялась елозить всем своим телом вдоль моего, словно танцуя.
Она танцует пиздой на мне.
Эта девушка явно росла без матери, но с отцом, который каждый день показывал ей порно.
Приучая маленькую дочурку к взрослой жизни.
Чтобы вернуться к ней и изнасиловать через десяток лет.
Кажется, я помешан на насилии.
Мой член уже болел, моля о том, чтобы дать ему волю.
Я толкнул ее на кровать рядом с собой и рывком стянул с себя трусы. В воздухе забарабанил ее пьяный, очарованный смех, переполненный истомой.
Я взгромоздился над ней и впился взглядом в ее пьяные полузакрытые глаза.
Давай же, сосунок, зарычала она.
Вдруг ее пальцы вцепились мне в спину и шею. Она силой прибила мой рот к своему. Ее язык слился с моим.
Конечно, я тоже был пьян, но даже пьяным я чувствовал, как от этого бренного тела несло алкоголем.
И вдруг меня посетила мысль, что в моей спальне не так уж и сильно пахнет сексом, как казалось.
Я стянул с нее черные кружевные трусики. Она взяла мой член в свою руку и сунула внутрь себя. Я сразу же начал вколачивать.
Не церемонясь.
Как и она.
Сучка извивалась подо мной, как змея, как многоножка.
Я чувствовал ее тепло, и мне хотелось большего. С каждой секундой все больше. Все глубже. Все сильнее.
Я трахал и трахал. Без любви. Без чувств. Просто истребляя нужду в сексе. Обычная природная нужда.
Я не мог уже влюбиться. Я не чувствовал ничего, кроме физического осязания. Не было привязанности. Не было ничего.
Совсем.
Я схватил ее за горло. Она смотрела мне в глаза, но не сопротивлялась.
Я схватил ее за горло, чтобы хоть что-то почувствовать. Большую страсть, большее желание долбить ее, больший страх.
Но снова ничего.
Она закатила глаза. Ее тяжелое дыхание слилось с моим. Кроме удовольствия и ненависти я ничего не ощущал.
Самое настоящее изнасилование.
Она начала постанывать, а я нагонял и нагонял.
Она царапала, резала, терзала мою спину и шею. И стонала.
Еще чуть-чуть и она взорвется. А с ней взорвусь и я.
Я сдавил ей глотку еще сильнее. Я чувствовал приближение.
Второе пришествие! Долгожданное, которого все ждали. Черт возьми, это прекрасно. Да!
Я выпустил все в нее. И, переводя тяжелое дыхание, сполз с нее, весь в поту.
Она прокашлялась. И еще полежала со мной какое-то время. Молча. Также переводя дыхание.
Затем она произнесла:
Хуже среднего.
Она встала и ушла в ванную. Я остался лежать на простыне, отдыхиваясь. Мне уже было неважно, что она думает об этом сексе.
Когда она вышла из ванной, моему взору предстало все ее обнаженное тело. Это сравнимо только с красотой богов.
Идеальный мой вариант.
Я медленно провел глазами по всем чертам ее прекрасного тела. Эта кожа. Гладкая, нежная, хрупкая.
Эти ручки, эти пальчики, эти груди.
Член снова начал твердеть.
Я опустил глаза и заметил шрам чуть выше ее лобка. Длиной, может, в пару-тройку сантиметров вниз. Он скрывался за маленькими черными волосиками, аккуратно выбритым лобком.
Я спросил:
Операция?
Она глянула вниз и ответила:
Слишком большой член.
Я откинулся на кровати, уставившись в потолок.
Дай мне сигарету, говорю, указывая на свою куртку в прихожей. Там, в левом кармане.
Это тебе или мне нужно? Сам встань да возьми.
Она стремительно одевалась.
Ты херли разлегся? Одевайся, нам еще нужно убраться здесь. Говорит она.
Я думал, квартира твоя.
Ей богу, малыш, если ты так думаешь, то странно, что ты вообще не девственник.
Иди нахуй!
Я встал и отправился в ванную. После я оделся. И мы убрались в квартире где-то за час. Не разговаривая. Единственное, может быть, только перекрикивали друг на друга матом.
Готово? спрашиваю.
Насрать, пойдем.
Мы вышли. Она даже не стала дверь закрывать, просто кинула ключи под коврик у соседской двери, брезгливо отряхнула руки и пошла вниз. Я за ней.
На улице уже темнело. В мае темнеет поздно.
Она спрашивает:
Тебя мама не потеряет?
Твоя? Нет. Куда теперь?
К тебе. Или ночуем на улице.
У тебя нет дома? спрашиваю я.
Есть. Но не для тебя.
Кажется, я понял. Ты просто живешь с матерью.
Разве что с твоей.
И поэтому не хочешь позориться. И кто из нас малыш еще? говорю.
Даже если я живу с матерью, то позориться я не хочу лишь перед ней, что я выбрала такого мудака.
Разве мудак может развести взрослую женщину на секс, даже не представляясь?
Все. Молчи. Она махнула рукой и опередила меня на пару шагов.
Пускай идет. Может, наугад она придет в морг.
И тело не придется тащить.
Тупая сука.
Мы дошли до остановки, на которой я укрылся.
Я не буду тратиться на такси. Говорю ей вслед.
Ну и пидор.
Мы простояли около 15 минут на безлюдной, проклятой остановке. Благо все ограничивалось лишь редкими взглядами в мою сторону.
Так она бесила меня меньше.
Когда закрывает свой вонючий рот.
Подошел автобус. Последний рейс. Мы сели.
Доехали тоже молча. Может быть, вечер даже не так уж и плох.
Вышли и пошли в сторону моей квартиры.
Спустя время я все-таки решился спросить ее:
Ты росла с отцом?
Она не торопилась с ответом. Лишь когда мы подошли к двери в мою квартиру, она решилась ответить:
Мать ушла, когда мне было 8. И до совершеннолетия я жила с отцом.
В чем я, впрочем, и был уверен.
Тяжело, наверное, это.
Насрать. Это в прошлом.
Мы вошли внутрь. Запах курицы выветрился.
Ах ты гребаный лжец!
Она прошла сразу в спальню, скинув сумку на диван в гостиной.
Ты спишь здесь. Сказала она.
На твоем месте я бы не стал так верить в себя. Все-таки, ты находишься в квартире маминого мальчика. И в любой момент может прийти мамочка.
Она оскалила зубы.
Можно оформить.
Сколько ж в тебе истомы.
Говорят, трогать родителей и семью слишком святое дело. И слишком греховное. Если это действительно так, тогда меня ждет отдельный котел в аду.
И он раскален.
Если это так, тогда эта сука вообще не должна была появиться на свет.
Маминькин сыночек и папина дочка.
Отличный, рьяный, яростный дуэт, чтобы сорвать шконку с петель, чтобы разбудить всех соседей вокруг, чтобы в дверь постучали полицейские.
Все для нас двоих.
Она кричит с кухни:
Сколько стоит этот виски? А эта водка? Кажется, около 200 рублей за литр, нет?
Тебя это так волнует? спрашиваю.
Само собой. Как мне пить то, во что ты не вложил хотя бы половину своей зарплаты?
Сколько мне заплатить, чтобы смерть забрала тебя уже из моего дома?
Поменьше.
Я услышал, как ударились туфли о пол в спальной. Затем дверь скрипнула. Она выглянула из нее и спросила тихим голосом:
Идешь?
Тихим, сука, нежным голосом. Я даже слегка обмяк. На мгновение захотелось даже перестать ненавидеть ее, и поэтому я спросил:
Есть не хочешь?
Она потупилась на меня.
Дверь в спальню хлопнула. Она растворилась за дверью. Скрипнула койка. Тишина.
Ну и хер с ней.
Побыстрее бы утро. Побыстрее бы она ушла отсюда.
Впервые я жду утра, чтобы разлюбить девушку. Обычно, наоборот.
Впервые я довольствуюсь перед сном лишь дрочкой, пока за дверьми в моей спальне лежит стерва, мразь, шалава и блядь.
Глава 3
Увидимся завтра
Когда я проснулся, ее уже не было. Дверь в квартиру была прикрыта, в спальню на распашку. В гостиной на столе перед диваном лежала записка. Я проигнорировал ее.
Первая мысль выкинуть её и забыть об этой стерве.
Вторая мысль сжечь.
И, наконец, третья прочитать.
Шанс один из трех, что клочок бумажки еще останется в этой квартире, но он выигрышный.
"Увидимся завтра," вот что было написано там.
Тупая наивная стерва.
В гостиную с кухни волокло вонью протухшей курицы. Неужели снова, черт его дери?
Я зашел в ванную и спустил все содержимое желудка в унитаз. Все, что смогло выдержать мое горло. Смыл и отправился одеваться.
Через 15 минут нужно уже быть на работе. Этот коммунист снова будет верещать.
Каждый раз он рассказывает, как раньше было лучше. Каждый раз он кричит о том, что сейчас в кадрах хаос, и о том, что мечта молодежи сейчас не то, что было раньше. Что сегодня им нужен не карьерный рост, не цель главное в жизни, не семья и не любовь. «Для них главное потрахаться и узнать, кто больше выпьет и первый не отключиться! Что за ужасное поколение?»
Он зациклен.
Я ухожу к себе в отдел укладывать коробки и мешки по партиям.
Говорят, здесь же раньше работал некий Эдуард Послов. Тот самый, который уже заработал на книжках об успехе, создал свою философию и продолжает усердно толкать ее в массы.
Проклятые философы.
Что вы смыслите в жизни?
Такие же теоретики, как и Дарвин. Смотрите в пустоту и что-то там видите. Иногда пустота это просто пустота.
Рабочий день подходит к концу.
Что она имела ввиду? Неужели, она будет ждать меня дома после работы?
Как романтично. Более чем уверен, что она спрячет нож под подушку.
Она ведь росла с отцом.
Старик учил, что всегда стоит быть на чеку.
Я иду домой с работы и уже знаю, что там будет лежать протухшая курица на кухне.
Вставил ключ в замок, повернул.
Дверь со скрипом открылась. В гостиной никого, на кухне тоже пусто.
Может, в спальне?
Тоже никого.
В гостиной и спальне пахнет женскими духами. Она была здесь. Может, даже ждала, но не дождалась.
Или ограбила, сучка?
Хотя не смогла бы, у меня нечего воровать, даже парфюм и тот дешевый.
Что ж, ладно, тогда придется искать новую жертву.
И почему я зову их жертвами?
Это же женщины, посланники красоты, посланники Венеры.
Чистейшей красоты создания, только до ужаса сложны их конструкции поведения для понимания.
Я надеваю ту же кофту, те же джинсы и кроссовки, что и вчера. Парфюм. Я готов.
Этот запах женских духов в квартире стоит чем-нибудь перебить. Своим одеколоном это не удастся.
Да хер с ним.
Я захлопнул за собой дверь и вышел на улицу.
Если я иду в магазин, о чем я думаю? Чего хочу купить? Размер, внешний вид, примерная цена, все ли устроит и надолго ли хватит?
С этими мыслями я сидел в очередном баре "Омерзительная тройка" и выглядывал очередную бесценную покупку. В этом заведении было не так мило и уютно, как в "Утоли кипящую жажду", но баб здесь было больше. Больше ласки для глаз. И сложнее выбор. Каждая будто ждет, когда к ней кто-нибудь подсядет.