Я бросаю взгляд влево и замечаю укромно припаркованную «восьмерку». Черную, отпидоренную, «красивую». В салоне горит дохлая лампа и с трудом проглядываются силуэты.
Стою и пытаюсь приглядеться. Она не она?
Она!
Девчонка на пассажирском кресле сидит и с улыбкой слушает своего друга. Тот вцепился в руль, поглаживает его, откинувшись на спинку своего «спортивного» сиденья. Видать, че-то крутое говорит. Девушка переводит взгляд и обнаруживает, что я уже минуты две иступленно пялюсь на них.
«Ну точно, Романова! Ай красава! Вот же повезло мне!» прыгает в голове мысль, и дебильная улыбка расползается по лицу.
Она меня узнала. Дружелюбно кивнула головой, будто через стекло говоря: «Хули ты пялишься, Аксаков? Вали давай!»
Позвольте представить: моя одноклассница, Аня Романова. Веселая, добрая девчонка. Вот только ко мне все время с оскалом. Ну так и я к ней. Если у людей и бывают злые шутки, то они все равно такие добрые, что ли. У этой шутки злые, да еще и противные. Шутки про меня, про мать мою бедную. Про то, что я дурачком уродился, и все в том же духе. Вот обидно мне.
За себя обидно. И за друзей обидно. Ведь над ними только я могу шутить и считаю, что на это есть веские причины. А она, сука, к ним по-доброму, к этой шайке слабоумных шакалов. Вот так и повелось у нас, что на дух друг друга не переносим. Вместо того, чтобы приветствовать друг друга и прощаться, как делают это все нормальные люди, стараемся держаться на расстоянии. Так тише и спокойнее всем вокруг. Ведь я девочек не бью. А вот она руки распустить всегда не прочь.
Вот порой пиздит она меня, я склонюсь в три погибели и на жопу на ее смотрю. Она еще леггинсы свои напяливает так, что чуть ли не до плеч тянет. Там не только трусы видно, там еще чего порой разглядеть можно. Но жопа это да Вот будь эта жопа у любой другой не раздумывая, сделал бы предложение. И жил бы счастливо с жопой этой. Долго бы жил, пока в старости не подох бы от цирроза печени или еще какой благой болезни. Жопа там точно хороша. Сисек нет, а вот жопа
Так и учимся мы с ней вместе уже три года, и как только у нее начался пубертат общаться с ней стало совсем трудно. Но я попробую.
Я выплевываю окурок, высекая искры об асфальт, и пытаюсь спросить у нее издалека, отчетливо шевеля губами: «Отсосешь ему?»
А чтобы было понятнее свободными руками жестикулирую.
«Да, Сашенька, отсосу», озвучиваю в ответ то, что не могу разобрать через стекла закрытой машины.
Смотри там! уже вслух проговариваю я и пальцем грожу. Чтоб блестело там все. Как «восьмерочка»!
В этот момент я сделал самую добрую, самую натянутую улыбку, что мог изобразить. Мне кажется, они слышали, че я сказал, но пока еще не поняли.
Дверь со скрипом открылась.
Ты че, охуел?
Тип оказался куда крупнее, чем показалось сначала. Он и вправду был огромный. Ну ниче. Если и получать по морде, то хотя бы так.
Иди, блядь, отсюда, выродок! пытается подбирать благородные слова паренек.
Спортивные штаны выдают в нем спортсмена. Спортсмен это хорошо. Кому еще плодить здоровую нацию, как не спортсменам? За рулем, трезвый. На вид лет двадцать семь, а клеится к семнадцатилетней девочке.
Педофил, что ли? полушепотом произношу я, чтобы если и прозвучало, то не так грубо. А вообще, лучше, чтобы и не дошло вовсе.
Извините, обознался. Думал, друг сидит, у него такая же «восьмерка», нагло вру я и не краснею, потому что бледный и блевать хочу.
«Вот блин», наблюдаю я, как с хрустом и скрежетом открывается вторая дверь. Вот щас начнется Она-то уж точно слова подбирать не будет.
Ты че, Аксаков, совсем берега попутал? Ты думаешь, я не поняла, че ты там пиздел? Она как-то стремительно преодолела расстояние между нами и шлепнула мена по башке открытой ладонью. Трезвая, наверно.
Бля, прости, я пошутил! извиняюсь я и тут же начинаю неистово хохотать.
Кто еще сосать будет, сука ты, Аксаков! Видно, что ей больно бить ладонью по черепу. Бьет, дура, больно ей, а ведь все равно бьет. А я на жопу ее смотрю. Вот не будь этого гнильца, что сверху, женился бы на жопе этой, а так
Тип смотрит с недоумением. Вот он-то точно по губам читать не умеет. Он точно спортсмен. Аня не спортсмен прочитала. А спортсмен нет. По губам не прочитал. Да и не по губам тоже не прочитал бы. На мое счастье.
А она все верещит свои: «Иди нахуй, Аксаков!», «Чтоб ты помер в кустах, Аксаков!». Верещит и долбит по голове. Уже больно и мне становится, а она все колошматит. Жопа трясется в этих полупрозрачных «штанах», а спортсмен смотрит на нас и не понимает ничего.
Чтоб блестел, сука? Да? не перестает она, и мне тут же надоедает это представление. Я поднимаюсь и делаю два шага назад, с трудом держа равновесие от выпитого. Урод, блядь. Мы с тобой завтра поговорим!
Я не приду завтра. Посмотри на меня! развожу я руками. Я стою-то кое-как.
Да насрать мне! Она прячет опухшую ладонь за спину, и мне становится ее немного жаль. Ты сука
Ладно. Извини. Пошутили, и хватит, я реально подумал, что мне ее жаль. Прям даже растаял, глядя на нее. Прости еще раз, и хорошего тебе вечера.
Перегнул?
Перегнул
Вот именно, она гордо разворачивается и садится обратно в машину.
Спортсмен тоже садится, и видно, как через это дешевое китайское стекло он начинает сыпать на нее вопросами. Эх знал бы он, что я не конкурент нифига. Эта дрянь только со спортиками и тусит.
Я закуриваю еще одну, пусть даже угольки на асфальте от предыдущей не догорели. Пару шагов к скамейке с беленькой и слышу, как дверь «восьмерки» снова открылась.
«Ну все. Пизда» подумал я и развернулся, чтобы гордо начать драку, в которой мне не победить.
Ну вот кто ж знал, что спортсмен кастет с собой носит? Я вот не знал!
Кулак с черным куском стали прилетел мне в бровь. Не увернись я уже заколачивали бы, потому что этот полоумный дегенерат целился прямо в висок. Из брови, чуть выше переносицы хлынула кровь. Ах если бы этот удар был не вскользь Ну точно в гроб бы лег.
Спортсмен с каким-то звериным рыком продолжал на меня кидаться, я споткнулся и рухнул на асфальт, ободрав ладони.
Я уже с жизнью прощался, сидя на жопе, на мокром от воздуха и плевков асфальте.
Вот чего не ждал, так этого: с диким улюлюканьем, прямо из дверей клуба на спортсмена свалилась троица идиотов. Перепитые придурки просто уронили бедолагу на землю своей массой. Один не давал подняться спортсмену, другие занимали позиции, чтобы пинать его по голове. Женька, Юрец и Димон хохотали как гиены, пока били своими кожаными клубными туфлями спортсмена. Я вытер бровь и поднялся.
Аня выскочила из машины и подлетела ко мне, вцепившись в рукав.
Останови своих подпиздышей! Живо! Они же убьют его!
Да ладно тебе. Они же по голове его бьют. Уж от него-то не убудет, отшучивался я, наблюдая за происходящим и ковыряя рассеченную бровь. Ковырять было неудобно, ведь Аня то и дело дергала меня за руку. А я все продолжал. Видишь, как удар держит. Ну точно спортсмен.
Да еб твою мать! выругалась она. Прям грубо выругалась. Сурово так. По-уральски.
Мы еще несколько секунд посмотрели с ней на эту картину. Со стороны все выглядело так, будто она обнимает меня, глядя на падающие небоскребы, а на фоне играет «Пиксис вере из май майнд?».
О-о-отставить избиение лежачего! громко и протяжно выдал я.
Есть «отставить избиение лежачего»! Все трое встали по стойке смирно ровно на тех местах, что заняли для удобства своей расправы.
Ну вы и ебланы выругалась хрупкая девушка. Снова грубо. Снова по-уральски.
Аня начала соскребать своего спортсмена с земли, а мы направились к скамейке. К беленькой. Я еще пару раз невзначай посмотрел, как она нагнулась, а после и думать забыл про ее задницу. Бровь заболела.
Сак, тебе если легче от этого станет, то там тухло было, оправдывался Удилов.
Ага, но вот твой солевой на месте был, подхватил Димасик. Весь танцпол занял
Глава 4
Аксаков и кухня
Саш, я поехала к Насте. Не уходи никуда, сегодня кухня приедет, сквозь сон пробивается в мои уши мать.
Во сколько? я максимально помятый, кое-как приподнимаюсь над кроватью, не в силах открыть правый глаз из-за опухшей брови.
Не знаю. Сказали с двенадцати.
И до конца, что ли?
Ну видимо.
Дверь с грохотом закрылась, и я рухнул обратно на кровать. Суббота не могла не радовать своим присутствием, но вгоняла в тоску тем, что послезавтра опять начнется суета. Пусть я и выпускник, но всякие противные заморочки, вроде выпускных выступлений, доставляют хлопоты.
Каким бы асоциальным я ни был стараюсь участвовать в общей жизни класса. Выступления, инициативные группы. Как бы муторно это ни было это забавно. Сидите вшестером и репетируете роли к предстоящей постановке. Вроде тупо, но что-то в этом есть. Мы с самых младших классов занимались подобной самодеятельностью. И знаете что? Я не боюсь рассказывать вам свою историю только потому, что уже давно перестал бояться людей. Бояться толпы, что смотрит на тебя.
Кто-то скажет, что это все чушь, и перестанет читать. Кто-то увидит здесь себя. Кто-то поймет, что это написали специально для него. Но все это неважно. Важно то, что я добрался уже хотя бы досюда.
Время полдень. Я нехотя встаю и, почесывая голову, иду на балкон. Пачка сигарет, что всю ночь лежала под дождем, уже покоробилась от влаги и выглядит не так презентабельно. Ну а я что? А я закуриваю.
Я стою, и легкий ветерок раздувает волосы. Стою и думаю, что есть тут что-то красивое. И сколько бы я ни плевался на эту маленькую однокомнатную квартиру, хорошее есть. И каждое утро, независимо от времени года, я смотрю на это хорошее. Смотрю на этот вид из окна.
Тут нет ни высоких человейников, ни блестящих офисных зданий, что уходят вверх. Тут только серые панельки, стоящие друг от друга достаточно далеко, чтобы между ними было просторно. И отсюда, с предпоследнего этажа многоэтажки, я вижу небо. Оно простирается до самого горизонта, вдалеке упираясь в другую панельку, что уже не выглядит так массивно, стоя на расстоянии. Неба тут много. Много зеленой травы и молодых листьев внизу. Я стою тут круглый год и наблюдаю, как природа меняется. Снег сменился зеленью, и скоро все вокруг будет таким ярким, таким солнечным, что глаз будет резать от этой красоты.
А потом придет осень, моментально меняя цвета. Я бросаю окурок вниз и смотрю на полянку, что простирается под моими окнами. Тут сплошь заросли кустов и людей, как и всегда, нет. Даже в детстве, кидая пакет с водой, я очень расстраивался, что под моими окнами никто не ходит. У Женьки оживленный тротуар и сбрасывать всякую пакость было весело. У меня не так. У меня можно любоваться красивым небом, в каком виде бы оно ни предстало.
Звонок в домофон застал меня, когда я с трудом выбирался с балкона. Изрядно окосев от первой за день сигареты. Я лениво подошел и взял трубку. На часах было двенадцать.
Да?
Доставка.
Ага восьмой этаж.
Никто ничего больше не ответил. В трубке хрипели помехи и слышно было, как хлопают двери. Лифт загудел, передавая вибрации через бетон, и выиграл мне минуту, чтобы я оделся.
Минута это мягко сказано. Ребята тащили коробки с деревом довольно долго, задерживая лифт на приличное время. Начали слышаться ругательства и шаги, что семенили по ступеням.
«Да ну и плевать», думал я о тех нетерпеливых, что сыпали проклятья. Подумаешь, пройтись пешком. Не вверх же. С другой стороны, у тех, кто поднимался вверх, не было сил ругаться. Они пытались отдышаться, радуясь, что добрались.
Два здоровых мужика быстро занесли в квартиру восемь увесистых коробок и протянули мне бумагу.
Распишитесь. Вот тут, здоровяк ткнул пальцем в лист. И тут.
Без проблем, ответил я и поставил две синие закорючки в накладной.
Ребята аккуратно свернули листок и удалились, считая ногами ступени до лифта.
Спасибо! крикнул я, но ответа не последовало. Они то ли не услышали, то ли им было без разницы.
Я оглядел коробки и начал волочить их на кухню.
«Это меня жизнь так наказывает. За то, что я сделал позавчера со спортсменом», гудело в голове. Так вот опять же: «Не я же спортсмена-то бил. Так, пошутил. Кто ж знал-то, что он вспыльчивый такой. И вообще, он первый начал!»
Пока я оправдывался коробки нехотя и лениво перемещались на выделенное им место. Я даже забыл умыться и почистить зубы, так увлекся, что мало того перетащил все, так еще и распаковал.
В доме никогда не было мужчины. Не было ни отца, ни отчимов, как у многих. Я взял отвертку и шестигранник и принялся читать инструкции. Все просто и предельно понятно. Откладывая одни элементы кухни в сторону, я принялся собирать другие. Время шло, и это маленькое дело захватило меня целиком. Я никогда не думал о том, что не должен таким заниматься. Позиция нахлебника в доме хоть и была мне ближе, но не до такой же степени. Мать всегда говорила: «Саш, будь ты, блядь, мужиком», и я пытался им быть.
Она хорошая. Мать моя. Она одна меня вырастила. Не искала всяких уродов, чтобы облегчить свою ношу. Растила, работала, воспитывала. Я очень благодарен ей, и пусть порой она бывает невыносима, но все же благодарен. Я собрал один шкаф и придвинул его к стене. Пора собирать второй.
Я вот собираю это все, и гордость берет. Я в своей жизни хотя бы уже ящик собрать смог. Кто-то и таким не наделен. Мать придет и увидит, что все готово. И скажет «Спасибо». Скажет, потому что опять придет уставшая от своей сестры, которая ни детей воспитать не может, ни ремонт в доме сделать. Во всем ей нужна помощь. А я? А мать? А мы всегда как-то сами Как-то справлялись.
Мне это от нее досталось. Эта самодостаточность.
Вот так всегда. Я сегодня расскажу Женьке, что собрал целую кухню, а он завоет: «А че меня не позвал?». Ну не позвал и не позвал. А зачем? Я тут и один хорошо справляюсь. А с Женькой вышло бы дольше. Если бы вообще вышло. Он бы по-любому вскочил посреди дня и умчался бы в магазин за пивом или еще какой гадостью. Ни поработать, ни побухать толком.
Завибрировал телефон, и я моментально подхватил его. Мать звонит.
Да? приложил я это старье к уху.
А ты че не в школе? ошарашенно спросила меня мама.
Кухню собираю.
Уже?
Ага
Ну ладно, давай, не буду мешать!
Я хлопнул крышкой телефона и в очередной раз удивился. Если бы не кухня, то мне бы опять устроили лекцию. А так Странно она отреагировала, конечно, ну да и ладно.
К школе у нее хоть и серьезное отношение, но долгие годы упорных попыток привить мне такое же отношение не увенчались успехом. Когда я был в восьмом классе, она вдруг осознала, что если я не хочу, то и впихнуть в меня знания не выйдет. И с тех пор я учился сам. Да и она уже не могла мне помочь. Программа становилась сложнее, и решать квадратные уравнения и дифференциалы ей давалось еще с большим трудом, чем мне.
Телефон вновь зазвонил.
«Забыла что-то?» подумал я и не глядя взял трубку.
Ты че вчера не пришел, а? раздался знакомый голос. Сука ты эдакая!
Романова, ты? Ты где мой номер взяла?
Твой рыжий опездал дал. Поймала его, пока терся в курилке. Ты в курсе, что тебя ищут?
Нет, ну так-то логично. Мы обидели пацана. Теперь и он хочет обидеть нас. Ну тут уж скорее меня. Я не смог быстро придумать какую-то язвительную шутку и просто захлопнул свой телефон.
К тому моменту, как она позвонила вновь, я уже вовсю дырявил перфоратором стены, чтобы повесить антресоль.
Кухню я собрал в этот же день.
Вышло криво.
Глава 5
Аксаков и вальс
Парты были отодвинуты к самым стенам и сложены штабелями в два ряда. Места в классе оказалось очень много. Я всегда старался участвовать в жизни окружающих меня людей. Даже сейчас я пришел, зная, что на меня повесят подготовку к последнему звонку.
Танец, да? пытался переварить услышанное. Ты же знаешь, что я не танцую.