Но дальше июнь.
Найдите место для остановки.
Дальше экзамены. И все пути будут открыты. Но я как-то не хочу идти. Я сижу и смотрю на мента в зеркало заднего вида и думаю о том, кем я хочу быть. Вот как мент понял, что он хочет быть ментом? Или его, как и всех, принесло сюда течением? Он сидит и молчит. Так сдал я или нет?
Выйдите из машины.
Я поднял ручник с характерным треском и отстегнул ремень.
Все. Сдал.
Как? Уже?
Да. Выходи, не задерживай. И про ручник не забывай.
Ого! Понял! Спасибо! Я вылетел из машины и только вслед услышал, что за правами нужно подойти завтра.
Одно увлечение сменяет другое. Все движется меняется. А я не хочу. Мне было хорошо и в нулевом году, когда я в своей шубе бегал по двору и зарывался в норы с Женькой. Тогда все было прекрасно.
Так и выходит, что я плыву сейчас по течению. А так хочется какой-нибудь знак.
Глава 7
Аксаков и апельсины
Юрец стоит у открытой дверцы шкафчика и подкидывает в руках апельсин. Раз подкинул. Потом второй.
Ты есть-то его будешь? спрашиваю я и отодвигаю Юрца от шкафчика. Обычного школьного шкафчика, в который школьники складывают личные вещи. Думаете, гоню? Да нет! У нас в школе стоят шкафчики. Правда, ротация на их получение была какая-то странная. По итогу они вообще оказались заброшены. Я купил замок и повесил его на один из самых приличных шкафов. И теперь он мой. Ну как мой. Еще Юрец упал на хвост.
Потом я показал этот трюк Димону, и он тоже захватил себе шкаф. Это был настоящий рэкет. Или мародерство. Я так и не определился с термином, но шкафчик все же имел.
Я положил свой учебник на верхнюю полку и уперся в гору апельсинов.
Апельсины нам давали раз в неделю.
Сань, ты че застыл?
Юрец, блядь. Выкинь ты свои апельсины.
Да хрен там, а вдруг я решу их съесть?
Я потянулся вглубь и обогнул гору, что свалил Юрец.
Самый зеленый апельсин лежал в моей руке. Я ослабил хватку, и он упал на пол.
Ну все, Юрец. Пора с этим завязывать.
Я выкидывал по одному апельсины на пол, а Юра прижался к моим коленям и выл.
Сак, не выкидывай. Это мое сокровище! Я их полгода копил!
Юрец, ты понимаешь, что еще чуть-чуть и они протекут на наши шмотки?
Юра кинул взгляд вниз шкафа.
«Вот блядь!» подумал я, но делать что-то с этим было уже поздно.
Сак-Сак, а че это ты остановился? Юра потянулся за граненым стаканом, что лежал внизу. Он ухватился за стакан и швырнул его на пол. Тот разбился. Ты сам-то не перебарщиваешь с количеством стаканов в нашем шкафу?
Был за мной такой грешок. Я выходил из столовой со стаканом чая и, допив, решал не возвращаться. Вот и складывал время от времени стаканы в самый низ. Обувь мы не меняли, а значит, нижние полки были без особой надобности. Я совсем забыл про эти стаканы. Ну ниче. Не кинет же он еще один. Я снова выбросил на пол апельсин. В этот раз совсем гнилой. Он упал и растекся по бетону.
Юра посмотрел на меня искоса и швырнул еще один стакан. Разбился.
Мы так и стояли, выбрасывая из шкафа хлам. На шум прибежала Татьяна Александровна и замерла в немом ужасе. Весь пол был улит гнилью и усыпан стеклом. А у шкафа стояли я с Юрой. Юра был чуть ниже и пытался освободиться от моих ладоней, которыми я намеревался его придушить.
Я отчислю вас задним числом, если сейчас же не приберетесь здесь! И даже знать не хочу, откуда это стекло и эти долбаные апельсины!
Суровая женщина чуть охладила наш пыл. Я уж было намеревался покончить с такой бедой, как Юра, облегчив его мучения в этом мире. Мы немного постояли, глядя на кучу, что устроили посреди коридора, а после решили, что нужно убраться тут.
Я положил в шкаф свою ветровку, а когда обернулся Юрца уже не было.
Вот же сука! крикнул я и хлопнул дверцей шкафчика.
Слева от меня стояла Романова, скидывая свои вещи на пустую верхнюю полку ящика по соседству.
Нет, Аксаков вы оба ебланы.
Добывать школьные шкафчики научил ее я. Вот только я не понял, почему она оказалась в соседнем.
Глава 8
Аксаков и отец
Да? я поднял трубку.
Алло, сына?
В динамике отчетливо было слышно пьяный голос отца.
Да, я. Что-то случилось?
Да нет повисло долгое молчание. То ли он думал, есть ли у звонка причина. То ли пытался понять зачем она мне.
Как дела?
Да нормально, вдруг оживился голос, который я не слышал уже очень много времени. Настолько много, что у меня даже номера телефона его нет. Мать звонила. Говорит, что ты на права сдал.
Да.
Что ж. Эт хорошо.
Ага
Мне никогда не было настолько некомфортно. Этот диалог был не просто натянутым. Он был как первая струна, что режет пальцы, собираясь лопнуть от натяжения. Звон: писклявый, протяжный, рвущийся из динамика в моменты молчания. Я хотел положить трубку, чтобы не испытывать этого чувства.
Ну так че, можт приедешь?
Зачем?
Ну как зачем он на секунду задумался. Мать твоя взбучку мне устроила. Просила помочь хоть чем-нибудь.
А Понятно
Ну так че? Приедешь?
Не знаю, посмотрим, как получится.
Да тачку я тебе отдать хочу. Хуль ты мямлишь-то? Ты что, настолько не хочешь ко мне ехать?
Блядь. Заебал, скидывай адрес.
Скидывать? Записывай давай! На долю секунды я почувствовал, как разрядилась атмосфера.
Я не знаю, что он за человек. Он про меня тоже ничего особо не знает. Мать хоть и сдает ему все мои явки, пароли, достижения, но тоже ничего дельного не доносит.
На следующий день я уже ехал к нему.
Час на автобусе, потом электричкой еще час. И пару километров пешком. Мать хоть и отговаривала, но была вполовину менее настойчива, чем обычно. У нее тоже была надежда, что отец, пусть даже таковым является лишь косвенно, но сделает хоть какое-то подношение. Тачку он отдать решил
Я еду и жду подвоха. Потом иду и тоже жду подвоха. Сворачиваю на нужную улицу, жду подвоха, но в глубине души надеюсь на лучшее. Даже «копейка», «пятерка», «шестерка», да что угодно из старого говна, но мне подойдет. Лишь бы ехало.
Я постучал в высокие синие ворота и только потом нашел маленькую кнопочку дверного звонка. Протяжный звон разбудил собак, и они начали лаять что есть сил.
К собакам у меня смешанные чувства. Лают плохо. Не лают сойдет. Главное, чтобы не кидались на меня.
Звук обуви не по размеру шарканьем приблизился к двери. Щеколда щелкнула, и я был готов увидеть отца.
Но открыл не он.
Здравствуйте, обратился я к женщине чуть старше средних лет.
Она не ответила. Рожу скривила и пошла в сторону дома. Большой двор зарос травой и сорняками, а местами валялись собачьи кучи. Все в таком запустении, что я и представить не мог. Окна в доме недосчитывались стекол. Шифер зеленый от мха, а штукатурка местами осыпалась, обнажив кладку.
Ну здарова! прохрипел седой старик, которого я даже не узнал. Он сидел на лавке у входа и, как только его жена скрылась в потемках внутреннего двора, достал бутылку водки. Будешь?
В любом другом случае я не отказался бы.
Нет. Я как-то не фанат.
Это хорошо. Ну садись, что ли.
Я сел на лавку и достал сигарету. Все ждал, когда же он начнет говорить хоть что-то дельное. Я столько лет его не видел, а он просто глушит при мне водку. И молчит. Морщится иногда. И то не всегда.
Мне надоело сидеть и смотреть на это. Это было максимально некомфортно.
Ты Хуй с ним, че там с машиной?
Ну ты даешь. Столько лет не виделись, а ты сразу так.
Ты молчишь. Водочку вкусненькую попиваешь. Ты ведь и так все знаешь, наверное.
Ну в целом-то да.
Ну вот. Если что интересно спрашивай.
А я спрашивать не буду. Я и так все вижу. Годы беспробудного пьянства превратили мужика, полного сил, в старого дряхлого алкаша, что даже сыну дверь открыть не может. Вся его жизнь стала дряхлой и старой. Жена, что стара не по возрасту, дом, что осыпался. Даже в заросшем дворе нет признаков здоровой жизни.
Ты же школу заканчиваешь, да?
Ага.
Куда поступать будешь? Не в техникум же?
Конечно, нет. Я же не просто так одиннадцать лет учился. Поступлю в универ. Не знаю, правда, в какой.
Да хуйня это все.
Не понял.
Универы эти ваши и прочее. Я в твои годы сходил в армию, а потом работал. И ниче, хорошо жил. Ты пока учишься мог бы заработать неплохо.
Я пока в армии тоже мог бы заработать. Но ты про это не сказал.
Нет, ну в армию это надо.
Как скажешь, решил я закончить диалог. Чует сердце, что ничем хорошим он для меня не кончится.
Слушай я вдруг понял, что не могу назвать его отцом. Так где машина-то?
За домом, он махнул рукой, давая понять, что не хочет идти вместе со мной.
Я встал и обогнул внутренний двор, обшитый досками. И перед моими глазами предстала машина, которую я так отчетливо помнил. Помнил не такой.
Передние стекла выбиты и осыпались в салон. Слой пыли и грязи въелся так плотно, что уже стал частью кузова. Гнилые арки, гнилые пороги. Черный сменялся рыжим, пусть и без сквозных дыр. Спущенные колеса и потрескавшаяся резина.
Я долго ходил вокруг, удивляясь, как такой прекрасный автомобиль превратился в это.