А четвертого выстрела не было? спросил Филимонов.
Нет, ответил тенор. Как минимум в течение следующей минуты не было.
Тогда, может быть, первый убитый застрелил второго Нет, не так: первый застрелил третьего который исчез, второй первого Стоп, а кто тогда второго убил? строил догадки надворный советник. А, может быть, тело третьего потому и исчезло, что его ранили, но не убили? Тогда получается так: первый ранил третьего (теперь на руке есть нагар), второй убил первого (теперь и у него тоже) а дальше раненый третий убивает второго и сбегает. Все логично! торжествующе закончил он.
Первое же, что увидел Уваров после этого лицо профессора, выражавшее совершенное удивление быстрой работой мозга при переборе вариантов. «Знай наших, подумал сыщик. Не гении, конечно, но тоже соображаем».
Иван Аронович в свою очередь покачал головой и протянул надворному советнику начерченную схему.
Это была бы интересная версия, Владимир Алексеевич. Но в ней есть, как вы можете видеть, неустранимый порок. Извольте видеть: ни в одного из убитых нельзя попасть под нужным углом, если расположиться на месте исчезнувшего тела это во-первых. И, во-вторых, ни один из убитых не мог под нужным углом выстрелить в противника.
Кроме того, есть еще одно препятствие нагар. Понимаете, в чем проблема: представим на секунду, что один из них, доктор показал на труп, застрелил другого. В результате он каким-то чудом получил на руке следы пороха. Но смертельная рана произведена из обычного современного оружия, которое не дает таких следов.
Скажите, доктор, пораженный неожиданным открытием, схватил руку убитого и выпалил Уваров. А может быть так, что отдельно подожгли порох и несгоревшие частицы нанесли на руки убитым?
Доктор колебался несколько секунд, но в итоге подтвердил, что такое возможно. Если бы существовали методы более глубокого анализа, можно было бы сказать, стреляли они сами или нет. Но таких методов в распоряжении Ивана Ароновича, увы, не было.
А какое оружие может дать такой нагар?
Не знаю, ответил врач. Какой-нибудь мушкет или аркебуза Там, где порох загорается вблизи руки.
Ну вы скажете, доктор буркнул Филимонов. Это какой век? Пятнадцатый? Шестнадцатый? Ну не царь Горох же их застрелил!
Послушайте сюда, молодой человек! ответил врач. Такое оружие до первой трети нашего века все-таки применялись. Тогда капсюлей еще не было.
Какие-то раритетные, хотите сказать? Коллекционные?
Возможно А сейчас, как видите, стандартный патрон с металлической гильзой используется, он достал из ящика маленький цилиндр и поставил на стол. Вот такой вот пулей их, судя по всему, и застрелили.
Из одного оружия стреляли или из нескольких?
Не могу сказать уверенно. Калибр, судя по ранам, одинаковый 7,62 мм. Учитывая расположение тел, я бы предположил, что выстрелы произвели из двух разных пистолетов одной марки.
Именно пистолетов?
Я сомневаюсь, чтобы кто-то стрелял в них из «берданки». По крайней мере, на расстоянии в десять метров в этом нет нужды.
А что показал осмотр одежды? спросил Филимонов.
Доктор пожал плечами: ничего не показал, его еще не проводили, дожидались вас. Вчетвером они подошли к отдельному столу, на котором лежали одежда и вещи убитых.
Уваров кинул взгляд на два плаща, висевшие на гвозде, продырявленные фраки и жилетки, карманные часы, обувь, в которой только театры посещать и с сомнением буркнул себе под нос: у них точно следов алкоголя нет? Что они могли делать в лесу за городом в такой одежде? В такой одежде ходят во дворец или, на худой конец, в оперу.
И, тем не менее, они были именно в этой одежде, прозвенел высокий тенор.
Да я помню, что их нашли как раз в этом, но Черт возьми, как и зачем они явились в лес в такой
Володя, вернемся в участок распорядись опросить извозчиков, секунду подумав, сказал статский советник. Он, видимо, позабыл, что это уже сделано. Вряд ли они пешком пришли: утром гроза была, все дороги в грязи, а у них на ботинках ни пятнышка. Вы их не отмывали?
Как можно? удивился доктор. В каком виде привезли, в таком находятся.
Уваров немедленно начал выстраивать гипотезу: они побывали вдвоем на какой-то пирушке. Где-то под утро все разошлись а наши герои взяли бутылку шампанского, нашли извозчика и поехали продолжать на природу. Приехали, только расположились их укокошили. Извозчик быстро сбежал, чтобы не отправиться на тот свет за компанию, а грабители забрали все, что смогли.
Похоже на правду? развел он руками.
Не очень, задумчиво начал Филимонов. Если они пировали, должны были и выпить. Следов алкоголя нет. Это во-первых. А во-вторых: ты говоришь, грабители забрали все, что смогли а часы? Карманные часы, две штуки это не мелочь, увлекшись, он схватил Уварова за руку и потащил к столу. Тенор засеменил за ними. Гляди, у Званцева это «Павел Буре», извини меня. Несколько сотен стоят. А у Васильевского в кармане лежали несколько тысяч «Брегет». Сомнительно, весьма сомнительно
Владимир Алексеевич попытался спорить в том ключе, что дорогие часы вещь штучная и запоминающаяся. Попробуй грабители ее продать, на них было бы очень просто выйти.
Николай Константинович, представьте себе, что вас ограбили, спросил Уваров, а тенор невольно поморщился. Вот украли у вас эти прекрасные часы их быстро найдут?
Моментально, ответил он и вернулся к осмотру вещей. Они с дарственной надписью Да любая собака в городе вам скажет, что эти часы мне подарила Маргарита Савойская, жена короля Умберто. Это было в сезоне 1890-го года в театре Костанци в Риме. У Станьо тогда открылась простуда и меня попросили его заменить в «Сельской чести» на один спектакль. Не особенно люблю я эту оперу, но
Ну вот я же говорю! торжествующе заметил надворный советник, пропустивший трогательную историю болезни мимо ушей, и продолжил что-то доказывать.
Каменев тем временем начал крутился около плащей. Из правого кармана плаща Васильевского он вытащил лайковые, безумно дорогие перчатки. У Званцева нашлась только баночка леденцов от кашля да по лайковой перчатке в каждом из карманов. Ничего больше.
Почесав затылок, он вернулся к сыщикам и услышал, как Филимонов продолжает опровергать гипотезу.
и еще обрати внимание: брюки. На них есть частицы грязи. Такое ощущение, что убитые долго шли, а затем поменяли ботинки. Но это же ерунда какая-то Ладно, обсудим наши гипотезы потом, подвел промежуточный итог статский советник. Поедемте на следственный эксперимент. Благодарю вас, доктор вы очень помогли.
Об чем речь. Правда, я вас больше запутал, пожал плечами тот и повернулся к Каменеву. Очень рад был познакомиться лично! Вы ведь знаете, наверное, поговорку, что у тенора в голове нет мозгов, потому что там вместо них резонаторы? Так вот у вас там очень даже мозги!
Доктор, что вы такое говорите? улыбнулся тот. Откуда бы у меня верхние ноты взялись, будь у меня мозги? В четверг у нас концерт, не желаете ли посетить я бы приберег билет
Медик рассыпался в благодарностях, и Каменева пришлось уводить не то за шиворот, не то под конвоем: разговор меломанов грозил затянуться до вечера. По дороге в участок тенору пришлось услышать от сыщика пару упреков, что полицейское расследование он сводит к воспоминаниям и музыкально-критическим лекциям. Филимонов слегка шикнул на него, и Владимир Алексеевич умолк.
Когда троица вернулась в участок, сыщики думали о деле, а тенор кто его знает, о чем он думал. Может быть, что о странных выстрелах а может быть, что о гастролях Таманьо легендарного исполнителя Отелло из миланского «Ла Скала».
Дежурный встретил начальство запыхавшимся, довольным и с ящиком, полным револьверов. В нем лежали все модели, которые были на складе улик и которые фигурировали в делах с убийствами за последний год от старинного «Кольта» на пять патронов до самого новенького, только что сошедшего с конвейера бельгийского «Нагана».
Поедемте, Николай Константинович будете слушать. Вспомните звуки выстрелов? Не забыли еще?
Прекрасно помню, ваше высокоблагородие, холодновато кивнул тенор, вспомнивший упрек в пролетке.
Ой, высокоблагородие Просто Владимир Алексеевич. Мир? протянул он руку.
Перемирие, улыбнулся тенор и пожал ее. А там и до мира дойдет. Что до выстрелов, такое трудно забыть. Да и память профессиональная куда же я ее дену?
Карета довезла всех троих на опушку, где уже успела разместиться молодежная компания с плетеными корзинами закусок, покрывалами и гитарой. Звучал какой-то романс в исполнении молодого и статного баритона. «Хороший голос, отметил Каменев. Но уж больно кривляется. Кто так поет о любви? Такими гримасами змей заклинают»
Оставив профессора около кареты, сыщики зачем-то направились в сторону участников пикника и через минуту возвратились вместе с миловидной юной барышней и баритоном.
Милостивый государь, так романсы не поют, не смог промолчать тенор. Дайте гитару!
Коля! крикнул на него Филимонов.
Но было уже поздно. Не обнаружив у баритона гитары, Каменев махнул рукой и без сопровождения запел серенаду Эрнесто. На всю опушку разлетелось нежнейшее «Чудесна ночь чар весенних полна» из «Дона Паскуале». Почти пасторальное звучание серенады сменилось тревожным припевом «Когда умрет твой милый пожалеешь, но жизнь вернуть мне снова ты не сумеешь». Грянуло вставное «си» и тут же затихло, магически став тихим, почти флейтовым звуком.
Николай, ты закончил? Не помешаю? снова вмешался сыщик. Прошу извинить, дамы и господа, что нарушаю ваш концерт, но вы, профессор свидетель, а вы, судари мои, понятые. Убедительная просьба некоторое время не шуметь: мы проводим следственный эксперимент. Как только мы закончим, я сообщу. И просьба не пугаться выстрелов мы стреляем в рамках эксперимента, стреляют специалисты.
Не беспокойтесь, с револьверами сами умеем обращаться, не боимся! прозвенел голосок девушки. Мне, например, подарили двуствольный дерринджер!
Она моментально вынула из ридикюля небольшой, поблескивающий хромированным стволом на солнце пистолетик с белой ручкой: вот, мол, полюбуйтесь, гражданин из полиции мы тоже с оружием знакомы.
Впрочем, даже если бы у всей компании было по пистолету, там не было бы такой коллекции, какую привезла полицейская карета. В ящике лежало 36 моделей: швейцарский «Шмидт» 1882 года, по две модели «Смит и Вессон» и «Лефоше», «Уэбли», «Энфилд», древний «Кольт Патерсон», еще 15 моделей полковника Кольта и другие, несколько менее популярные системы.
Профессор встал на дороге примерно там же, где проезжал сегодня без четверти восемь. Уваров по очереди доставал один револьвер за другим и дважды стрелял из каждого с небольшим перерывом примерно те же 67 секунд.
А из чего стреляете? бойкая курсистка подошла к ящику и один за другим начала перебирать пистолеты. Вот этот похож на «Вебли-Скотт». А можно тоже пострелять?
Мадемуазель! грозно, хотя беззлобно рявкнул Филимонов.
Что такое? спросила барышня, покрутив очередной револьвер и положив его на место.
Ничего, вмешался Уваров. Застрелитесь ненароком а нам отвечать. К тому же оружие лежит в строго определенном порядке, прошу не нарушать
Уложились быстро, в какие-нибудь десять минут: все оружие заранее подготовили к испытаниям почистили, зарядили и пронумеровали. в описи которую тоже сделали заранее.
Последний стреляем, профессор! крикнул сыщик и дважды нажал на спусковой крючок. Готово! Можете спускаться к нам.
Да что вы меня за чахлый цветок принимаете, с ноткой обиды заметила барышня. Вы про всех девушек думаете, что они только о погоде и пустяках на французском умеют говорить? А я вот умею стрелять
Мадемуазель! То, что у вас в сумочке есть пистолет, ничего не значит.
Очень даже значит, меня брат научил. Сводишь целик и мушку
Думаете, так просто? взорвался Уваров и показал на недалекую сосну. До этого дерева метров семь. Не попадете.
Посмотрим, заявила курсистка и достала дерринджер.
Тенор решил сократить путь, пройдя сквозь лесную полоску. Пройдя от дороги уже метров пятнадцать и выйдя из-за дерева, он внезапно увидел небольшой хромированный пистолет, направленный в его сторону, а через мгновение прогремел выстрел. Каменев встал столбом и схватился за грудь, посмотрел на руку: крови на белой сорочке не было. Голова работала, глаза не остекленели, горло давало чистый звук. «Значит я не убит?» подумал он.
Нужно было повернуться и бежать, но он не мог. Вдруг первый выстрел всего лишь случайно не стал для него последним? Он увидел, как черное дуло пистолета направлено на него А каково это: смотреть в этот длинный черный тоннель? Не во время чистки, а так когда напротив стоит человек и направляет тебе его в голову. Поневоле задумаешься: когда же все закончится? Лучше пальни уж, но не мучай: нельзя, невыносимо долго смотреть на ствол но и отвернуться не получается. Какой-то магнетизм, право.
Значит надо бежать бежать по синусоиде, чтобы тяжелее было прицелиться. У нее двуствольный дерринджер, осталась одна пуля, а дальше его надо перезаряжать. Это еще несколько секунд.
В мгновение проносится перед глазами вся жизнь а дальше что? О чем думать дальше, пока мучительно долго тянутся доли секунды? Мозг и так работает быстро, а уж теперь-то, в чрезвычайной ситуации, он должен тарахтеть как новенький «Даймлер». И он беззвучно тарахтит, так что очень быстро задается вопросом «А можно ли было этого избежать? Ведь все же могло быть по-другому?»
Вот она, первая мысль жестокая и глубоко трагичная, потому что в сослагательном наклонении. А мозг наш, если верить учению физиологов, не любит думать о плохом. Как знать может на этом построен весь инстинкт самосохранения?
Так вот: серые клеточки, которые, может, разлетятся через секунду, придумывают план спасения. Всего-то надо чуть-чуть поменять вопрос: «можно ли этого избежать сейчас?» Жаль, что эта мысль приходит в тот момент, когда избежать гибели почти никому не удается о таких вещах надо думать значительно раньше.
И вот теперь, когда человек еще не готов перейти в лучший из миров, а мозг уже все просчитал, он дает последнюю мысль гуманную и успокаивающую: «запомнят ли меня?» Раз уж нельзя удовлетворить инстинкт самосохранения, нужно хотя бы пожалеть гордость.
«Да, наверное запомнят ведь я Кому я вру? тем более сейчас! Жить осталось сколько? Секунду? Две? Вся память про меня набор афиш да воспоминания. Что я для будущих поколений? Исполнитель, о котором никто ничего не знает. Рубини был прав: от художников остаются полотна, скульптуры живут в веках благодаря мрамору. А что остается от певца?
Значит надо бежать или скрыться за деревом. Там двое сыщиков, целый склад оружия. Почему же они медлят? Почему не стреляют в ответ? Почему не скрутят ее? Даже навстречу не бегут! Пропал Или повернуться? Нет, если уж помирать, то хотя бы смотря в лицо убийце. Да стреляй уже, черт возьми!»
И снова все помутнело перед глазами, в голове остался только черный ствол. На заднем фоне нестираемая память дорисовала фигуру в «рациональном костюме» по новой моде специально для поездок на велосипеде и с симпатичной шляпкой «Губерт» из майского «Вестника мод».
Длинный и тонкий палец на спусковом крючке почти судорожно дернулся; в ответ грохнул второй выстрел. В глазах у профессора потемнело, из горла вылетел фальцетный стон. Он уже не искал вида крови: глаза и руки перестали подчиняться ему. Он рухнул на землю и только теперь двое сыщиков кинулись в его сторону. Бросилась к упавшему навзничь и вся компания.