Знаем, знаем, сказал басистый старик сзади Федора Ивановича. Хватит красиво каяться
Произнеся еще несколько торжественных фраз и выбранив еще раз вейсманистов-морганистов, академик открыл собрание и предоставил слово для доклада ректору Петру Леонидовичу Варичеву. Тот поднялся и понес тяжелый живот к трибуне.
Кашалот, пробасил сзади старик, как будто легко трогал самую низкую струну контрабаса. Когда только получил пост, был как Керубино. А сегодня встретил у входа что за физиономия! Как кормовая свекла!..
Пиво и закуски уведут его на тот свет, прошелестел второй старик.
А вы видели Кафтанова? Вот у кого геометрия! Изодиаметрическая фигура!
Наш туда же, хе-хе. По его стопам
Ректор показался над трибуной, разложил бумаги.
Товарищи! глуховатым голосом начал он, глядя в текст. «История биологии это арена идеологической борьбы». Это слова нашего выдающегося президента Трофима Денисовича Лысенко. Два мира это две идеологии в биологии. На протяжении всей истории биологической науки сталкивались на этом поле материалистическое и идеалистическое мировоззрения
Федор Иванович радостно поднял брови: похоже, что ректор составлял свой доклад таким же методом, как и они с Цвяхом. И по тем же источникам.
Василий Степанович в президиуме оторопело смотрел на докладчика, тер затылок.
Неспроста новая советская биология была встречена в штыки представителями реакционной зарубежной науки, читал Варичев, упираясь обеими руками в трибуну. А также и рядом ученых в нашей стране
В президиуме Цвях быстро листал свой доклад и решительными движениями поспешно вычеркивал что-то.
Менделисты-морганисты вслед за Вейсманом утверждают, набрав скорость, читал Варичев, что в хромосомах существует некое особое «наследственное вещество». Мы же вслед за нашими выдающимися лидерами, академиком Лысенко и академиком Рядно, утверждаем, что наследственность есть эффект концентрированного воздействия условий внешней среды
И потек знакомый всем доклад, который в разных вариантах все уже читали в газетах и слушали по радио. В зале начал нарастать легкий шумок, везде затеплились беседы. Но они сразу смолкли, когда в голосе докладчика появилась особая угроза и стало ясно, что он переходит к домашним делам:
И даже в нашем институте нашлись, с позволения сказать, ученые, избравшие ареной борьбы против научной истины девственное сознание советских студентов. Я не буду называть здесь тех, кто нашел в себе мужество и вовремя порвал со своими многолетними заблуждениями. Здесь докладчик все же взглянул в сторону президиума. Поможем им залечивать их раны
Веселый шум пролетел по залу. «Кто же это смеется?» подумал Федор Иванович, оглядываясь. Все вокруг улыбались, один лишь Вонлярлярский нервно подергивался и крутил головой.
Изгоняя из нашей науки менделизм-морганизм-вейсманизм, повысил голос Варичев, мы тем самым изгоняем случайности из биологической науки. Наука враг случайностей. Нам не по пути с теми, кто, используя ядовитый колхицин, устраивает гадания на кофейной гуще, плодя уродцев и возлагая на них несбыточные надежды. Мы без сожаления расстались уже с двумя такими гадателями, и это, по-видимому, не все. Профессор Хейфец, я обращаюсь персонально к вам. До сих пор мы только терпеливо слушали ваши поношения в адрес советской науки и были либеральными свидетелями ваших фарисейских заигрываний с нашей сменой студентами и аспирантами. Вы и ваши скрытые коллеги должны наконец понять, что наступает предел и этому терпению, и этому либерализму. Выбирайте сами, что вам по душе присоединиться к победоносному шествию советских ученых, возглавляемому нашими маститыми знаменосцами, и вместе с нами творить будущее или же, будучи отброшенными на задворки истории, оказаться на свалке вместе с такими приятными соседями, как Мендель, Морган и Вейсман.
Вспыхнули резкие, как стрельба, аплодисменты, стали громче, плотнее. Когда зал утих, Варичев выкрикнул здравицу в честь самой передовой агробиологической науки, развитой в трудах Мичурина, Вильямса, Лысенко. Овация вспыхнула с новой силой, и он, собрав свои бумаги, покинул трибуну.
Следующим оратором был Цвях. Он пространно расхвалил доклад ректора, его чеканные формулировки.
Богатство новых мыслей, высказанных на сессии академии, побуждает и многие годы будет побуждать нас обращаться к стенограмме сессии как к руководящему документу, заявил он. В такие исторические дни два добросовестно подготовленных доклада, посвященные одному и тому же вопросу, обязательно окажутся во многом схожими. Общий источник порождает сходство формулировок. Поэтому я опускаю вступительную часть моего содоклада, поскольку она почти дословно повторяет, к моему я даже не скажу сожалению
Общий смех зала покрыл эти слова. И сам Цвях улыбнулся плутовато, налег на трибуну, посматривая в зал, выжидая. Потом поднял руку, мгновенно успокоил всех и, став строгим, начал читать знакомый Федору Ивановичу текст с обстоятельным анализом учебной и научной работы факультета и проблемной лаборатории. Уклон был отчетливо выражен: комиссия настойчиво обращала внимание всех профессоров и преподавателей на замеченные то тут, то там следы пережитой недавно вейсманистско-морганистской болезни, рекомендовала изжить эти остатки в ближайшее время. Все же комиссия вынуждена была отметить воинственную позицию профессора Хейфеца, его открытое неприятие курса, провозглашенного сессией.
Хотя еще не решен вопрос, что лучше открытая позиция неприятия или замаскированная ложная перестройка, сказал Цвях многозначительно. Маска всегда была и остается тактическим приемом и в то же время верным знаком продуманного и закоренелого упорства со стороны всякой антинаучности
Эти слова его потонули в страшном грохоте аплодисментов.
Открытость неприятия и прямота, продолжал Цвях, выждав паузу, встречаются в обиходе честных ученых и позволяют еще надеяться, что человек способен честно предпринять приложить Фраза оказалась слишком сложной, ее в тексте не было, и Цвях запутался. Приложить усилия, направленные на осознание Изжитие ошибки, и я уверен, что найдутся среди нас что есть много доброжелательных и талантливых ученых, которые смогут путем творческого обмена помочь осознать
«Он хочет протянуть ему руку» подумал Федор Иванович.
Когда председатель комиссии покинул трибуну, в зале поднялся шум ожили все бесчисленные группы собеседников. Академик Посошков долго звонил своим золотым кольцом по графину и вдруг произнес:
Товарищ Ходеряхин!
На трибуне показался знакомый Федору Ивановичу человек с бледно-желтоватым лицом и черными, печально горящими глазами. Разложив свои бумаги, он начал читать, как показалось Федору Ивановичу, ту свою статью из журнала, по поводу которой у них в учхозе был неприятный разговор.
Эту работу, подчеркнул он, смотрел Кассиан Дамианович. И одобрил.
Ходеряхин знал, что московский ревизор сидит в зале, и отвечал ему.
Я тут читал Шопенгаура Шопенгауэра, продолжал он, запустив желтые пальцы в черные волосы и откинув их назад. По залу прокатилась веселая волна. Критически, критически читал, поправился он.
Зал так и грохнул. Послышались хлопки. Председатель коснулся кольцом графина.
У этого реакционного философа есть в одном месте продолжал Ходеряхин. По-моему, подходяще. Кто хорошо мыслит, хорошо и излагает. Это его слова. Я думаю, что мы можем и так сказать: кто темно излагает, тот темно и мыслит. И еще он говорит: непонятное сродни неосмысленному. Я к чему это? Сидел я как-то среди них. Среди вейсманистов-морганистов. Нет, не в качестве разделяющего, уж тут можете не сомневаться, в качестве любопытствующего и ничего не понимающего. По-моему, они сами не все понимают, что говорят. Кроссинговер Реципрокность Аллель Так и сыплют. Я думаю, ясная мысль нашла бы для своего выхода попроще слова. Вот академик Кассиан Дамианович Рядно. Когда говорит все ясно. И подтверждение не таблица, не муха без крыльев, а матушка-картошка! «Майский цветок»! Как Чапаев на картошке доказывает! Или наша Анна Богумиловна на семинарах говорит просто, ясно, любо послушать. И пшеничку кладет на стол, скоро сдаст в сортоиспытание Тут я, товарищи, позволю себе еще одну цитатку
Опять реакционная философия? весело спросил из президиума Варичев.
Петр Леонидович, вы угадали. Она. Но мы это оружие повернем против самих реакционеров. Вот что он пишет, Шопенгауэр: «Если умственные произведения высшего рода большей частью получают признание только перед судом потомства, это он говорит, философ, то совершенно обратный жребий уготован некоторым известным блистательным заблуждениям, которые которые появляются во всеоружии с виду таких солидных доводов и отстаиваются с таким умением и знанием, что приобретают славу и значение у современников» Ходеряхин поднял палец. Таковы некоторые ложные теории ошибочные приговоры опровержения При этом не следует приходить ни в азарт, ни в уныние, но помнить! Он еще выше воздел палец. Что люди отстанут от этого и нуждаются только во времени и опыте, чтобы собственными средствами распознать то, что острый глаз видит с первого раза
Ходеряхин почувствовал подозрительную тишину в зале и остановился. Посмотрев на президиум, где Варичев, как-то странно развесив губы, барабанил пальцами по столу, он отложил целую страницу в своей длинной цитате и закончил:
Вот так, товарищи! Еще такое он говорит: в худшем случае ложное распространяется как в теории, так и в практике и обольщение и обман, сделавшись дерзкими вследствие успеха, заходят так далеко, что почти неизбежно наступает разоблачение. Нелепость растет все выше и выше, пока наконец не примет таких размеров, что ее распознает самый близорукий глаз
Тут оратора прервали чьи-то бешеные хлопки в углу первого ряда.
Браво, браво, товарищ Ходеряхин! пискляво выкрикнул кто-то.
Федор Иванович привстал. Аплодировал Ходеряхину покрасневший от натуги профессор Хейфец. Вонлярлярский с ужасом смотрел в его сторону.
Как говорит мой внук, один ноль! сквозь растущий шум прозвенел бас сзади. Один ноль в пользу Менделя!
Товарищи болельщики! Вы не на футболе, вмешался сзади же запальчивый голос.
Графин непрерывно звенел. Когда страсти улеглись, послышался голос академика Посошкова:
Товарищ Хейфец! Натан Михайлович! Пожалуйста, к порядку Товарищ Ходеряхин! По-моему, достаточно философии. Мы все восхищены
У меня все, сказал Ходеряхин и с грустной улыбкой сошел со сцены и, прежде чем сесть на свое место в первом ряду, пожал руки нескольким друзьям, словно принимая поздравления.
Да, товарищи, да! Давайте не отвлекаться от главного! раздался со всех сторон из динамиков зычный женский голос. На трибуне плавала и колыхалась Анна Богумиловна Побияхо, колыхались все ее подбородки, наплывающие на объемистую грудь, прыгали на груди красные бусы. Давайте вернемся в русло, проложенное для нас исторической сессией. Известно, что менделисты-морганисты отрицают влияние условий выращивания на изменение сортовых качеств. Мутагены, колхицин, рентгеновские лучи, то, что уродует организмы, вот их арсенал. В противовес этому ложному и вредному для производства методу Трофим Денисович, Кассиан Дамианович разработали диаметрально противоположный принцип и показали на практике его действенность. Лично я в своей многолетней работе
Она развернула тетрадку и стала читать подробный доклад о переделке пшениц озимых в яровые и яровых в озимые. Как бы засыпающий ее голос постепенно стал тонуть в общем слитном шуме.
Ф-фу, жара, простонал кто-то. Хоть бы окна открыли.
Федор Иванович оглядел зал и вдруг увидел впереди слева молодую женщину со знакомыми белыми, как сосновая доска, волосами, с толстыми косами, которые на этот раз были соединены на затылке в пухлый калач. Женщина застыла, низко потупившись, и шум зала, как начинающаяся метель, словно засыпал ее снегом. Пристально поглядев на нее, Федор Иванович перевел взгляд на академика Посошкова, тот сидел в президиуме около графина тоже с опущенной головой. Сегодня он почему-то померк, стал бесцветным таким академика Федор Иванович еще не видел
Именно поэтому, вдруг отчетливее и громче загрохотал в динамиках голос Побияхо, именно поэтому я не могу не высказать здесь своего удивления по поводу позиции, занятой Натаном Михайловичем. Мне непонятна его подчеркнутая оппозиция по отношению к нам, его коллегам, к советской науке, непонятны его поза и действия, напоминающие действия известного крыловского персонажа по отношению к питающему его дубу
Федор Иванович потемнел лицом, нахмурился он болезненно переживал всякую бестактность. Еще тяжелее ударил его гром аплодисментов как будто несколько поездов проносились над ним по железной эстакаде. Он опустил голову и уже не слышал окончания речи. Зазвенел графин.
Натан Михайлович Хейфец! объявил председатель.
И сразу зал затих. Профессор Хейфец, бледный, с белыми, как сияние, волосами, в длинной, болотного цвета кофте домашней вязки, слегка согнувшись, спешил к сцене головой вперед. Суетясь, он взошел на трибуну и цепко охватил ее края беспокойными пальцами. Долго молчал, приходил в исступление.
Ругаете! крикнул внезапно, и голос его будто поскользнулся и упал. За что? Разве не у вас всех на глазах я с утра до ночи пропадаю то в лаборатории, то в библиотеке, то на кафедре? Разве вы не видите, что для меня ничто не существует, кроме любимой науки и истины?
Демагогия! крикнул кто-то по соседству с Вонлярлярским.
Тот так и шарахнулся в сторону.
Вас, как вы выразились, ругают за идеализм, послышался улыбающийся голос Варичева. За то, что вы романтик-идеалист и не хотите прислушаться к голосу общественности.
Ничего подобного! Я не романтик и самый строгий материалист. У меня все расчет, достоверность. Подержать в руках, увидеть в микроскоп, проверить химическим реактивом. А вот вы идеалисты и романтики. У вас всё завтра. Ничего в руках у вас не подержишь. Вы против вещества против вещества!!! И гордо заявляете об этом. Подумать только коммунисты и против вещества! У вас в природе происходит непорочное зачатие. По-вашему, если перед овцой я, как библейский Иаков, положу пестрый предмет, она родит пестрых ягнят Почему я хлопал Ходеряхину? Вы, Петр Леонидович, сохраните на двадцать лет текст вашего сегодняшнего выступления. Сохраните. Через двадцать лет мы вам напомним! Увидите, как меняются точки зрения по мере накопления людьми опыта и знаний. Вдумайтесь вы все говорите о передаче по наследству благоприобретенных качеств. То, что говорил Ламарк. Но клетка ведь не может сама себе заказывать свои изменения. Химия и физика это доказали намертво. Вы подождите шуметь, вы сначала постигните это на это нужно время
А вы знакомы со статьей в «Сайенсе»? опять вмешался голос Варичева. Там Джеффри высказал обоснованное сомнение в правоте хромосомной теории
Читал я, читал эту статью. Да, там высказано. Не доказательство, но обоснованное сомнение. Но ведь познание бесконечно! Настоящая наука не претендует как претендуете вы! на стопроцентное конечное знание! И поэтому публикует все новое, что найдет, в том числе и свои сомнения. Мы не боимся тех, кто только и ждет, чтобы ударить в подставленный нами бок. У ищущих истину ударять в подставленный бок не принято. А кто бьет не ищет истины. Ну и что! Может быть, и в плазме есть структуры, связанные с наследственностью. Может быть, откроем! Но то, что уже твердо установлено, от этого мы не откажемся никогда! Сколько бы ни сыпалось брани! Хотя, я понимаю, сегодня мы не найдем правды до самой Камчатки
Товарищ Хейфец, сказал Варичев. Не то говорите. Признать вас правым будет неправота. И такой неправоты, это верно, вы не найдете до самой Камчатки.