Он касается губами ее щеки и закрывает глаза:
Господи, как я счастлив
Все молчат. «Что бы ему еще сказать», думает Вера. У Екатерины Львовны встревоженное лицо. Круглые часы громко тикают.
Владимир Иванович вдруг становится веселым и шумным.
Вот увидите, какой я теперь буду, говорит он, шагая по маленькой столовой. Вот увидите. Я хочу, Верочка, чтобы вы гордились вашим мужем. Я весь мир переверну.
Вера смеется:
Ну конечно перевернете
Вы знаете, на нашем заводе Меня так ценят. Я
Вера улыбается, не слушая. Вот он какой. А она и не знала. Разговорчивый. И чем-то гордится. Она думала, робкий, тихий. А он вот какой.
Ей становится скучно.
Послушайте, Володя. Поедем ужинать. Куда-нибудь, где цыгане. Хорошо?..
Что ты, Верочка? Как можно к цыганам? Вас благословить надо. А ты к цыганам
Ну и благослови, если надо. Но ты ведь, наверное, сама не знаешь, как благословляют. Только поскорей. А потом поедем. Я хочу веселиться
Ресторан. Шампанское. Женщины в светлых вечерних платьях. И все смеются, и всем весело. Или, может быть, притворяются, что им весело. Но Вере грустно, и нет сил притворяться. Она ставит локоть на стол, голова легко кружится, и все кругом кажется смутным и странным.
Цыгане на эстраде. Старые цыганки в пестрых шалях. Какие у них толстые ноги, а цыганки должны быть стройные и молодые.
поют они гортанно и страстно.
Как грустно, вздыхает Вера. А я хотела веселиться. Зачем мы приехали сюда?
Если вам не нравится, поедем в другое место. В какую-нибудь французскую буат[2]. Там веселее.
Но Вера качает головой:
Нет. Останемся. Они хорошо поют. И разве есть место, где мне будет весело?.. Налейте мне еще.
Верочка, ты слишком много пьешь.
Оставь, мама. Слушай лучше.
Вера пьет, закинув голову, и ставит пустой стакан на стол.
Не мешайте мне сегодня жить, повторяет она медленно. Но ведь мне никто не мешает. Никто. И все-таки я не могу жить. Ах, лучше бы я умерла.
Вера, что ты говоришь испуганно шепчет Екатерина Львовна. Не пей больше.
Ты думаешь, я пьяна? Нет. А может быть, и пьяна, я не знаю. Пусть туман колышется. Видишь, как он колышется. Или это дым от вашей папиросы? Отчего вы молчите, Володя? Вам тоже грустно? Хотите выпьем на «ты»?.. Жених и невеста всегда на «ты».
Она протягивает ему стакан, чокается.
«Надо сказать, что-нибудь неприятное», и смотрит ему прямо в глаза.
Я не люблю тебя и никогда не полюблю.
Он роняет стакан, шампанское течет по скатерти, на Верино белое платье.
Глупый, смеется она, захлебываясь, волосы падают ей на лоб, какой глупый. Я нарочно.
Он вытирает ее колени салфеткой:
Ты пошутила?..
Ну конечно. Конечно
поют цыгане.
Вера слушает. Лицо ее снова становится грустным.
Конечно я пошутила. Но слушай. Я не знаю Может быть, ты все-таки будешь несчастным со мною. Даже наверно будешь несчастен. Мне очень жаль вас, Володя Но что же я могу?..
Вера, не пей больше.
Ах, мама. Оставь. Сама не пей, если тебе не хочется. И я больше не обязана тебя слушаться, раз я невеста. Она смеется. Кончилась твоя власть надо мной. Правда, Володя?..
Цыгане уходят. Теперь вместо них на эстраде негры. Гавайские гитары щемяще и томительно звенят.
Что же это такое? растерянно оглядывается Вера. Будто нарочно. Я хочу забыть, смеяться. А они нарочно выворачивают мне душу.
Из-за столиков встают пары, кружатся, медленно раскачиваются.
Верочка, пойдем танцевать.
Танцевать? удивленно переспрашивает она. Разве можно танцевать, когда сердце разрывается? Надо сидеть тихо и слушать. Дай мне папиросу. И все-таки Она кладет теплую ладонь на его руку. Я постараюсь быть тебе хорошей женой, Володя
Он целует ее пальцы.
Смотри, вдруг говорит она, вытягивая шею. Какая у нее шуба, у той черной у окна. Я редко видела такую красивую. Ах какая. Глаза ее суживаются от зависти. Какая чудная.
Владимир Иванович наклоняется к ней:
Тебе очень нравится, Верочка?
Еще бы. Вот вопрос. Посмотри, какая пушистая.
Раз тебе так нравится, надо будет тебе такую же купить.
Мне?.. Ее брови удивленно поднимаются. А ты знаешь, сколько она стоит?..
Но он спокойно улыбается:
Раз тебе нравится
Ты Ты серьезно?
Конечно. Завтра же утром пойдем выбирать.
Но она все еще не верит:
Ты смеешься надо мной. Я даже мечтать никогда не смела. Ведь у меня на пальто кролик.
А завтра у тебя будет белка. Самая лучшая. Какую захочешь.
Завтра?.. Такая широкая, с огромным воротником, на парчовой подкладке?.. Правда? Ах, как я рада, какой ты милый.
Она громко хлопает в ладоши.
Верочка, не шуми, успокаивает Екатерина Львовна. На нас смотрят.
И пусть смотрят. Пусть. Ты только подумай, мама Завтра с утра пойдем покупать. Ах, Володя, теперь я знаю, ты меня любишь. И мне очень, очень весело. И это все вздор. Мы наверно будем счастливы. Я танцевать хочу, Володя. Ах, как мне весело. Как весело
10
Мама, кричит Люка из прихожей. Мама!
Люка зажигает свет. В столовой на буфете записка. «Не жди нас». И даже чая нет. Люка проходит на кухню. На столе грязные тарелки, кусок холодной телятины, жареная, застывшая в жире картошка.
Люка кладет одну в рот, выплевывает невкусно. И снова возвращается в столовую.
Что же могло случиться? Куда они делись? Вот почему Вера ее отослала. Люке грустно и тяжело быть одной. В кинематографе она плакала. Было так похоже на ее, Люкину, жизнь.
Жених бросил невесту, как Арсений ее. И Люка опять все вспомнила. Правда, там в конце все устраивается, но на то и кинематограф. И что же у Люки может устроиться, раз ничего, кроме воспаления легких, и не было?
Люка смотрит на желтые полосы обоев. Полосы как прутья клетки. Люка чувствует себя птицей, запертой в клетке.
Надо лечь. Она медленно раздевается. Как тихо. Как грустно. Даже немного страшно. А вдруг сейчас откроется дверь Люка быстро оборачивается. Нет, дверь закрыта, и войти некому. Надо спать. Она тушит свет и ложится. Занавески неплотно задернуты, зеленый луч уличного фонаря падает на пол. Лучше на него не смотреть. Закрыть глаза и спать. И не думать об Арсении. Но так тихо, так грустно
Люка прижимается щекой к подушке. Слезы текут быстро-быстро, и нельзя их остановить. Она будет плакать так, пока не изойдет от слез, не умрет от любви, нежности и жалости к себе. Она высоко подтягивает ноги, целует свои колени.
Бедная Люка, бедная, ах какая бедная, шепчет она
Тише, Вера, тише. Разбудишь Люку. Не стучи.
Люка сквозь сон слышит легкие шаги и шелест шелка. Она открывает глаза:
Вера, ты?
Вера стоит посреди комнаты вся в белом, свет фонаря падает на нее.
Люка протягивает к ней руки:
Верочка
Шелк шуршит. Платье светлым кругом ложится на пол. Туфли со стуком летят в угол.
Вера подходит к Люкиной кровати:
Подвинься.
Люка отодвигается к стене.
Верочка, как давно ты не ложилась ко мне.
Вера поднимает одеяло, ложится рядом с сестрой и обнимает ее.
Как у тебя тепло.
Люка кладет мокрую щеку на Верино плечо.
Ты плачешь, Люка?..
Это во сне. Я видела дурной сон.
Вот возьми. Вера сует ей в руки что-то холодное и шершавое. Я привезла тебе грушу.
Спасибо
Слезы падают на грушу, и у груши солоноватый вкус.
Слушай. Вера целует Люкины мокрые губы. Слушай, я выхожу замуж.
За Владимира?..
Да. И ты подумай, он купит мне завтра беличью шубу.
Беличью?..
Я так рада. Я буду богатой и тебе подарю что хочешь.
Поздравляю тебя, шепчет Люка, слезы все еще текут из ее глаз. Я бы хотела туфли на белой подошве. Только дорого полтораста франков.
Ничего, куплю. И уроки музыки брать будешь.
Ну, можно и без уроков
Вера прижимается к сестре. От нее пахнет духами и вином.
Я так рада
А ты влюблена, Вера, влюблена?.. шепчет Люка над самым ухом.
Ах, я не знаю. Я рада. Мне было очень грустно, а теперь
Вера легко вздыхает, и Люка отвечает таким же легким вздохом на вздох сестры. Ей тоже было грустно, а теперь Рассказать Вере об Арсении? Нет, лучше помолчать. И может быть, все еще устроится, как в кинематографе. Люка крепче прижимается к сестре и сонными губами целует ее плечо.
Хорошо тебе, Верочка?..
Хорошо
Сонные глаза закрываются.
Спи, Люка
Сплю
11
На столе в вазе большой букет белых роз. Это от Владимира.
Вера сидит на диване, на коленях у нее новая шуба. Она гладит ее, прижимается щекой к меху.
Знаешь, мама, мне кажется, что она живая и чувствует. И не она, а он. Такой пушистый, теплый, милый зверь. И зовут его Мурзик. Непременно живой. Вот, дай руку, погладь его. Чувствуешь, как мех прижимается к ладони? Это Мурзик ласкается. Вера зарывается лицом в шубу. У, милый. И как пахнет еловыми шишками, миндалем, сбруей. Мурзик мой.
Екатерина Львовна смеется:
Ну уж и миндалем
Мама, сыграй что-нибудь, а мы с Мурзиком послушаем. В доме, где невеста, всегда должна быть музыка. Цветы и музыка.
Мне надо жарить котлеты, слабо защищается Екатерина Львовна. Сейчас Люка придет завтракать.
Мама, невесте нельзя отказывать.
Екатерина Львовна садится за рояль. Вера устраивается поудобнее на диване.
Как ты хорошо играешь, мамочка. Вот теперь я чувствую себя настоящей невестой. Такой веселой, почти счастливой.
Звонок Екатерина Львовна идет отворять. В прихожую входит высокая бледная немолодая женщина:
Я хотела бы видеть Веру Алексеевну Вишневскую.
Под короткой вуалькой заплаканные глаза, и руки в белых перчатках слегка дрожат.
Войдите, пожалуйста. Верочка, это к тебе.
Ко мне? удивляется Вера и лениво встает. Шуба падает с дивана и сворачивается на ковре, как громадная серая кошка.
Я пришла Извините меня, путается посетительница. Вы Вера Алексеевна Вишневская?
Вера кивает:
Садитесь, пожалуйста.
Но дама остается стоять.
Простите, я не знаю, с чего начать
Она стоит у окна. Солнце падает прямо на ее лицо, усталое, красивое, со складками у рта и заплаканными глазами.
Я не знаю, поймете ли вы меня Владимир Иванович
Вера быстро поднимает голову:
Ах вот оно что. Владимир Иванович
Да. Он в вас влюблен. Он мне сам сказал. И я Я пришла просить, умолять вас отказать ему. Ради бога. Вы так красивы, так молоды У меня ничего нет, кроме него Она протягивает к Вере дрожащие руки в белых перчатках. Ради бога. Я старая. Пожалейте меня
Вера пожимает плечами:
При чем тут я. Это его вам надо было просить Если он предпочитает вас
Ах нет. Он влюблен в вас. Ему кажется, что он тяготится мной. Но если вы ему откажете он вернется ко мне Ведь мы уже десять лет
Вера трясет головой:
Нет, я не откажу ему. Я ничем не могу вам помочь.
Ресницы быстро моргают под темной вуалькой. По бледной щеке катится слеза.
Какая вы черствая. У вас вместо сердца камень
Всего хорошего, говорит Вера.
Прощайте. Я хотела вас еще попросить Но это тоже напрасно. И все-таки постарайтесь не делать его слишком несчастным.
Вера смеется и снова устраивается на диване.
Ну, это уже касается только его и меня
Екатерина Львовна молча провожает гостью. Вера поднимает шубу с пола.
Какая наглость. Нет, какая наглость, мама. Врываться к чужим людям
Но, Верочка, мне ее очень жаль.
Ах, оставь, пожалуйста. Смешная. Такая старая и еще любить хочет
Но, Верочка, она несчастна
Мало ли несчастных?.. Какое мне дело. Мне так приятно сегодня. Сыграй еще что-нибудь, мамочка.
Вера снова прижимается щекой к меху и закрывает глаза, слушая музыку.
12
Я тебе говорила, Вера, что надо было розовое одеяло купить. А то лиловое совсем как гроб.
Оставь, мама. Мне нравится. И почему непременно розовое? Я ведь не немка, чтобы сентиментальничать.
Как хочешь, соглашается Екатерина Львовна. А обои какие? Тоже лиловые?
Обои в хризантемы, вмешивается Люка. В лиловые и белые. И в птицы. Птицы желтые с большими хвостами. Ужасно красиво. Я знаю, где такие купить можно.
Ах нет, я птиц терпеть не могу. Мне ночью будет сниться, что они меня клюют. Уже девять часов. Сейчас Володя придет.
Вера причесывается в спальне.
Нет. Лиловое одеяло очень красиво Надо купить лиловый бобрик.
Звонок. Паркет тихо скрипит под мужскими шагами. Вера прислушивается, улыбаясь.
«Я гадаю, кто там? Не жених ли? Не жених ли это мой?..» Ах, какой бы он, Владимир, ни был. Пусть в очках, пусть некрасивый. Но он все-таки ее жених. Разве можно хоть чуточку не быть влюбленной в своего жениха?
Голоса в столовой звучат громко. О чем они так? Что случилось?
Вера, Вера, зовет Екатерина Львовна. Иди скорей.
Вера не спеша поправляет складки платья и, стараясь ступать особенно легко и грациозно, выходит в столовую.
Здравствуй, Володя. Что у вас такое?
У Екатерины Львовны испуганное, взволнованное лицо.
Вера, эта дама, эта дама, которая утром приходила, отравилась, почти кричит она.
Вера садится в кресло, расправляет широкое платье и, склонив голову набок, спрашивает, все еще улыбаясь:
Умерла?..
Вера, господи! Как ты можешь?.. вскрикивает Екатерина Львовна.
Нет, нет, торопится Владимир Иванович, она жива. Ее удалось спасти. Она отравилась вероналом Слишком много приняла
Вера слушает с любопытством.
Ну конечно. Все они так. Или слишком мало, или слишком много, чтобы не умереть.
Но она чуть не умерла Доктор говорил
Вера перебивает его:
Чуть не в счет. Если бы по-настоящему отравилась, так и умерла бы. И пожалуйста, Володя, довольно об этом. Мне неинтересно.
Екатерина Львовна хватается за сердце:
Господи, Вера. Какая ты злая. И в кого ты только такая?..
Ах, мама, перестань. Я совсем не злая. Но какое мне дело?.. Пусть она себе живет на здоровье
Вера сидит на кровати матери, обхватив руками угловатые колени.
Мама, быстро говорит она, удивленно глядя на мать, мама, как это случилось, скажи? Ведь еще недели нет, я ждала Арсения и мучилась. А теперь я влюблена в Володю. Да, да, влюблена, хоть и смешно. Влюблена. В особенности сегодня, когда эта идиотка отравилась. Но как это случилось?
Что же, Верочка. Естественно. Он твой жених. Когда станешь его женой, еще и не так полюбишь его, по-настоящему.
Ах нет, мама. Совсем не то. И когда женой стану, наверное, разлюблю. Ты ничего не понимаешь. Это, должно быть, от ожидания, оттого, что с ним целуюсь. Но я влюблена, нетерпеливо и обиженно проговорила она. И скорей бы уже свадьба. Ждать тяжело. Даже часто дышать трудно, как будто сердце распухло. Она на минуту умолкает. Слушай, мама, вдруг спрашивает она, а ты Как ты можешь?
Что могу? О чем ты, Верочка?
Ну, как ты можешь, нетерпеливо продолжает Вера. Как ты можешь спать одна? Разве тебе не тяжело?
Екатерина Львовна поднимает брови и краснеет:
Вера! Что ты говоришь! Ведь я твоя мать.
Ну и что же, что мать? Уважать тебя надо, бояться? Нет, нет. Вера, смеясь, обнимает мать и целует ее в шею. Я тебя люблю, ужасно люблю, вот и все. И мне тебя жаль. Да, жаль.
Оставь, оставь. Задушишь.
Тебя никто не целует, так хоть я. Моя красивая, моя молодая мама.
Екатерина Львовна смущенно отбивается от дочери:
Ну довольно. Успокойся. Полежи тихо. Хуже Люки.
Вера вытягивается поверх одеяла рядом с матерью.
Нет, мне серьезно жаль тебя, мамочка. Тебе непременно надо еще замуж выйти. У тебя такие плечи, такие глаза, такие губы. Тебе нельзя быть вдовой.
Глупости все это, Верочка. Но как ты нервна!
Ах, я совсем не нервна. Я влюблена, я счастлива. И я хочу, чтобы все были счастливы, и прежде всего ты.
Вера снова целует мать:
Мамочка моя милая. Мама-кролик. Мама-персик. Мама-соловей. Помнишь, как я тебя в детстве звала?
Екатерина Львовна нежно гладит ее темные волосы:
Странная ты. Такая ласковая, а сердца у тебя настоящего нет, и никого ты не любишь. Как кошка. Ну, иди спать. Дай я тебя перекрещу. Уже поздно.
Спокойной ночи, соловей мой.
Вера целует еще раз мать и, соскользнув с постели, бежит, смеясь, к себе.
Люка еще не спит. Она лежит в темноте с закрытыми глазами, сложив руки на простыне.
Вера тихо проходит мимо нее, кровать легко скрипит, шуршат простыни.
Вера, зовет Люка, Вера, послушай.
Ты не спишь, Люка? Уже поздно.
Послушай, Вера.
Ну что?
Я все лежу, думаю о тебе и не могу заснуть.
Вера тихо смеется: