Я отодвинулся и закрыл дверь, оставшись незамеченным. Луиза сидела на полу в гостиной. Она взялась было за уборку, но не закончила, уткнувшись в книгу.
А, это вы! рассеянно сказала она, словно успела забыть о моем существовании. Ну что, закончили?
Должны ведь быть и другие бумаги, сказал я. Письма, счета, кассовые книги вот это все.
Их забрала полиция.
Я сел на диван напротив нее.
А кто обратился в полицию? спросил я. Дженни?
Луиза наморщила лоб:
Нет. Кто-то пожаловался в полицию, что благотворительная организация не зарегистрирована.
Кто?
Не знаю. Кто-то получил такое письмо и решил проверить. Половины спонсоров, которые перечислены в шапке письма, просто не существует, а другие ни сном ни духом ничего не ведают.
Я поразмыслил и спросил:
А что заставило Эйша смыться именно в тот момент?
Мы не знаем. Возможно, кто-то еще и по телефону позвонил с жалобами. Так что он сбежал, пока была возможность. Его не было уже неделю, когда пришла полиция.
Я положил на журнальный столик квадратную белую коробочку.
Откуда брался этот полироль? спросил я.
В какой-то фирме закупали Дженни отправляла заказы, и его доставляли прямо сюда. Никки знал, где брать.
А где бланки заказов?
Их забрала полиция.
А эти письма с просьбами о вспомоществовании их кто печатал?
Она вздохнула:
Ну Дженни, конечно. У Никки были другие, точно такие же, только в них стояло его имя там, где на этих имя Дженни. Он объяснял, что теперь не имеет смысла рассылать письма с его подписью и адресом, потому что он переехал. Он, видите ли, заботился о том, чтобы дело не стояло
Ну а то как же! сказал я.
Она чуточку рассердилась:
Ага, вам-то хорошо насмехаться! Вы с ним не встречались. Вы бы ему тоже поверили, точно так же как и мы.
Я промолчал. Кто его знает, может, и поверил бы.
Все эти письма, сказал я. Кому их рассылали?
У Никки были списки имен и адресов. Тысячи имен и адресов.
А они у вас остались, списки эти?
Она вздохнула:
Нет, он их с собой забрал.
А что это были за люди?
Это были такие люди, у которых имеется старинная мебель и которым ничего не стоит отдать пятерку на благотворительность.
А он не говорил, где он взял эти списки?
Говорил, ответила Луиза. В офисе благотворительной организации.
А кто надписывал и рассылал письма?
Конверты печатал Никки. Да, можете не спрашивать, на моей машинке. Он очень быстро печатал. По несколько сотен в день. Дженни подписывала письма своим именем, а я их обычно складывала и прятала в конверты. У нее часто сводило кисть оттого, что приходилось так много писать, и Никки ей иногда помогал.
Подписывался ее именем?
Ну да. Он копировал ее подпись. Он тыщу раз это делал. С виду было просто не отличить.
Я молча смотрел на нее.
Да знаю я, знаю! сказала Луиза. Мы сами виноваты. Но понимаете, с ним весь этот тяжкий труд по рассыланию писем казался таким веселым! Как игра. Он непрерывно шутил. А, вам не понять! А потом, когда начали приходить чеки, стало очевидно, что дело стоит наших усилий.
Кто рассылал полироль? угрюмо спросил я.
Адреса на наклейках печатал Никки. Я помогала Дженни клеить их на коробки, запечатывать коробки скотчем и носить их на почту.
А Эйш с вами не ходил?
Нет, он был занят, он печатал Мы их на почту возили в таких сумках на колесиках.
Ну а чеки? Я так понимаю, что все оплачивала сама Дженни?
Да.
И долго все это длилось? спросил я.
Пару месяцев после того, как мы отпечатали письма и привезли полироль.
А много было этого полироля?
Ой, кучи, по всему дому. Его привозили в этих здоровенных картонных коробках, по шестьдесят штук в каждой, уже упакованным. Вся квартира была им заставлена. На самом деле, под конец Дженни собиралась заказать еще, а то он у нас почти кончился, но Никки сказал, пока не надо, мол, сперва разошлем остатки, а потом устроим перерыв, прежде чем снова взяться за дело.
То есть он в любом случае рассчитывал свернуть лавочку, сказал я.
Ну да, нехотя сказала Луиза.
И сколько денег Дженни отнесла в банк? спросил я.
Луиза посмотрела исподлобья:
Где-то тысяч десять. Может, чуть побольше. Некоторые же присылали намного больше пяти фунтов. Пара человек прислали по сотне и написали, что полироль им не нужен.
Даже не верится.
Деньги просто хлынули. Чеки и до сих пор поступают. Но теперь их с почты относят прямиком в полицию. Они уже замучились отсылать их обратно.
А как насчет той коробки с письмами в комнате Эйша, где сказано, что «чек прилагается»?
А это все люди, чьи деньги были положены в банк и которым отправили полироль.
Полиции эти письма не пригодились?
Луиза пожала плечами:
Во всяком случае, забирать их они не стали.
Вы не против, если я их заберу?
Да, пожалуйста.
Я сходил за коробкой с письмами, бросил ее у входной двери, потом вернулся в гостиную, чтобы задать еще один вопрос. Луиза снова уже погрузилась в книжку и отвлеклась на меня без энтузиазма.
А как Эйшу удалось снять деньги со счета?
Он принес в банк напечатанное на машинке письмо с подписью Дженни, где говорилось, что она хочет забрать деньги, чтобы вручить их благотворительной организации наличными на ежегодном торжественном обеде, и подписанный Дженни чек на все деньги до последнего пенни.
Но ведь она же не
Нет. Это все он. Но я видела это письмо и чек. Банк передал их полиции. Ни за что не скажешь, что это не почерк Дженни. Сама Дженни и то отличить не может.
Она грациозно поднялась на ноги, оставив книгу на полу.
Ну, вы уже все? с надеждой спросила она. А то у меня столько работы Я сильно выбилась из графика из-за Никки.
Она прошла мимо меня в коридор, но, когда я вышел следом за ней, она вывалила на меня еще одну неприятную новость:
Банковские служащие Никки не помнят. Они привыкли каждый день выдавать наличные тысячами на зарплату: в Оксфорде очень много предприятий. Они помнили, что с этого счета снимала деньги Дженни, а до момента, когда полиция явилась с расспросами, прошло дней десять или даже больше. Никки там вообще никто не запомнил.
Профессионал, сухо сказал я.
Боюсь, что да, судя по всему.
Она открыла дверь, я наклонился и неуклюже поднял коричневую картонную коробку, стараясь не уронить белую коробочку, которую пристроил сверху.
Спасибо за помощь, сказал я.
Давайте я вам коробку вниз отнесу.
Сам управлюсь.
Она заглянула мне в глаза:
Да уж конечно. Гордость-то куда денешь?
Она решительно отобрала у меня коробку и направилась вниз. Я пошел следом, чувствуя себя идиотом. Мы спустились на площадку перед домом.
Вы на машине? спросила она.
Машина за домом, но
С тем же успехом можно было спорить с морским приливом. Я поплелся за ней, махнул рукой в сторону своего «скимитара»[6], открыл багажник. Она плюхнула коробки внутрь, я закрыл багажник.
Спасибо, повторил я. За все.
В ее глазах снова появился намек на улыбку.
Если вспомните еще что-нибудь, что могло бы помочь Дженни, сказал я, дайте мне знать, ладно?
Оставьте мне адрес.
Я выудил из внутреннего кармана визитную карточку и протянул ей:
Там все есть.
Хорошо.
Она ненадолго застыла с выражением на лице, которое мне не удалось истолковать.
Знаете что? сказала она. По сравнению с тем, что рассказывала Дженни В общем, я вас себе совсем не так представляла.
Глава 5
Из Оксфорда я поехал на запад, в Глостершир, и прибыл на конеферму Гарви в почтенное, вполне подходящее для воскресных визитов время в половине двенадцатого.
Том Гарви стоял во дворе конюшни и разговаривал с конюхом. Как только я затормозил, он стремительными шагами направился в мою сторону.
Сид Холли! воскликнул он. Вот это сюрприз! Чего тебе надо?
Я скривился в открытое окно машины:
Ну почему, как только люди меня видят, сразу думают, будто мне чего-то надо?
Ну а как же иначе, а? Лучшая ищейка в нашем деле это все говорят. Даже мы, деревенские олухи, наслышаны про тебя, наслышаны даже тут, в нашей глухомани!
Я улыбнулся, вылез из машины и пожал руку шестидесятилетнему прохиндею. Тому Гарви до «деревенского олуха» было не ближе, чем от мыса Горн до Аляски. Здоровенный бычара, исполненный неколебимой уверенности в себе, с зычным властным голосом и пронырливой цыганской натурой. Его рука, которую он мне протянул, была жесткой, как его деловые повадки, и сухой, как его манеры. С людьми он был суров, с лошадьми нежен. Бизнес его процветал, и если я лично поверил бы в чистоту родословной каждого жеребенка на конюшне только после тщательного анализа крови, то я, вероятно, все же был в меньшинстве.
Ну так что, Сид, за кем охотишься? спросил Гарви.
Кобылку одну повидать приехал, Том. Говорят, она у тебя стоит. Так, из интереса.
Да ну? Которую же?
Бетесду.
Усмешка Тома мгновенно исчезла, как не бывало. Он сощурился и резко спросил:
А что Бетесда?
Ну Вот скажем: она у тебя жеребилась?
Бетесда пала.
Что-о?!
Что слышал. Пала Бетесда. Пошли-ка лучше в дом.
Он развернулся и зашагал прочь, хрустя гравием. Я пошел следом. Дом у Тома был старый, темный и душный. Вся его жизнь была сосредоточена снаружи в левадах, денниках и маточниках. А внутри стояла тишина, гулко тикали массивные часы, и не было даже намека на воскресное жаркое.
Сюда.
Это было нечто среднее между столовой и конторой: в одном конце массивный старый стол и стулья, в другом шкафы с папками и продавленные кресла. Никаких попыток навести марафет, чтобы угодить клиентам. Все покупки делались снаружи, с копыт.
Том привалился к письменному столу, я сел на подлокотник одного из кресел. Не тот был разговор, чтобы рассиживаться с удобствами.
Ну, выкладывай, сказал Том, с чего тебе вздумалось расспрашивать про Бетесду?
Просто хотелось узнать, что с нею стало.
Не надо со мной так, приятель. Ты бы не прикатил сюда ко мне просто так, из интересу. Зачем тебе нужно это знать?
Клиент хочет выяснить, сказал я.
Что за клиент?
Если бы я работал на тебя, сказал я, и ты меня попросил держать язык за зубами, ты бы рассчитывал, что я всем разболтаю?
Он смерил меня недовольным, пристальным взглядом:
Нет, приятель. Пожалуй, не рассчитывал бы. Ну и насчет Бетесды думаю, это не секрет. Она умерла родами. И жеребенок тоже. Это должен был быть жеребчик. Но он был мелковат.
Очень жалко, сказал я.
Он пожал плечами:
Ничего, бывает. Хотя и нечасто. Сердце у нее не выдержало.
Сердце?
Ага. Понимаешь, жеребенок шел не тем концом, и кобыла тужилась дольше, чем следовало. Жеребенка-то мы у ней внутри развернули, когда поняли, что дело плохо, но она вдруг взяла да и рухнула. Мы ничего и сделать не могли. Посреди ночи, разумеется, как оно обычно и бывает.
А ветеринара не вызывали?
Да был у нас вет, рядом стоял. Я его вызвал сразу, как мы увидели, что у нее началось, потому что был шанс, что дело обернется плохо. Первый жеребенок, шумы в сердце, все такое.
Я слегка нахмурился:
А у нее что, были шумы в сердце, когда ее к тебе привезли?
Были, конечно! Потому ее и со скачек сняли. Да ты, приятель, о ней ничего не знаешь, что ли?
Нет, не знаю, ответил я. Расскажи.
Он пожал плечами:
Она стояла у Джорджа Каспара, само собой. Владелец хотел от нее жеребят, исходя из результатов, которые она показывала в два года, поэтому мы ее свели с Тимберли. Должен был получиться неплохой спринтер, но вот видишь, человек предполагает и все такое.
А когда она пала-то?
Да с месяц назад, наверно.
Ну что ж, Том, спасибо. Я встал. Спасибо, что уделил мне время.
Он оттолкнулся от стола:
Эк оно жизнь-то обернулась, а? Ездишь, вопросики задаешь Как-то оно не вяжется с прежним Сидом Холли, который так ловко брал препятствия.
Все меняется, Том.
Ну да, наверно Но могу поспорить, тебе всего этого не хватает вот этого рева трибун, когда заходишь на последнее препятствие и твой конь его берет, да? Его лицо светилось былым восторгом. Ей-богу, приятель, вот это было зрелище! Как ты тогда даже не представляю, как ты это сумел!
Наверно, он это говорил из самых лучших побуждений, но мне отчаянно хотелось, чтобы он заткнулся.
Да, конечно, не повезло тебе с рукой-то. Но стипль-чез дело такое. Кто спину сломает, кто еще чего Мы двинулись к двери. Кто пошел в скачки с препятствиями, тот пошел на риск.
Точно подмечено, сказал я.
Мы вышли на улицу и направились к моей машине.
Но я смотрю, ты недурно управляешься с этой штуковиной, а, приятель? Машину водишь, все такое.
Да, все нормально.
Ага.
Он знал, что все совсем не нормально. Он хотел дать понять, что он мне сочувствует, и старался как мог. Я улыбнулся ему, сел в машину, помахал на прощание и уехал.
В Эйнсфорде все сидели в гостиной и пили херес перед обедом: Чарлз, Тоби и Дженни.
Чарлз налил мне стаканчик сухого хереса, Тоби смерил меня взглядом, как будто я только что вылез из свинарника, а Дженни сообщила, что говорила по телефону с Луизой.
Мы уже думали, что ты сбежал. Ты от нее два часа назад уехал.
Сид не из тех, кто сбегает, сказал Чарлз, словно сообщая всем известный факт.
Ну, уковылял, сказала Дженни.
Тоби ехидно ухмыльнулся, глядя на меня поверх своего стакана, самец, торжествующий из-за того, что сумел отбить самку у другого самца. Интересно, он хоть понимает, до какой степени Дженни была привязана к Николасу Эйшу? Или ему все равно?
Я пригубил херес сухой, кисловатый вкус, как нельзя более подходящий к ситуации. Уксус подошел бы еще лучше.
Где вы покупали весь этот полироль? спросил я.
Я не помню.
Дженни говорила отчетливо, выговаривая каждый слог: мол, не хочу и не буду.
Дженни! воскликнул Чарлз.
Я вздохнул:
Чарлз, в полиции есть бланки заказа, на которых указаны название и адрес фирмы, торгующей полиролем. Вы не могли бы попросить вашего друга Оливера Квейля отправить в полицию запрос об информации и переслать ответ мне?
Сделаю! сказал Чарлз.
Лично я не вижу, произнесла Дженни все тем же тоном, каким образом сведения о том, кто продает этот полироль, могут хоть на что-то повлиять.
Похоже, Чарлз в глубине души был с ней согласен. Я не стал ничего объяснять. Тем более велика вероятность, что они правы.
Луиза говорит, ты там копался целую вечность.
Луиза мне понравилась, мягко заметил я.
Носик Дженни, как всегда, выдал ее недовольство.
Она тебе не ровня, Сид, заметила она.
В чем именно?
По части мозгов, мой дорогой.
Кто-нибудь хочет еще хереса? мягко вмешался Чарлз и, взяв графин, принялся снова наполнять стаканы. Мне он сказал: Насколько я знаю, Луиза в Кембридже была лучшей по математике. Мне случалось играть с нею в шахматы ты бы без труда ее обыграл.
Можно быть гроссмейстером, сказала Дженни, и при этом тупым одержимым параноиком.
Дальше был обед, прошедший в такой же приятной атмосфере, а потом я поднялся наверх и принялся складывать свои немногочисленные пожитки в чемодан. Пока я этим занимался, в комнату вошла Дженни и принялась за мной наблюдать.
Ты почти не пользуешься этой рукой, сказала она.
Я промолчал.
Вообще не понимаю, зачем она тебе.
Дженни, хватит.
А если б ты сделал, как я просила, и бросил эти свои скачки, ты не остался бы без руки!
Наверно, да.
У тебя была бы нормальная кисть, а не какой-то огрызок культя дурацкая!
Я швырнул в чемодан пакет с умывальными принадлежностями несколько сильнее, чем следовало.
Но для тебя важнее были скачки. Скачки, скачки, скачки! Спорт, победы, слава! А для меня у тебя места не нашлось. Так тебе и надо! Мы бы и теперь были женаты у тебя была бы нормальная рука если бы ты бросил свои драгоценные скачки, когда я об этом просила! Но чемпионство для тебя важнее!
Мы все это уже двадцать раз обсуждали, сказал я.
А теперь у тебя ничего не осталось. Ничего! Надеюсь, ты доволен.
Зарядное устройство стояло на комоде, в нем торчали два аккумулятора. Она выдрала вилку из розетки и шваркнула зарядку на кровать. Аккумуляторы выпали из гнезд и остались лежать на покрывале вперемешку с зарядкой и проводом от нее.