Говорили. До этого мы еще дойдем. А пока взгляните на этот документ. Вы узнаете свою руку?
Адам взял протянутую бумагу. Беглого взгляда на документ оказалось достаточно. Да это написано его рукой. Он начал читать:
« Первый секрет, как управлять людьми и властвовать над общественным мнением сеять раздор, сомнение и создавать враждебные точки зрения столько времени, сколько потребуется, чтобы люди, растерявшись в этом хаосе, уже не могли в нем разобраться и пришли к убеждению, что, когда речь идет о государственных делах, лучше всего не иметь личного мнения. Нужно разжигать страсти народа и создавать бесцветную, похабную и отталкивающую литературу.
Зависть, ненависть, споры и войны, лишения, голод и распространение эпидемий должны истощить народы настолько, чтобы люди уже не видели иного решения, кроме как полностью отдаться под власть иллюминатов.
Надо будет приучить народы принимать видимость за чистую монету, довольствоваться поверхностным знанием, искать лишь собственного удовольствия, тратить все силы в бесконечной погоне за новым и в конечном счете последовать за иллюминатами».
Адам не стал читать дальше и бросил бумагу на стол воскликнув:
Но я никогда этого не писал!
Но почерк свой вы узнаете?
Почерк очень похож на мой, но я никогда этого не писал. Где вы это взяли?
Этот документ лежал в кармане убитого вами Якоба Ланца.
Бред! Зачем мне убивать кого-то, кому я, якобы, дал компрометирующий меня документ? Вы говорили с бароном фон Книгге?
Говорили. И он сказал, что никакого письма вам не писал. А когда ему показали этот документ, он узнал ваш почерк.
В таком случае, я уверен, что все это подстроил Адольф! Я не знаю зачем он это сделал, но
Перестаньте, господин Вейсгаупт. Послушайте лучше меня. Я вам расскажу, как было дело.
Сделайте милость. Мне даже интересно стало. Вейсгаупт изобразил иронию на лице и скрестил руки на груди.
Вы написали инструкции для своего филиала, скажем, в Силезии
У меня нет филиала в Силезии!
Не важно. Пусть не в Силезии. Вы написали инструкции для своего филиала и передали их Якобу Ланцу. Вы отправились его проводить и проинструктировать, что под страхом смерти нельзя передавать эти бумаги в чужие руки. Тогда Ланц потребовал, чтобы вы рассказали содержание документов. Когда вы выполнили его требование, он испугался и отказался выполнять ваше поручение. Вы убили его, чтобы он не смог разгласить тайну. Вы хотели забрать документы из кармана убитого, но вам помешал сторож часовни. Вы испугались и убежали. А за ночь придумали историю с письмом барона фон Книгге и исчезающими чернилами.
Бред!
Ну, сказать «бред» это просто. Вы попробуйте найти разрыв в логике.
Да какой логике? У вас все строится на предположениях! Где доказательства?
Следователь позвонил в колокольчик и приказал появившемуся полицейскому ввести сторожа часовни. В кабинет вошел рябой мужик, который напугал Адама возле часовни.
Узнаешь ли ты этого человека, обратился к нему следователь.
Узнаю, ваша милость.
При каких обстоятельствах вы встречались?
Чего?
Я спрашиваю: где и когда ты его видел?
Так это, четвертого дня возле часовни я его и видел.
И что он там делал?
Так это, по карманам убитого шарил.
Ты хорошо его разглядел? Это точно он был? Ведь уже полночь была.
Он, ваша милость, больше некому. Я, когда подошел, как раз молния сверкнула.
Хорошо, подпиши вот здесь.
Так это, не умею я, ваша милость.
Ну крест поставь.
Выпроводив свидетеля, следователь улыбнулся арестованному:
А вы, господин Вейсгаупт, говорите, что нет доказательств.
У вас их и нет. Показания этого вашего сторожа не опровергают моей версии, что меня кто-то подставил.
Суд разберется, господин Вейсгаупт, чья версия лучше: моя или ваша.
Следователь вызвал конвой и отправил арестанта в камеру. На этот раз Адам осознал, что до суда его не выпустят. Значит нужно готовиться долгие месяцы провести в этой камере. Придется выработать правила поведения, составить распорядок дня. Но сначала нужно выяснить, можно ли здесь читать и писать. Адам забарабанил в дверь камеры, крича: «Позовите следователя, хочу следователя». Но подошедший надзиратель сообщил, что следователь уже ушел и будет только завтра утром.
Это была первая ночь, позволившая Адаму отоспаться. Проснулся он от скрипа открываемой двери.
К следователю, коротко приказал надзиратель.
Адам шел, уверенный, что причиной вызова к следователю была его вчерашняя выходка. Поэтому он, не дожидаясь вопросов, заговорил первым.
Я хотел спросить, господин следователь, можно ли в камере читать и писать?
Зачем это вам? Я вас отпускаю. Вы были правы: доказательства у нас косвенные. А этот свидетель Когда начали выяснять, кто он такой, оказалось, что в этой часовне уже давно нет сторожа. Так что обвинение в убийстве я с вас снимаю. Скорее всего, его убила молния, а вы, увидев это, решили забрать свои документы. Их, уж не обессудьте, я отправлю его светлости курфюрсту. Пусть там наверху с ними разбираются. Это не моя епархия. Да и просят за вас важные люди. Так что можете идти.
Смысл такого длинного монолога до Адама начал доходить лишь к его концу. За него кто-то попросил, и его отпускают!
Я могу уйти прямо сейчас? уточнил Вейсгаупт, боясь поверить в такое счастье.
Да, идите.
Адам вскочил со стула и уже через мгновение оказался на улице. Напротив двери полицейского участка стоял черный открытый возок, а в нем сидел граф Сен-Жермен.
Это вы, мессир, вытащили меня отсюда? кинулся к нему глава иллюминатов.
Это было не сложно. Гораздо сложнее будет спасти вас от преследований курфюрста. Вам нужно покинуть пределы Баварии. У вас есть, где укрыться?
Никогда не думал об этом
Ну, может в вашем ордене есть какой-нибудь барон с большим поместьем за пределами Баварии?
Может быть, герцог Франц Саксен-Кобург-Готский в Тюрингии? Но я не знаю примет ли он меня.
Поехали и спросим.
Герцог принял главу «просвещенных» с удовольствием. Ему как раз нужен был кто-то для просвещения его малолетнего сына Эрнста.
Замка герцога Адам Вейсгаупт уже никогда не покидал. Все оставшиеся сорок пять лет до конца своей жизни он пытался выяснить, кто его подставил, но так и умер, не узнав истины.
Глава 2. «Вы ослушались»
Маленькая съемная каморка в мансарде домика, стоявшего на окраине городка Валанс, вмещала в себя стол, стул, и деревянную кровать с набитым соломой тюфяком. Свободного от мебели пространства вполне хватало, чтобы, не задевая предметов обихода, снять шинель и повесить ее на один из трех крючков, прибитых к стене. Без шинели, в одном офицерском сюртуке, в каморке становилось совсем просторно, и, если не качаться из стороны в сторону, то можно добраться до кровати, не споткнувшись о лежащий на полу саквояж и не ударившись об острый угол стола.
Обитателю этой каморки, молодому артиллерийскому подпоручику Наполеону Бонапарту, удавалось обходиться без синяков и ссадин, ибо он не участвовал в попойках молодых офицеров. В то время, когда его сверстники шумно отмечали радости, неудачи или просто пили по поводу отсутствия причины не выпить, он лежал на кровати и читал книгу. На полке, висящей прямо над кроватью, стояли томики Вольтера, Руссо, Даламбера, Гете, Мольера, Мабли, Рейналя, и Наполеон читал их уже по второму кругу.
Скрип открываемой двери отвлек молодого человека от чтения. Он не удивился приходу гостя. Наполеон ждал курьера от графа де Марбо, который в конце каждого месяца присылал своему крестнику небольшое денежное пособие.
Положите деньги на стол, мсье, и спасибо вам, произнес Наполеон, не вставая с кровати, и не отрываясь от чтения.
Однако гость повел себя странно для курьера. Он сделал два шага внутрь комнатки, уселся на стул и, положив ладони на край стола, уставился на лежащего чтеца.
Удивленный, что курьер до сих пор не ушел, Бонапарт отложил книгу и сел на кровати.
Вы что-то хотели, мсье? с вызовом спросил он.
Вас действительно волнует, чего я хочу, мсье Бонапарт? мягкий баритон гостя сразу расположил к нему молодого человека.
Я просто думал
что я принес деньги от графа де Марбо? Нет, мсье Бонапарт. Денег больше не будет. Ваш крестный умер девять дней назад.
Как же так? в этом вопросе Наполеон выразил всю свою растерянность. Что же теперь делать? Пособие от крестного было единственным источником существования большой семьи Бонапартов после смерти отца в прошлом году. Его мать Летиция и еще шестеро младших братьев и сестер еле сводили концы с концами и с нетерпением ждали каждого перевода от Наполеона. Чтобы немного облегчить им жизнь, заботливый сын и брат отправлял еще и половину своего жалованья, но это не сильно увеличивало благосостояние его семьи. Как теперь они будут жить? Даже если он будет отправлять матери все жалование, их ждут голодные годы. Эх, как не вовремя умер крестный!
Люди смертны, мой юный друг. Вам сейчас кого больше жаль: его или себя?
Себя, наверное. Я его почти не знал. Видел несколько раз на острове. Потом один раз с ним разговаривал в кадетской школе Бриенна. Но вы не подумайте, я понимаю, как много он сделал для меня и всей нашей семьи. Просто это так неожиданно, и я не имею малейшего представления, что теперь делать.
Если вас заботит только финансовая сторона вопроса, то здесь беспокоиться не о чем. Граф де Марбо оставил вам небольшое наследство на Корсике. Вам следует лишь съездить туда, вступить в права и правильно распорядиться деньгами. Думаю, после этого вы сможете снять с себя заботу о материальном благополучии семьи.
Это было невероятное известие. Наполеон вскочил с кровати и шагнул к двери, но вернулся и сел на свое место. Энергия, закипающая в нем, требовала выхода. Только как ты выпустишь пар в этой каморке?
А вы уверены, мсье, что наследство оставлено графом именно на мое имя? еще боялся поверить в удачу молодой человек.
Я никогда не говорю и не делаю того, в чем не уверен. Возьмите отпуск, поезжайте на остров, утрясите там все дела, а когда все уладите, приезжайте в Париж. Поговорим о вашей дальнейшей карьере. Или вас устраивает ваше сегодняшнее положение?
Что вы, мсье?! Я обязательно приеду!
Тогда вот вам адрес отеля, где вы сможете меня найти.
А кого мне спросить в этом отеле? Наполеон взял листочек с адресом, протянув руку с кровати.
Спросите маркиза де Монферрат.
***
Три дня в почтовой карете до Марселя и два дня на корабле до Аяччо подпоручик Бонапарт предавался воспоминаниям.
Он плохо помнил своего отца. В последний раз они виделись, когда отец отвез десятилетнего Наполеона и одиннадцатилетнего Жозефа в кадетскую школу небольшого городка Бриенн. Мать в каждом письме любимому сыну Напи делала приписку: «Отец передает тебе привет». В ответных посланиях Наполеон также отделывался дежурной фразой: «Передай привет отцу». Но эти фразы ничего для него не значили. Облик отца не вставал перед глазами мальчика при его упоминании, и постепенно знакомые с рождения черты стирались из памяти.
К поступлению мальчиков в кадетскую школу отец имел единственное отношение: следуя по пути в Париж, он лично доставил их в Бриенн. Место для двоих корсиканских мальчишек и королевскую стипендию на их содержание выхлопотал граф де Марбо.
И не отец, а граф де Марбо примчался в Бриенн, когда над Наполеоном нависла угроза исключения из кадетской школы. Он тогда сидел на гауптвахте и ожидал решения комиссии по наказаниям. Сидел, по мнению самого арестанта, ни за что: за вызов на дуэль оскорбившего его однокашника. Это что, проступок? Если бы дуэль состоялась, и он убил своего соперника, тогда, он бы нарушил строжайший запрет на дуэли в школе. Но вызов на дуэль это лишь намерение. Ведь неизвестно, что бы он стал делать дальше. Он мог предложить уладить дело миром, мог вообще не явиться к месту дуэли. Да мало ли, каким мог стать итог этого вызова! Именно в таком ключе он готовил речь в свою защиту, если таковая ему представится.
До конца подготовиться к своей защите ему не дал дежурный офицер, который появился в самый неподходящий момент.
Кадет Бонапарт, встать! На выход! скомандовал он.
Куда меня? Отчислили?
Идите к коменданту, офицер склонился к уху Наполеона и прошептал, кое-кто взял вас на поруки.
Кадет Бонапарт мчался в комендатуру со всех ног. Неужели он сможет продолжить обучение?! За неделю, проведенную под арестом, он пробовал примерить к себе другие варианты карьеры, но все они совершенно к нему не подходили. Зато военная карьера виделась ему со всей четкостью. Он шаг за шагом будет подниматься наверх и станет генералом. Только бы этот неизвестный поручитель не передумал.
Ворвавшись в кабинет коменданта, Наполеон сначала натолкнулся на его суровый взгляд, а уж потом заметил улыбающегося губернатора Корсики графа де Марбо. Еще не отойдя от возбуждения, кадет вытянулся по стойке смирно в ожидании своей участи.
На этот раз вы отделались строгим предупреждением, кадет Бонапарт, вынес вердикт комендант, и благодарите бога, что у вас есть такой покровитель, как граф де Марбо. Но если вы и впредь будете совершать подобные проступки, даже он не поможет.
Позже крестный мягко выговаривал своему подопечному:
Надо учиться сдерживать свой характер, крестник. В следующий раз я могу и не успеть.
Я вам обещаю, что больше такого не повторится, клятвенно заверил Наполеон.
И он сдержал обещание. Кадет Бонапарт принял для себя тогда очень важное решение: он не будет больше драться с обидчиками, не будет вызывать их на дуэль. Он будет мстить им тайно, так, чтобы они не догадались, с какой стороны на них сыплются удары судьбы.
Чем ближе берега родной Корсики, тем чаще воспоминания кадета Бонапарта переключались на самого любимого человека: свою мать. Она единственная, кто любил Наполеона по-настоящему. Она любила его за двоих: за себя и за отца. Отцовской любви мальчику всегда не доставало. Он завидовал своему старшему брату Джузеппе, когда отец со счастливой улыбкой брал того на руки. Маленький Напи хотел, чтобы и ему отец также улыбался. Он просился на руки, а когда взлетал к лицу отца, то видел лишь оскал, изображающий улыбку, и глаза, смотрящие на него, как на насекомое. Обида захлестывала мальчика, пытаясь выдавить из него слезы, и он, едва их сдерживая, бежал к матери за утешением. Мать утешала его по-своему.
«Так уж устроен этот мир, говорила она, что самые сильные огорчения нам приносят самые близкие люди. И если на них держать обиду, то вскоре можно лишиться всех близких. Ты особенный, Напи. В будущем тебя ждут великие дела, но один ты с ними не справишься. Кто тебе поможет, кроме твоего отца и твоих братьев?».
Наполеону сразу становилось весело: он еще мог себе представить, как ему помогает отец или старший брат Джузеппе, но увидеть трехлетнего Люсьена в качестве помощника в великих делах мешал смех.
Когда впереди замаячили очертания скалистых берегов Корсики, воспоминания уступили место ожиданию встречи с близкими.
В начале октября 1786 года артиллерийский подпоручик Наполеон Бонапарт сошел с корабля в бухте родного города Аяччо и сразу же направился на виллу своей матери.
Синьора Летиция с тремя старшими детьми собирала остатки урожая яблок в саду, когда увидела спешащего к усадьбе французского офицера. «Это же Напи! узнала она сына, когда он подошел к воротам поместья, быстро он приехал. Я только третьего дня ему в письме сообщила о смерти графа де Марбо. Письмо, небось, еще до Валанса не дошло, а он уже здесь. Не случилось ли чего?».