Да, вы говорили «почти пять тысяч», кивнул я.
«Почти пять тысяч дел» это так, статистическая прикидка, усмехнулся Александр Сергеевич. А четыре тысячи восемьсот сорок пять человек это живые люди, оказавшиеся в нечеловеческих условиях. И у каждого есть родители, у многих жены и дети. Все эти люди тоже несчастны. Вот посмотри
Александр Сергеевич взял несколько папок, лежавших отдельной стопкой, и протянул мне. Яков Иванович вздрогнул и странно двинул руками, как если бы пытался остановить старого графа, но в последнее мгновение не решился. Последовавшие слова Александра Сергеевича объясняли реакцию штабс-капитана.
Видишь? Здесь пять дел. Ими занимался Яков Иванович. Пять человек вернулись на свободу, для них закончился ад, в котором они оказались при попустительстве власти. Пять человек. Вроде немного. Но ты подумай! Пять жен обняли своих мужей! Дети приголублены отцами! А у многих и родители живы! Какое счастье для стариков! А все наш скромный друг Яков Иванович
Штабс-капитан Репа замахал руками, застенчиво улыбаясь.
Полно вам, полно, Александр Сергеевич! воскликнул он. Моя заслуга совершенно невелика! Вот вы! Вы настоящий спаситель!
По глазам Якова Ивановича я видел, что в действительности он доволен очень доволен! словами старого графа. И я подумал, что это как раз тот случай, когда в подобном довольстве нет ничего предосудительного. Дай бог каждому падкому на лесть человеку заслужить эту лесть столь благородным делом.
Только вообрази. Старый граф поднял одну из папок. Несчастный томился в застенке только за то, что посмел посвататься к барышне против воли ее родителей. Папаша девицы упек его. Будь моя воля, я бы этого тестя самого месячишко в каземате подержал.
Ну, в крайности не стоит впадать, смущенно промолвил штабс-капитан.
Чтобы польстить Якову Ивановичу еще больше, я не спеша перелистал каждое дело и даже пробежал глазами документы. А затем вернул все пять папок ему, с чувством пожал руку и сказал:
Слава богу, есть такие люди, как вы! Я обязательно подумаю над предложением Александра Сергеевича.
Я не кривил душой, я действительно завидовал Якову Ивановичу, потому что он делал благое дело, сознавал это и получал удовлетворение от содеянного. А я покидал кабинет старого графа с тяжелым чувством, словно сам и был виноват в несчастьях людей, чьими судьбами занимались Александр Сергеевич и Яков Иванович.
Но я твердо знал, что в первую очередь необходимо обуздать таких, как тот генерал, что истязал меня в своих владениях.
Николай Николаевич в шлафроке из китайского шелка принял меня в кабинете.
Садись поближе к камину. Он указал на кресло, а сам прилег на оттоманку.
Раны измучили меня, и я с большей охотой постоял бы, но возвышаться колонной над Николаем Николаевичем показалось неловко. Целую вечность с болезненной осторожностью опускался я в кресло. Новосильцев, заметив мои ухищрения и страдальческие гримасы, спросил:
Что с тобой, братец?
Пустяк, махнул я рукой. Последствия романтического свидания интимного, так сказать, свойства.
Николай Николаевич изумленно вскинул брови.
Хотя, собственно, и не пустяк! Очень даже не пустяк! Именно потому и пришел я к вам с утра пораньше! Странная история приключилась со мной ночью! Я столкнулся с таким произволом! Надо бы положить конец подобному самодурству!
Новосильцев замахал руками:
Помилуй, Воленс-Ноленс! Говори по порядку. Что стряслось?
Я несколько стушевался, сообразив, что не продумал заранее, как рассказать Николаю Николаевичу о случившемся. Впрочем, что тут голову ломать пикантные подробности оставить за скобками и говорить о самом важном: о произволе и заговоре!
Полицейские, Николай Николаевич, задержали меня и пороли!
Как это? Что ты такого натворил?
В том-то и дело, что ровным счетом ничего! Они учинили произвол
Но как это случилось? Ты шел по улице или ехал куда-то?
Я шел по Караванной, как раз свернул к Аничкову мосту, тут-то они и налетели!
Новосильцев улегся поудобнее и снисходительной улыбкой подал знак, чтобы я продолжал. Я невольно попытался подобно собеседнику изменить позу, чем доставил себе нестерпимые муки, и замер загогулиной.
И где ж тебя так отделали? Он с напускной жалостью окинул мою фигуру. В околотке?
В том-то и дело, Николай Николаевич, что не в околотке! А увезли меня в частный дом какого-то генерала! А у него пыточная обустроена непосредственно в кабинете!
Генерала? удивился он.
Я хлопнул себя по коленям от досады, что несу всякий вздор, привел Николая Николаевича в полнейшее недоумение, а самого главного так и не сказал. А все потому, что инициативу разговора перехватил Новосильцев.
Вот-вот, генерала. Я же говорю, он устроил пыточную в своем доме и позволяет себе
Так что же он ни с того, ни с сего решил издеваться над тобой? Или вы что-то не поделили? с подозрением спросил граф.
Сначала повздорили, подтвердил я. Но потом я спас его от разбойника!
Николай Николаевич снова всплеснул руками, изобразив, как я запутал его своим рассказом.
Из-за чего вы повздорили? осведомился он.
Да так уж вышло, что я сбил с него треуголку
Как? удивился Новосильцев. Что-то я не пойму тебя, братец. Сначала ты говоришь, что над тобой учинили произвол. Потом выясняется, что ты нанес оскорбление незнакомому генералу. Где это произошло?
Отступать было некуда. Нужно было рассказать Новосильцеву правду.
Видите ли, Николай Николаевич, я столкнулся с генералом на черной лестнице в доме Дмитрия Львовича Нарышкина.
А что ты там делал?
Будь на его месте Поло, мы бы посмеялись от души над тем, как я потерпел фиаско на любовном фронте. Но Николай Николаевич был намного старше нас, и язык не поворачивался даже в самых учтивых выражениях рассказывать о волокитстве за Марией Антоновной. Тем более что рассказывать об этом предстояло не кому-нибудь, а статс-секретарю императора. Отчего-то пришло мне на ум, что стоит изъясниться по-английски. Казалось, что на малознакомом мне языке слова прозвучат как бы понарошку.
Видите ли, Николай Николаевич Я замялся, вспоминая, какое выражение можно применить. У меня с княжной намечался, так сказать, небольшой lap-clap6
Lap-clap? переспросил он.
Lap-clap, это по-английски, пояснил я и, увидев еще большее удивление на лице Новосильцева, добавил: Думал заглянуть в marble-arch7, так сказать пройтись по бристолям, так сказать
По бристолям? Собеседник решительно ничего не понимал.
Ну да. Так сказать, Bristol cities8 Я фривольным жестом изобразил прелести Марии Антоновны.
Братец! всполошился Николай Николаевич. Правильно ли я понимаю, что ты говоришь о
Нарышкиной, закончил я и кивнул.
О господи! Новосильцев всплеснул руками. Час от часу не легче! Братец, что ты несешь? Говоришь, тебя незаслуженно наказали, а оказывается, ты оскорбил генерала и покушался на добродетель царской фаворитки! С этого бы и начинал!
Но это не самое главное! взвыл я.
О господи! Что еще ты успел натворить? вскрикнул Новосильцев и, театральным жестом заткнув уши, добавил: Не вздумай сказать о бристолях Елизаветы Алексеевны9! Не хочу ничего слышать!
Заговор! выдал я. Речь идет о заговоре!
Ты еще и заговор организовал?! Николай Николаевич расхохотался.
Да нет же! При чем здесь я?! Там был какой-то незнакомец
У Нарышкиной?
Я заскрежетал зубами, а на губах собеседника блуждала снисходительная улыбка.
В доме у генерала, сказал я. Вы смеетесь, а тут не до смеха. Неизвестный говорил о каком-то чудовищном преступлении. Оно еще не совершилось, а только планируется.
И что? Новосильцев смотрел на меня с умилением. Они задумали свергнуть императора?
Нет, слава богу, нет. Они хотят отстранить вас от императора.
Меня? В голосе статс-секретаря появилось раздражение.
Шайку якобинцев, так они сказали, пояснил я и добавил: Уверен, что подразумевали вас, Поло, Кочубея и князя Адама.
Тоже мне заговор! рассмеялся Новосильцев. Можешь, братец Воленс-Ноленс, добрую половину Санкт-Петербурга в заговорщики записать, да и Москву. Москву в особенности, там теперь прозябают все, кто прежнее положение утратил. Конечно, ненавидят нас, и мечтают государя отворотить от нас, а может, и интриги плетут. Но не стоит на них силы тратить. Бог с ними! Тоже мне заговор!
Я хотел возразить, но вошел лакей и доложил о прибытии князя Чарторыйского.
Вовремя, промолвил Николай Николаевич. Зовите сюда
Я уже тут, раздался голос князя Адама.
Он вошел в гостиную. Мы поднялись навстречу. Новосильцев и Чарторыйский обнялись, а затем князь Адам протянул мне влажную холодную руку:
Здравствуй, граф Воленс-Ноленс.
Подай-ка нам кофию, велел Николай Николаевич лакею.
Чарторыйский опустился в кресло.
Представляешь, Сармата10, наш Воленс-Ноленс раскрыл заговор, усмехаясь, сообщил Новосильцев князю Адаму. Или организовал? Мы еще не разобрались до конца!
Чарторыйский, настроившись на розыгрыш, с любопытством посмотрел на меня.
Николай Николаевич, уверяю вас, тут дело серьезное! с досадой нахмурился я. Они замыслили что-то страшное! «Россия содрогнется от ужаса!» незнакомец так и сказал. Александра Павловича обозвал человеком безвольным. А цель-то у них навязать государю нового фаворита! Кого-то из старых вельмож. Мало того, сановник этот уже был у императора, но отказался от назначения. Получается, Александр Павлович сам и приглашал его! Понимаете, Николай Николаевич? А тот отказался, но отказался из тактических соображений!
О чем это вы? спросил Чарторыйский.
Слава богу, настрой на веселый лад у него пропал. Я хотел пересказать все с начала, но Новосильцев и тут перехватил инициативу. Он в двух словах поведал князю Адаму о моих злоключениях, да так, что под конец я и сам едва сдержался от смеха. Но к моему удовольствию Чарторыйский взволновался не на шутку.
Кто бы это мог быть? призадумался он. Кого из прежних вельмож Александр может призвать?
Они называли его Длинным, подсказал я.
Пален или Беннигсен, ломал голову князь Адам. И встречался Александр с ним, выходит, не посоветовавшись с нами
Потому что мы медлим, слишком медлим! воскликнул я. А императору нужен результат. Больше года прошло, только говорим, воздух сотрясаем! А что сделали? Коллегии упразднили! Либеральные преобразования, называется!
Тебя, брат Воленс-Ноленс, не поймешь, развел руками Новосильцев. То ты на Поло нападаешь не нравится тебе, что он служить пошел, то гневаешься, что сделано мало!
Так ведь смотря как делать! Вы же сами провозгласили: «Ничего для себя ни наград, ни привилегий!»
Хороша привилегия! воскликнул Николай Николаевич.
Вошел лакей с подносом, расставил три чашечки кофия и хотел удалиться, но Новосильцев удержал его:
Савелий, стой тут с кофейником и подливай кофия графу Воленскому, как только заметишь, что его чашечка наполовину опустела.
Лакей поклонился и встал за моим креслом. Я пропустил колкости Новосильцева по поводу кофейных чашечек мимо ушей и продолжил:
Невозможно заниматься преобразованиями, будучи частью системы.
Воленс-Ноленс отчасти прав, вступился за меня князь Чарторыйский. Действительность сломает железной пятой. Именно потому и государь, будучи верен в душе передовым идеям, на деле ищет компромиссы со старыми сановниками.
Почему же отчасти?! воскликнул я. Вы же сами говорите: действительность сломает железной пятой!
Потому что с другой стороны есть риск всю жизнь простоять на обочине истории эдаким фрондером, ответил князь Адам.
Я сделал маленький глоток кофия и поднял чашечку к горящим свечам. Огонь просвечивал через нежный фарфор. Изображенные в китайском стиле павлин и алые розы играли волшебными красками.
Это веджвуд, ревнивым голосом обронил Новосильцев.
Вижу. Я поставил чашечку на столик, лакей подлил кофия, я взглянул на князя Чарторыйского и с воодушевлением продолжил: Я не предлагаю сидеть на обочине. И, по-моему, представился подходящий случай проявить себя. Давайте произведем расследование, выясним, что это был за генерал! Я повернулся к Новосильцеву. Вы доложите государю. Царь накажет его за произвол
Что мы доложим? Новосильцев перебил меня с нотками раздражения в голосе. И не нужно никакого розыска! С генералом и так все понятно. Кстати, а он-то что делал на черной лестнице?!
Вот и я его спросил об этом! обрадовался я. Собственно, из-за моего вопроса и случилась потасовка. Думаю, старый ретроград вздумал волочиться за княжной!
Ох, уж эта Нарышкина, вздохнул Николай Николаевич.
Выгнала нас обоих, сообщил я.
И правильно сделала!
В разгар потасовки вышла на лестницу. Незнакомец кричал, что я вор, и требовал позвать людей! А она велела убираться обоим!
Княжна Нарышкина дошла до того, что встречает кавалеров на черной лестнице, брезгливо хмыкнул князь Адам.
Генерал этот негодяй! Я спас его от разбойника! вставил я.
Чарторыйский хлопнул себя по коленям от удивления. Новосильцев поднял палец: мол, об этом-то и запамятовали.
Да! Братец, ты говорил, что спас этого генерала! Честно говоря, с тобой выходит совершеннейшая путаница!
Никакой путаницы, проворчал я. Генерал пошел первым, а я задержался из желания досадить ему. Пусть, решил я, уйдет и мучается ревностью, пусть думает, что княжна все же пустила меня!
Господи! всплеснул руками Николай Николаевич. Порой мне кажется, что слушаю юнца из кадетского корпуса!
Так вот, продолжил я, не обращая внимания на обидные выпады Новосильцева. Генерал спустился вниз, хлопнула дверь, я подумал, что он вышел. Но оказалось, это кто-то еще вошел и сразу же напал на генерала. Неизвестный с сильным акцентом потребовал отдать то, что генералу передала Коломбина
Коломбина? переспросил князь Чарторыйский.
«Коломбина», так он сказал, подтвердил я и добавил, имитируя иностранный акцент: «Отдайте! Отдайте то, что вам дала Коломбина! Или смерть!»
Ух ты! вскрикнул Новосильцев. Какие страсти!
Мне стало не до шуток, и я поспешил вниз. Незнакомец чем-то угрожал генералу! Наверно, у него был кинжал или шпага, я не разглядел в темноте. Я бросился на помощь, и разбойник, увидев, что силы не на его стороне, ретировался. Генерал выскочил за ним, оказалось, на улице его поджидала карета, и погнался за тем неизвестным.
А ты? спросил Николай Николаевич.
А я пошел в другую сторону. Но у Аничкова моста меня схватили
Новосильцев замахал руками, чтобы я замолчал.
Это мы уже слышали!
И это называется благодарность! Я его спас, а он приказал пороть меня! фыркнул я.
Так он не волочиться за Нарышкиной приходил, она должна была что-то передать ему, догадался князь Адам. Правда, не слышал, чтобы кто-то называл ее Коломбиной. Дафной да, Аспазией
«А еще Минервой похоти», добавил я мысленно.
Николай Николаевич поморщился и махнул рукой, показывая этим жестом, что этому эпизоду, да и всей истории не стоит придавать большого значения.
Я сделал глоток кофия, лакей немедленно поднес кофейник, но я остановил его:
Благодарю, любезный. Больше не нужно.
Савелий, не слушай графа! велел Новосильцев и со смехом добавил: Есть надежда, что полную чашечку Андрей Васильевич не спрячет в карман.
Послушайте, мне не до шуток, насупился я. Вы говорили, что с генералом все понятно. Что же вам понятно?
Треуголку ты сорвал или у военного губернатора, или у обер-полицеймейстера, или у военного коменданта, с выражением превосходства ответил Новосильцев. Четвертого не дано.