Ну что, господа, предлагаю сделать завтра выходной, сказал Сергей, разливая по бокалам холодное чешское. Отдохните, отоспитесь перед дорогой, а послезавтра утром мы вас проводим. Ну, будем здоровы!
Отпив залпом добрую половину семисотграммового бокала, Костя повернулся к Дмитрию и спросил:
Ты как? Сильно устал?
Я на рыбалку хочу. Поехали завтра. Чего день терять? Заедем в Ярцанги, Яптиков, Харючи с их пансионатом проведаем. Как раз же по пути.
Вот и я об этом думаю. Доедем до Сенных островов, порыбачим. И в Ярцанги. Проведаем стариков. И оттуда на ту сторону губы махнём.
Эх, завидую! вздохнул Сергей. Я на вашем месте тоже не усидел бы. На обратном пути, бог даст, вместе порыбачим. Переедем обратно на эту сторону, накачаем лодку и устроим соревнования два на два, кто больше поймает. С проигравших по возвращении ресторан. А что наловим, там же старикам отдадим. Домой в такую жару всё равно не довезём.
Костя азартно подмигнул Дмитрию, мол, нашли с кем тягаться, и хлопнул ладонью по столу:
Замётано!
Ярцанги Что за посёлок? спросил Павел. Много народа живёт?
Сергей грустно усмехнулся.
Две бревенчатые избы, дровяник да летом ещё три четыре чума ставят вот и весь посёлок. Одно название. В старину там казачий пост был. Место красивейшее и очень удобное. Высокий берег, губа как на ладони. В тех местах сплошные островки да меляки, и в устье Оби из Обской губы можно попасть только по одному узкому фарватеру, который с берега как на ладони. Вот казачки там и следили, чтобы кто ни попадя в Обь не шастал. Особливо иностранцы. В Ярцангах с давних времён летом одни старики живут. Рядом с посёлком священное ненецкое место и два кладбища: русское и ненецкий хальмер. Берег высокий, ветра постоянно, комаров почти нет, рыбы полно, ловится легко между островками. Благодать! В избах постоянно две ненецкие семьи проживают. За кладбищами присматривают, старикам летом по хозяйству помогают да хоронят, если кто помер. Найти последнее пристанище на хальмере возле святилища у ненцев считается почётно. Это всё равно как у христиан быть погребённым во дворе храма. Ну а тех, кто до зимы дожил, родственники забирают и к следующему лету опять в Ярцанги привозят. Старики так сами хотят. Вокруг посёлка сплошные торфяники да редколесье, оленей выпасать негде, так что через те места ненцы весной и осенью только стада перегоняют.
В общем, такая же несусветная дыра, как Ванькина Лыха, подытожил Павел. Вы, кстати, у стариков тамошних про Кульчиных поспрашивайте. Может, кто что вспомнит. Позвоните, если узнаете что.
Точно! обрадовался Сергей. Молодец, Пашка! Я ведь про это совсем не подумал. Обязательно всех опросите. Завтра вам свой диктофон дам. Если кто-то что-то знает, расспросите подробнейшим образом и запишите каждое слово.
Ясным солнечным утром десятого августа, закупив оставшиеся продукты и гостинцы для обитателей посёлка, Костя и Дмитрий попрощались на берегу с Сергеем и Павлом и отправились вниз по реке Надым.
Сергей троекратно перекрестил уходящий катер:
С богом, мужики, с богом.
Нормально всё будет, не переживай, успокоил Павел. Катер собран качественно, и движки надёжные. Мы с Костяном все узлы проверили. И ремкомплект у них есть необходимый, если что.
Сергей со вздохом кивнул.
Знаю. Всё равно тревожно на душе. Дело ведь нешуточное предстоит, и нас предупреждали, чтобы были осторожны.
Не боись, осилим. Покажешь мне свой музей сейчас? А потом я пойду по городу гулять. Хочу Надым посмотреть.
Сергей с готовностью кивнул.
Поехали, конечно. И музей, и город покажу.
Нет, Серёга, город я и сам прекрасно посмотрю. А ты лучше эти дни с семьёй побудь. Насте ведь рожать скоро, и Сашке внимание мужское сейчас надо. А насчёт меня вообще не беспокойся, сегодня я найду чем заняться, а потом два дня буду спать перед дорогой.
Ну, как скажешь, с облегчением улыбнулся Сергей. Беременные женщины это, конечно, что-то с чем-то
Ему и самому очень хотелось эти дни до отъезда побыть с женой и сынишкой, но бросить Павла одного в незнакомом городе он, конечно же, не мог. Сейчас он был ему очень благодарен за понимание.
Закрыв борта трала, они передали его под охрану деду Кузьмичу, подкрепив благодарность за заботу об их имуществе пакетом с продуктами и тремя бутылками сухого красного, и поехали в город.
Глава 2 Ярцанги
«Мячик» почти без качки, мягко шёл вниз по течению. В салоне катера негромко играл блюз. Шум винтов, конечно, был слышен, но, по сравнению с другими СВП, на которых друзья немало поездили, это было ничто.
Великолепная шумоизоляция, оценил Дмитрий, удобно устроившись в просторном кожаном кресле рядом с водителем. Так можно путешествовать.
А то! довольный похвалой друга, улыбнулся Костя. Меня уже все знакомые замучили вопросами о том, что же это я такое задумал. Уволился вдруг с хорошей работы и такой пароход купил. Вон, глянь!
Навстречу им против течения поднимался катер «Вельбот» с тремя пассажирами. Когда они почти поравнялись, двое пассажиров «Вельбота» в знак приветствия подняли руки, а водитель в знак одобрения поднял вверх большой палец. Костя и Дмитрий помахали им в ответ, а Костя ещё и посигналил.
Это же Олег с Ромкой. У них изба на Нерусовой. А третий кто? спросил Дмитрий, глядя в боковое зеркало вслед удаляющейся лодке.
Васька, Олега кум. Хорошие мужики. Мы с Пашкой пока «Мячиком» на берегу занимались, к нам, наверное, все рыбаки и охотники города успели наведаться, посмотреть на этакое диво. У нас же, кроме старых «Хивусов», других СВП не видели. Олег с Ромкой тоже подъезжали. Спрашивали, на кой чёрт я это чудо выкупил. Сказал, что буду путешествовать по Ямалу, катать туристов, снимать видеоролики и в Ютуб выкладывать.
Дмитрий рассмеялся.
Поверили?
А почему нет? Ну, поржали, конечно
Держа среднюю скорость около пятидесяти километров в час, к устью Надыма друзья добрались меньше чем за три часа. Чтобы сократить путь на Сенные острова и скорее выйти в Обскую губу, как обычно, свернули в протоку под названием Инзета, и через двадцать минут перед ними открылся бескрайний водный простор.
Выйдя на большую воду, Костя проехал ещё метров пятьсот, сбросил обороты и заглушил двигатели. «Мячик» мягко просел и закачался на волнах. В губе было неспокойно. Прогноз обещал в районе Обской губы ясную погоду и южный ветер один три метра в секунду, но, судя по волнам, ветер был значительно сильнее, а и без того хмурое небо ещё больше затягивало тучами.
Дмитрий открыл дверь, и в салон радостно ворвался порыв тёплого, но сильного ветра. Катер, всё больше раскачивая на волнах, быстро уносило от берега.
Сдаётся мне, рыбалка сегодня отменяется, глядя на небо, констатировал уже очевидный факт Дмитрий и, закрыв дверь, плюхнулся обратно в кресло. Давай-ка к берегу, а то не ровён час в шторм попадём.
Да уж, мрачно проворчал Костя, запуская двигатели. Сейчас вдоль берега до Святого мыса, там пообедаем и так же вдоль бережка потихоньку почапаем в Ярцанги.
Песчаные проплешины Сенных островов показались впереди к трём часам пополудни. Уровень воды в августе здесь всегда низкий, а сильный южный ветер угнал воду ещё больше. Если бы друзья сейчас были на обыкновенной лодке, им бы пришлось причалить к берегу и ждать, пока ветер не утихнет, потому что пройти этот участок Обской губы можно только по фарватеру, проходящему в нескольких километрах от берега. Но «Мячик» плавно перекатывался с острова на остров, скользил по мелям, и непроходимый для простых лодок участок скоро остался позади.
Через четверть часа слева показался высокий, не менее пятнадцати метров обрыв с широким песчаным берегом. Там, наверху, невидимый с воды, и находился посёлок Ярцанги. Обрыв тянулся метров двести. Из года в год вода потихоньку подмывала его, обрушивая вниз сотни тонн песчаника и куски ледяных линз, поэтому лодки обитатели посёлка оставляли у пологих склонов по обеим сторонам обрыва.
Подойдя ближе, друзья увидели наверху одинокую человеческую фигуру.
Бдительные, уже заметили! улыбнулся Костя и, посигналив, повернул к берегу.
Когда катер выехал на поросший травой и занесённый водорослями берег, наверху виднелось уже четыре фигуры, а вниз по склону с громким лаем бежали две лохматые собаки.
Захватив пакеты с гостинцами, Дмитрий и Костя, не обращая внимания на собак, которые, как все ненецкие оленегонные лайки, подбежав, сразу замолкли и стали ластиться, начали подниматься по хорошо утоптанной тропинке.
Поднявшись наверх, они увидели, что их встречают постоянные жители посёлка Геннадий Васильевич Яптик и Владимир Мэйкович Харючи, которых друзья знали почти всю свою жизнь. С ними были два уже совсем глубоких незнакомых старика.
Здорово, молодёжь! весело крикнул Костя, подходя ближе. Как живы-здоровы?!
Здорово, баламут! рассмеялся Яптик, идя навстречу. Привет, Димка! он махнул рукой идущему позади Дмитрию. А Серёжка-то где?
Друзья поставили на землю пакеты и обнялись со старыми знакомыми, которых с детства называли просто дядя Гена и дядя Володя.
У Серёги дела, не смог с нами сейчас приехать. Мы с ним позже встретимся, объяснил Дмитрий. Через недельку будем обратно уже все вместе возвращаться, ещё к вам заглянем.
Костя и Дмитрий подошли поздороваться к стоявшим чуть поодаль незнакомым старикам и, пожав костлявые мозолистые руки, какие бывают у кочевников тундры, представились.
Совсем, видать, я старый стал, не узнают! прошамкал беззубым ртом один из стариков, одетый в чёрную, наглухо застёгнутую фуфайку и тёплые стёганые штаны. На шее у него висел мощный морской бинокль.
Димка, Костя, да вы что, деда Пырю не узнали, что ли?! рассмеялся Харючи. А это Антя Ламдо. Они с женой недавно приехали. Трудно каслать[2] уже, а дома сидеть не могут мошкара сейчас ест сильно.
Костя присмотрелся внимательнее в тёмно-коричневое, сморщенное, как сушёное яблоко, лицо старика и узнал изорванный огрызок носа. Это был дед Пыря, старый знакомый оленевод, стойбище которого часто стояло неподалёку от Надыма.
Будучи ещё мальчишкой, Пыря затеял играть с пойманной щукой, и та вцепилась ему в нос. Пока бедолагу освобождали из острых, как бритва, зубов, нос был изрезан в лохмотья. Так и прилепилась к нему на всю жизнь кличка Пыря, что по-ненецки означает щука. А настоящего его имени уже никто и не помнил.
Костя с Дмитрием по очереди нежно обняли старика, который вырезал им из дерева луки со стрелами и учил кидать тынзян[3], когда они ещё детьми прибегали к нему в стойбище.
Прости, деда Пыря, давно не виделись, вот и не признали тебя сразу, виновато улыбнулся Костя. Ты же в Ярцанги, наверное, лет семь не показывался. Говорили, в Яр-Салях[4] у родственников живёшь.
Надоело в посёлке, отмахнулся старик. Как в тюрьме сидишь в квартире. Воздуха не хватает. Сюда на лето удрал. А вы куда на подушке бежите? он кивнул в сторону катера.
На Сядэйто в экспедицию. Сергею помогать изучать какое-то старинное место.
Пыря посмотрел на стоявшего рядом очень низкого сутулого старика в новенькой энцефалитке, которого дядя Володя представил как Антю Ламдо.
Слышь, к тебе едут, и сразу пояснил: Сядэйто это их, Ламдо, урочище.
Антя кивнул, внимательно посмотрел на друзей и улыбнулся.
Не забыл нас Серёжа, стало быть? А мы всегда его ждём. Как вертолёт пролетает, всё смотрим, не повернёт ли к нам.
Вот Сергей через два дня на вертолёте и прилетит, а мы на катере пойдём. Обратно вместе будем возвращаться, заедем сюда обязательно.
Ну, идёмте ко мне в дом. Чего тут на ветру? За столом поговорим, засуетился Яптик. Повернувшись, он всплеснул руками и кинулся отгонять собак, которые уже совали морды в оставленные на земле пакеты. А ну пошли прочь! Прочь!
Друзья взяли пакеты и пошли за стариками.
Мы тут немного гостинцев вам привезли, сказал Костя, а на обратном пути, сколько останется бензина, вам сольём. Сейчас пока не знаем, сколько самим понадобится.
Спасибо, ребятки. Да что нам тут надо, отмахнулся Харючи. Сетку и на вёслах кинуть можно. Вы своё делайте, а мы и так будем.
В таком глухом месте, как Ярцанги, где нет даже электричества и проживают всего несколько человек, всегда рады гостям, и, пока шли, старики наперебой благодарили друзей за то, что заехали, и расспрашивали, как дела в городе и про общих знакомых.
Дом Геннадия Яптика представлял собой просторный четырехкомнатный одноэтажный сруб постройки тридцатых сороковых годов. Во время Великой Отечественной войны в Ярцанги стояла фактория, где у рыбаков принимали добытую для фронта рыбу, и в этом доме располагалась заготконтора. А в срубе, где сейчас проживала семья Харючи, в те же годы был клуб. Отец Владимира Мэйковича немного его перестроил и разделил перегородками на четыре комнаты. Проезжающие зимой на нартах и снегоходах путники или пережидающие шторм рыбаки всегда могли укрыться у гостеприимных ненцев и найти здесь ночлег и пищу. Во времена существования фактории на краю посёлка был вырублен ледник для хранения рыбы, который был и сейчас в рабочем состоянии. Только теперь в нём хранили не только рыбу, но и оленину с лосятиной, которую родственники и просто гости оставляли старикам.
Метрах в трёхстах за посёлком начиналась священная роща участок лиственничного леса размером с полтора футбольных поля. Ещё издали были видны разноцветные ленточки и цветастые женские платки, повязанные на деревьях. Обращаясь к своим богам и духам, ненцы с давних времён приносили в священную рощу кто что мог и, завернув свой дар в тряпицу, ленту или платок, привязывали к ветке какой-нибудь лиственницы или просто клали под дерево. Здесь можно было увидеть прибитые к деревьям медные и деревянные иконки разного времени, валяющиеся на земле старинные полусгнившие самовары и позеленевшие от времени медные чайники и кружки. Вперемешку с лентами на ветках висели полусгнившие оленьи, песцовые, лисьи шкуры и выбеленные ветром старые лосиные и медвежьи черепа. То здесь, то там под ногами поблёскивали кружки серебряных и биллонных монет, осколки кузнецовского фарфора и детали самой разной бижутерии. Тут же в траве можно было увидеть советский алюминиевый портсигар, сломанные солнцезащитные очки или ржавые детали от снегохода «Буран».
Слева от рощи, если смотреть со стороны посёлка, находилось ненецкое кладбище. Количество захоронений посчитать здесь было трудно. Среди полусгнивших, разваленных ящиков первой половины двадцатого века стояли и совсем свежие, поставленные на уже полностью сгнившие, более ранние захоронения. Из-под них среди багульника и ягеля виднелись предметы, которые когда-то клали в ящик с покойником или покойницей. И можно было только догадываться, сколько всего было уже скрыто под землёй.
В полукилометре от ненецкого хальмера виднелись кресты и звёзды русского кладбища.
Справа от рощи в низине бил родник, который испокон веков снабжал жителей Ярцанги водой. Когда зимой в самые лютые морозы родник замерзал, топили снег или носили воду из губы.
Сейчас между домами стояло три чума. В двух жили дед Пыря и Антя Ламдо с бабкой, а обитатель третьего чума, дед Василий Харючи, дальний родственник Владимира Харючи, с утра уехал на рыбалку в какое-то новое место и должен был вот-вот вернуться.
Вечером в доме дяди Гены за большим столом помимо друзей собрались все восемь жителей посёлка, включая деда Василия. Он поймал четыре щуки, которые тётя Люба Яптик и тётя Нина Харючи, хозяйки двух домов, тут же пожарили на ужин. Хозяин дома сходил в мерзлотник и принёс оттуда мороженую оленину. Её постругали тонкими ломтями и подали на стол с солью, перцем и свежими ржаными лепёшками. Зная, что не все пожилые люди будут пить водку, друзья привезли с собой красного грузинского вина и очень угадали. Никто из обитателей посёлка не отказался понемногу выпить за встречу, и ужин проходил живо и весело. Костя и Дмитрий отвечали на вопросы и сами расспрашивали об общих знакомых, рассказывали о последних событиях в городе и узнавали новости тундры. Когда все уже хорошо перекусили и пили чай с мёдом, который привезли друзья, дед Антя спросил: