Сукины дети. Тот самый - Зимины Татьяна и Дмитрий 5 стр.


Мстительный дух создаёт геопатогенные зоны,  вспомнил я из прочитанного. Попадая в них, человек чувствует резкий упадок сил, духовных и физических, впадает в сумеречное состояние души и хочет плакать.

Плакать я не хотел. Хотел выбить дурь из дурака Геры и хотя бы тем успокоить нервы Но шеф особо подчеркнул: гость должен чувствовать себя комфортно. К сожалению, до этого и без мордобоя было далеко.


Кое-как сковырнув себя с табурета, я принялся рвать дверки шкафов, одну за другой, пока не нашел полиэтиленовый сине-красный килограммовый пакет с надписью: "Соль йодированная, пищевая".

Зубами вскрыв упаковку, я стал сыпать соль на пол, двигаясь вокруг барной стойки, захватывая в круг себя и скрючившегося у ножки стола Геру.

Скулить тот уже перестал, но лежал в позе эмбриона, обхватив ножку руками и ногами, зажмурившись и выплёвывая воздух вместе со слюнями, сквозь крепко сжатые зубы.


Очертив круг, я бросил пустой пакет на пол и вновь полез в шкафчик. Где у шефа хранится "Арктика", я знал. И теперь я это чувствовал самое время было её достать.


О дикости и нереальности происходящего я больше не думал лужи крови, оставленные призраком, только начали подсыхать


Гере я влил водки, просто разжав зубы горлышком. Он глотал, как голодный младенец молочную смесь. Гулко и со всхлипами.

Себе я налил в рюмку и высадил одним махом, не почувствовав ни вкуса, ни запаха. Налил еще одну с тем же результатом.

Потянулся к пачке, но та была пуста. Тогда я взял сломанную Герой сигарету со стола, прикурил и выпустил дым в пол. Поспешно отвёл глаза Как и кровь, раздавленные насекомые остались на месте, и приятности вида не способствовали. В воздухе преобладал тяжелый металлически-маслянистый запах. Смешиваясь с перегаром Геры, букет был непередаваемый.


Поднявшись с табурета, я вытянул руку стараясь не выйти из солевого круга и открыл форточку. В лицо ударил морозный воздух. Пахло снегом, мокрым асфальтом, выхлопными газами и своеобычной сыростью реки, которая не исчезала даже в самый лютый мороз.

Так я стоял минуты три: глубоко дыша, перемежая вдохи с затяжками. Выпускал в форточку сигаретный дым, и ни о чём не думал.

Наклонился поднять Геру, только когда почувствовал: отпустило. Я готов разговаривать, не калеча подозреваемого


Подняв гостя за воротник пальто, я взгромоздил его на стул с табурета тот бы сверзился, и прислонил к спинке.


 Сколько ты продул, Герасим?

Говорил я тихо, положив руки на стол, как любил это делать шеф только без револьверов. И глядел на него эдак проникновенно

 Гер Герман я. А не Герасим,  сказал тот, жадно глядя на бычок у меня в пальцах.

 Это несущественно. Так сколько?

 Две Двести штук. Зелёными.


Неудивительно, что Гера начал заикаться. А я вновь вспомнил отца: также, как и у него, у меня была гетерохромия один глаз карий, другой зелёный. Так вот: отец говорил, что правду он может вытянуть из любого. Стоит пристально посмотреть и человек начинает заикаться А потом выкладывает всё, как на духу. Большого значения этой своей особенности он не придавал, но втайне очень гордился.


Со мной, чтобы заикались, ещё не бывало. Но взгляд разных глаз, я заметил это давно, внушает большие неудобства. Особенно, если психика и так в полном раздрае

 Когда?  выстрелил я новым вопросом.

 Месяца Ик, полтора назад.

 И не отыгрался.

 Не, сука.

Плечи Геры поникли. Из груди вырвался тяжелый вздох.

Я прищурился: Гера бессовестно врал. За те пару часов, что мы знакомы, я его уже видел всякого: и наглого, и пьяного, и трусливого, и вообще без всякого соображения А вот сейчас Гера врал. Неумело отводил взгляд, пыхтел, теребил пуговицу на пальто.

 Ты кровь видишь?  спросил я.

 Ну

 Что "ну"?

 Ну вижу

Дальше была чистая импровизация, которая, как я потом узнал, недалеко ушла от истины.

 Это значит, она кого-то нашла, понял? Не получилось достать тебя полетела, напала на какого-то бедолагу, и загрызла И теперь его смерть на твоей совести, Гера.

 Одним бомжом больше, одним меньше,  всё так же пряча глаза, угрюмо и упёрто пробубнил гость.

 Но ты ведь не можешь прятаться от неё вечно. Однажды ты выйдешь на улицу, и она

 Вы обещали!  заверещал Гера.  Вы обещали защитить меня от неё!

 Обещал мой шеф,  спокойно сказал я.


Эх, жалко, не осталось сигарет! Как бы эффектно и хладнокровно можно было выдуть дым из ноздрей, затушить бычок как точку в предложении, как окончательный приговор


 Твой шеф сказал, что я могу больше ни о чём не беспокоиться,  упорно глядя в стол, бубнил Гера.  Сказал, что он займётся моим делом, и что я

 Я могу выкинуть тебя из круга,  сказал я, начиная закипать. Обо всех навыках переговорщика я в этот момент как-то забыл, не думал.  Могу просто стереть соль в одном месте, впустить духа, а потом выйти и запереть круг вновь. И шеф будет ни при чём. Его ведь здесь нет, а я скажу, что ты сам

В этот момент я ненавидел себя. Ненавидел всей душой, всеми жилками и клеточками. И я был рад, что Гера прячет глаза: потому что мысленным взором видел совсем другие. Огромные от боли, чёрные от расширившихся зрачков, жгучие от ненависти. В них горел огонь фанатизма, негасимый пламень веры


 Давай, колись, Гера,  сказал я, успокаиваясь.  Ты ведь отыгрался, верно? Воспользовавшись секретом той своей знакомой он упорно молчал.  Оговорка по Фрейду. Знаешь, что это такое? Это когда преступник сам, не осознавая, хочет, чтобы его поймали. Он ошибается намеренно, сам даёт подсказки. Ключи к преступлению, котороя он совершил.

 Я не преступник!  завизжал гость.  Это был несчастный случай, я не хотел,  он прижал кулаки к глазам и снова зарыдал. Сквозь сопли и слёзы доносилось бормотание:  Я не хотел, так получилось Она сама

 Может, ты и не хотел,  сказал я.  Но видишь ли, дух думает иначе. Он не стал бы являться тебе, если б не верил, что виноват именно ты. А теперь самое главное: не зная, что конкретно ты сделал, я не смогу тебе помочь.

Геру трясло.

 Ладно, давай я буду говорить,  я знал, что так легче. Когда говорит кто-то другой, ты как бы и ни причём. Просто киваешь в такт словам кто тебе запретит? Но сам, сам ты ничего не говоришь У тебя есть знакомая, которая пользуется необыкновенным везением в картах, так?  Гера мелко закивал.  И проиграв двести тысяч, ты пошел к ней,  снова кивок, кулаки прижаты к глазам.


Я вспомнил слова Геры, сказанные про карты:  Играю я редко, остаюсь при своих


 Ты ведь не любил рисковать, правда? Не любил ни крупных выигрышей, ни проигрышей. Но в тот раз тебе не повезло. А отдавать-то нечем, верно? И ты пошел к ней В ногах валялся, умолял. И она согласилась. Она бы и так согласилась, но видеть твоё унижение ей было приятно. Что было дальше?

 Она назвала мне карты,  я налил Гере водки, и он выпил её, икая и причмокивая, как воду.  И сказала ставить по одной, один раз за талью. Но главное условие Главное, выиграв трижды, никогда больше не играть. Вообще. И я обещал,  после водки Гера пришел в себя, и теперь слова лились из него потоком не остановить.  Отыгрался, на следующий день поставил ещё Выиграл.

И он вновь замолчал. Вновь уставился в стол, затеребил пуговицу.

 Дай угадаю: тебе показалось мало.

 Тебе когда-нибудь шла карта?  сипло спросил Гера.  Это Это круто. Как будто ты хозяин мира.

 Значит, тебе показалось мало,  уточнил я.  И ты поставил в третий раз. И конечно же, проиграл.

 Сука,  устало выругался Гера.  Разве можно так над человеком издеваться? При разводе забрала всё: дом, машину, дачу на море У меня осталась только игра. Но она умудрилась отнять и её.

 Значит, этой женщиной была твоя собственная жена.

 Она меня сделала. Обобрала сверху до низу. И всё из-за секретарши. Отомстила, блин. Я не хотел её убивать. Справедливости хотел он посмотрел на меня с вызовом. Нос хлюпает, глаза красные Я не хотел её убивать.


И тут женщина в белом появилась в третий раз.

Глава 4


На этот раз женщина даже не походила на духа: тело утратило прозрачность, стало плотным и обрело цвет.

Крашеная блондинка. Пышная, ярко накрашенная, в домашнем халате с рюшами.


Появившись за пределами солевого круга, в котором сидели мы с Герой, она сложила руки на груди и выставила полную ногу в тапке с пушистым помпоном. То, что я принял за помаду, было кровью на губах. Вместо глаз зияли чёрные дыры.


Несоответствие обыденного её домашнего облика и поведения, с страшным потусторонним лицом, внушало дикий экзистенциальный ужас.


Гера вновь завыл и попытался юркнуть под стойку, но женщина оборотила к нему пустые глазницы, и он застыл. Только мелко икал и подрагивал, как студень.

 Держись, Герасим,  тихо сказал я, едва разлепляя заледеневшие губы.  Через соль ей не пройти, а к утру дух обязательно развеется.

 Я к утру кони двину,  Гера вновь попытался упасть. Я ногой толкнул к нему табурет.

 А я тебя всё равно достану,  вдруг, совершенно спокойно, сказала женщина.

 Ты мне и так всю кровь выпила!..  заверещал мой гость.  Всё ведь забрала, сука. Голого оставила!

Женщина мстительно улыбнулась, а затем наклонилась волосы замели пол и подула на соль.


Дыхание её было ледяным, в нём угадывались запахи промёрзшей могилы, мокрого дерева и сопрелых тряпок.

Крупинки соли начали размываться, разбегаться в стороны, как живые, и стало понятно, что через пару секунд круг перестанет быть цельным.


Взяв в одну руку нож, а в другую тяжелый металлический табурет, я скомандовал Гере: как только круг разомкнётся беги.


Последние крупинки откатились в сторону, женщина мстительно расхохоталась, а Гера рванул. Только рванул он не вдоль барной стойки, в обход круга, а прямо через него, как больной лось. Соль из-под его копыт брызнула в разные стороны.


План был таков: дух врывается в круг из соли, мы с Герой выскакиваем, и запечатываем линию за собой Но то-ли я выразился недостаточно ясно, то-ли у гостя моего при виде бывшей жены, покойницы, последний разум отшибло, но всё пошло прахом.


Круг больше не был кругом и дух мог свободно перемещаться, куда захочет. А захотел он, разумеется, напасть на бывшего мужа.

На мгновение очертания женщины в халате размылись, стали белым облаком, а в следующий миг облепили грузную Герину фигуру, словно ватное одеяло.


Я растерялся. Не думая, попытался сорвать с него это одеяло, но руку обожгло, как огнём, и только прижав пострадавшую конечность к себе, я понял, что ожог был ледяным.

 А-А-А-У-У-У доносилось из зыбкого кокона, и не различить было, дух это воет, или человек.

Не представляя, что делать, я зачерпнул горсточку соли с пола и запустил ею в призрака.

Не помогло. Вероятно, добравшись до предмета своих вожделений, дух сделался на редкость крепок и силён.


Сквозь ватную завесу я видел посиневшее Герино лицо. Отчаяние, страх, а затем покорность судьбе и даже некоторое облегчение по очереди отражались в его мутных свинячьих глазках.

 Прости, Герасим,  одними губами сказал я, наверняка зная, что он меня не услышит.

И тут рядом с духом что-то плюхнулось на пол. Больше всего оно походило на кожаный мешочек, из которого валил чёрный дым.

Дух стёк с Геры, как мыльная пена, собрался в растрёпанную женщину, и тут же начал распадаться словно повреждённое кислотой изображение на фотографии.


Тогда я рванул Геру на себя, окончательно освобождая его из липких объятий, и в тот же миг заметил Алекса.

Шеф стоял в дверях кухни, спокойно заложив руки в карманы чёрного кашемирового пальто, и смотрел на тающую женщину.

Грустно так смотрел. С участием.


В круге из соли выпала роса.


Оставляя мокрые следы, мы с Герой выбрались, как солдаты из окружения, за его пределы и бессильно опустились на стулья у обеденного стола.

Гость мой бухнулся лбом в столешницу. Плечи его бурно содрогались, и сначала я решил, что Гера по обыкновению рыдает. Но это был смех.

 Су-у-ука тянул он между гомерическими приступами.  А всё ж обыграл я тебя на прикупе.


Шеф, подойдя, уселся напротив и упёр подбородок в набалдашник трости.

Трость у него была интересная. Тяжеленная, с стальным наконечником. По слухам, внутри она была полая и содержала в себе шпагу. В рукояти же помещалась вместительная фляжка. В ней шеф держал малайский ром.

Во всяком случае, так утверждала Антигона. И добавляла, что ей этот ром довелось попробовать, и был он такой крепости, что у неё волосы на груди выросли


 Однако рано радуетесь, милейший,  сказал шеф, обращаясь к Гере.  Мучительницу вашу окончательно изгнать не удалось. Да и не в моей это власти: не я её в этот бренный мир призвал, не мне и спроваживать.

Гера поднял голову. Глаза у него сделались масленые, на щеках багровели лопнувшие сосуды. Щетина торчала из подбородка во все стороны, как иглы дикобраза.

 Вы же обещали,  взмолился он.  Вы же мне Я вам

Шеф только флегматично пожал плечами, и достав кисет, принялся раскуривать трубку.

Гера посмотрел на меня. Я тоже пожал плечами совершенно искренне.

 А что же мне делать?  наконец вопросил гость, глядя на шефа, как на истину в последней инстанции.

 Вас спасёт правда,  улыбнулся Алекс сквозь клуб густого вишневого дыма.  Одна только правда, и ничего кроме. Расскажите. Облегчите душу.

Гера с минуту смотрел в пустоту, теребил пуговицу на пальто, и когда та наконец оторвалась, подведя итог размышлениям, сунул её в карман и решительно сказал:

 Случайно это вышло. Несчастный случай. Я её напугать хотел. Толкнул легонько, а она и Об камин.

 Да не мне,  брезгливо перебил Алекс.  С меня довольно и того, что вы признаёте вину,  он посмотрел в глаза гостю и добавил:  Рассказать нужно полиции.

Гера заволновался. Тоскливо заломил руки, глянул в окно словно прикидывал, как бы сбежать.

За окошком наконец-то занимался серый зимний рассвет, бессолнечный и беспросветный.


 А без полиции никак?  искательно спросил он.  А я уж в долгу не останусь.

 Никак,  строго сказал Алекс Чтобы дух успокоился, сатисфакция должна быть совершенная. Око за око, зуб за зуб,  другого духи не приемлют. Конечно, лучше всего её упокоит ваша смерть,  Гера вздрогнул и отодвинулся от шефа подальше будто бы это помогло.  Но добровольная явка с повинной тоже сгодится. Кресты место намоленное, сакральное. Там вас дух покойной супруги не потревожит.


Мне-то показалось, что как только шеф кинул свой мешочек, мстительный дух растворился без следа. Но Алексу виднее


 Ну как, согласны?  уточнил он.

 А иначе нельзя?  На Геру было жалко смотреть. От былой бандитской лихости не осталось и следа. Плечи опустились, глаза потускнели. Даже кожаный лапсердак его не поскрипывал теперь воинственно и бодро, а лишь уныло шуршал.

 Ну почему?  шеф поднял густые и чёрные, как у запорожца на картине Репина, брови.  Можно. Сутки или двое. Сашу я вам больше не дам: самому нужен. Так что придётся защищаться самостоятельно В монахи вот хорошо пойти,  будто ему только что пришла эта мысль.  Но попы нынче жадные: запросто так не возьмут, а капиталов у вас, Герман, не осталось. Так что, послушайте совета опытного человека: идите в полицию. Они вам будут рады. И не обидят это я вам обещаю. В качестве последней услуги могу вызвать "воронок" прямо к крыльцу. Хотите?  Гера молчал.  Соглашайтесь. Не думаете же вы, что покойница до вас днём не доберётся? Ей-то всё равно, а вам и отдыхать когда-то нужно.


 Хорошо,  Гера склонил голову. В тёмных волосах его обозначились седые пряди. Когда он вечером только пришел, седых волос я вроде бы не заметил.  Вызывайте.

Посидел так секунд двадцать, и вновь вскинулся:

 А они точно смогут

 Хотите гарантии купите тостер.


Через полчаса у нас перед крыльцом стоял воронок, Геру двое дюжих сержантов усаживали на зарешеченное заднее сиденье, а к нам, на ходу закуривая, шел майор Котов.

Назад Дальше