* * *
Первый раз родители отправляли меня одного в Крым на поезде Рига Симферополь, когда мне было семь лет. Поезд шёл сорок четыре часа через Латвию, Литву, Беларусь и Украину. Сегодня невозможно себе представить, чтобы я отправил семилетнюю Юльку или Ольку одну в такое путешествие! А тогда пожалуйста.
Папа с мамой завели меня в купе. Папа тогда ещё майор медицинской службы в форме, солидный человек. Познакомились с соседями, с проводником, с начальником поезда. Объяснили, что вот, мол, мальчик Боря едет в Симферополь, там его встретят на перроне, просили всех за мной присматривать, показали соседям и мне пакеты с едой, рассказали, что и когда нужно съесть Поезд тронулся.
Через какое-то время появляется проводник и собирает у всех пассажиров билеты.
Мальчик, где твой билет?
А чёрт его знает, я даже не в курсе, как он выглядит Сердобольные соседи по купе перерыли весь мой багаж в поисках билета, я вывернул карманы. Нет билета. Расстроенный проводник говорит, что раз билета нет, то он обязан высадить меня на ближайшей станции, а это Шауляй, уже Литва Заманчивая перспектива для семилетнего мальчика
Проводив поезд, родители отправились на телеграф здесь же, на вокзале, чтобы дать телеграмму дяде Лёше маминому брату, живущему в Симферополе с указанием номера вагона и подтверждением моего отъезда, чтобы он меня встретил. Папа опускает руку во внутренний карман кителя за ручкой и достаёт мой билет! Могу себе представить его реакцию. В итоге папа бежит к начальнику вокзала, по рации передают информацию обо мне на ближайшую станцию (как я уже сказал, это Шауляй), там мне выписывают дубликат билета.
Но я-то, сидя в поезде, об этом ничего не знаю. Сижу и планирую, как буду добираться до Риги. В Шауляе зашёл наш проводник и сказал, что всё в порядке, ему передали дубликат билета. Вот такое было начало у моих крымских путешествий.
* * *
Учился я хорошо, даже очень. Особенно мне нравилась математика. В четвёртом классе на соревнованиях по математике я занял первое место в школе, решив тридцать семь задач за отведенное время, а серебряный призёр решил только девятнадцать. Как? Очень просто. Перед соревнованием я громко спросил, обязательно ли писать вопросы перед выполнением действий и можно ли записывать по несколько действий сразу, в одном выражении. Оказалось, что необязательно и да, можно записывать несколько действий в одном выражении. В итоге каждая задача представляла собой одну формулу со скобками для упорядочивания последовательности действий без всякого текста. Например, задачка: один землекоп выкапывает 35 м
3
3
3
3
Следующий вопрос: за сколько дней один землекоп может вырыть котлован объёмом 20 м
3
3
3
У меня эта же задача выглядела так: 20: (35: 7) = 4.
Такой подход позволял значительно сократить время оформления решения.
Когда наша учительница ушла в декрет, её замещала какая-то пожилая злобная тётка. Помню, как она мне в первом классе поставила двойку или тройку за контрольную по арифметике. Начинаю выяснять, почему. Оказывается, если два разделить на два, должен получиться ноль, а у меня, бестолкового, написано один, и учителем красными чернилами исправлено на ноль. Поднимаю руку и начинаю спорить. Она мне: «Ты что, меня учить будешь?» Дошло до того, что я беру два карандаша, делю их на две кучки: «Сколько карандашей в каждой кучке, тётя-учитель?» Она с криком выходит из класса, а потом через минут пятнадцать возвращается и говорит: «Да, Боря, ты прав, это я с алгеброй перепутала». Я тогда не знал, что такое алгебра, но она мне сразу не понравилась, раз там два делить на два будет ноль.
* * *
Первую мою учительницу звали Алла Ильинична Козырева. Молодая красивая женщина, которую мы все любили, и она очень хорошо относилась к нам. Отдельное приключение было, когда её сыну Илюше исполнилось два года, и мы решили сделать ему подарки. Собрали денег, кто из копилок, кто у родителей попросил, накупили игрушек. Хорошо помню среди них большой белый пароход. Кто-то узнал адрес Аллы Ильиничны, и мы на трамвае поехали искать их дом. Нашли, положили подарки под дверью, позвонили и убежали Надеюсь, что все эти подарки мы оставили под правильной дверью.
Это было целое приключение для нас, первоклассников, так далеко, сами, на трамвае
* * *
Как всякого еврейского (и не очень) мальчика, меня отдали учиться музыке. Причём всё было сделано по-умному: учить меня начали игре на аккордеоне. Это довольно увесистый музыкальный инструмент, и когда его на меня устанавливали, уйти из-за его тяжести я не мог, а значит был вынужден играть. Мама была очень рада, что Боренька занимается музыкой, а Боренька никак не мог понять, за что ему всё это счастье. Но я занимался не просто так: я должен был поступить в музыкальную школу при Доме офицеров (сегодня это Дом Латышского общества). Я начал готовиться к вступительным экзаменам. Вся подготовка свелась к тому, что я учился петь песню «А я иду шагаю по Москве», слушая её на пластинке. Это длилось довольно долго, и, как мне казалось, я стал петь эту песню не хуже, чем она звучала на пластинке. Зачем это все затеяли мои родители, я не знал, тем более что ни папа, ни мама, ни их родители, насколько мне известно, в музыке себя не нашли, да и не искали.
И вот я пришёл на экзамен. Доброжелательная комиссия послушала, как я «красиво» пою. Потом надо было спеть ноту, извлекаемую из рояля преподавателем. Этому я не учился и спел, как слышал, но, похоже, слышал я не очень. Меня спросили:
Ну хорошо, а можешь спеть ещё какую-нибудь песню?
Конечно, только у меня не получится так красиво, как то, что я вам уже спел, ответил я.
Почему? удивилась комиссия. И вот тут я честный, незамутнённый мальчик сказал им правду:
Просто «А я иду шагаю по Москве» я целую неделю учил по пластинке, а любую другую буду петь на слух и по памяти.
То ли комиссию поразила чистота этого мальчишки, то ли так сошлись звёзды, но меня приняли, и я ходил в музыкальную школу, и учился играть на аккордеоне, и занимался сольфеджио И мне это совсем не доставляло радости. Через три года, когда я подрос, окреп и уже мог легко снять с себя аккордеон, я заявил родителям, что с музыкой я отмучался и на этом мои занятия завершились. Итого у меня в активе три класса музыкальной школы. Надо отдать должное маме и папе: они спокойно восприняли моё решение и после робкой и безуспешной попытки меня переубедить смирились.
* * *
Где-то в третьем классе я заболел чтением. Эта болезнь так и не прошла, она протекает с разными периодами обострения до сих пор. Я читал, как дышал. Много, взахлёб, очень увлекаясь и проживая жизни героев вместе с ними. В те времена единственным источником книг были библиотеки интернета ещё не было даже в проекте. Купить хорошие книги было практически невозможно; оставались или личные библиотеки, которые были далеко не у всех, или общественные. Я был записан в две: одна у нас в Чиекуркалнсе, в километре от моего дома, а другая в центре города, в Доме офицеров.
Первой страстью был Жюль Верн. Я проглотил жуткое количество его книг, а учитывая, что каждое его произведение это толстенный увесистый том, я прочитал очень много.
Потом, благодаря Джеймсу Фенимору Куперу, я всерьёз увлёкся жизнью североамериканских индейцев. А тут ещё вышло целое созвездие фильмов о них кинокомпании «ДЕФА» из ГДР, с великолепным Гойко Митичем, в том числе: «Чингачгук Большой Змей», «Сыновья Большой Медведицы», «След Сокола», «Белые Волки», а ещё фильмы ФРГ: «Виннету вождь апачей» и «Верная рука друг индейцев». И я пропал. Я читал книги Лизелотты Вельскопф-Генрих учёной, которая удостоилась от индейцев лакота почётного титула Lakota-Tashina («Защитница народа лакота»): «Харка, сын вождя», «Топ и Гарри» и «Токей Ито». И книги Джеймса Уилларда Шульца автора сорока романов и повестей, посвящённых индейцам: «Моя жизнь среди индейцев», «С индейцами в Скалистых горах», «Синопа маленький индеец», «Глашатай бизонов», «Ошибка Одинокого Бизона» и т. д. Шульц прожил более пятнадцати лет в племени индейцев, поэтому из его произведений черпалась совершенно достоверная информация об их жизни.
Я начал собирать в книгах индейские слова и их значения и делать словарь; у меня была карта Северной Америки, где были обозначены места обитания различных племён. «Песнь о Гаявате» я знал чуть ли не наизусть. Сюжет этого великого произведения Генри Лонгфелло основан на индейских легендах. У меня появился головной убор из орлиных перьев. В Крыму, в Севастополе я жил у бабушки во дворе в специально построенном мной вигваме и с ребятами в те два или три лета мы играли исключительно в индейцев. То есть «индейский» период, несомненно, сыграл свою роль в моём становлении
* * *
Хорошо помню две книги, которые очень повлияли на меня в детстве и, безусловно, внесли свой вклад в моё становление. Первая книга «Туда, где не слышно голоса». Появилась она у меня, скорее всего, потому, что на одной из первых её страниц был портрет Сидящего Быка вождя индейских племен, объединившихся в борьбе за свободу. Как только я начал её читать, она меня полностью захватила. Книга о том, как развивались средства связи и как люди учились передавать информацию на большие расстояния.
И вторая книга «Книга будущих командиров», история полководческого искусства со времен древних греков до Второй мировой войны. О великих битвах и тактике знаменитых полководцев, о героических подвигах и уникальном военном оружии всех эпох и народов, о силе духа и служении Родине.
* * *
После четвёртого класса родители перевели меня в физико-математическую школу 13 в самом центре города, на улице Свердлова (теперь Пулквежа Бриежа). Добираться туда от дома было очень непросто: сначала десять остановок на трамвае 11, потом надо было пересесть на троллейбус 1 и проехать ещё остановок восемь. Началась совсем другая жизнь.
В пятом классе математику преподавал Абрам Львович Пикус громадный пожилой дядечка, почему-то всегда злой. Он требовал наличия двух тетрадей по математике: одна для классных работ, другая для домашних. Я считал это блажью, и, естественно, у меня была только одна тетрадка. Когда он это понял, он озверел размахивал руками, стоя у доски, орал, брызжа слюной метра на четыре вокруг, и в итоге разорвал мою единственную тетрадь в клочья. Конечно же, у меня после этого было две тетрадки, как положено.
В шестом классе математику преподавала Нелля Ивановна (если я не путаю имя) солидная сорокалетняя женщина со своеобразным чувством юмора. Навсегда запомнился урок, на котором она заявила, что из точки вне прямой на эту прямую можно опустить только один перпендикуляр, и предложила добровольцам выйти к доске и доказать это утверждение. Кто докажет получит пятёрку. Я вызвался, вышел и доказал. Известно, что сумма углов любого треугольника равна 180 градусам. Если перпендикуляра два, то мы имеем треугольник, сумма углов у основания которого равна 180 градусам, тогда угол в вершине равен 0, иными словами, угла нет, а значит перпендикуляры совпадают, т. е. он один. Она говорит: «Молодец, садись, ставлю тебе тройку». На мой почти крик: «ПОЧЕМУ?» отвечает: «Решил на пятёрку, но за красивые глаза забираю у тебя два балла».
Вот такой специфический юмор.
* * *
Примерно через полгода после поступления в эту школу мы сколотили небольшую компанию мальчишек-одноклассников и каждый день проводили вместе пару-тройку часов после уроков. Но нам не хватало идеи, что делать и зачем
В «Литературной газете» вышла какая-то статья про Ку-клукс-клан, или ККК, с фотографиями людей в белых балахонах, в капюшонах с прорезями для глаз Мы совсем не понимали, да и не пытались, что это, зачем и какие у них цели, но атрибутика нас очень впечатлила.
У всех нас появились такие же капюшоны с прорезями для глаз, только не белые, а чёрные нам казалось, что так круче, загадочнее и, безусловно, практичнее. Мы сделали себе небольшие арбалеты и по колчану чёрных стрел. Потом были назначены дежурства по району, во время которых мы искали случаи проявления несправедливости в разных её вариантах: от отшлёпанного прилюдно ребёнка до нечестной потасовки подростков (ну, когда двое или больше на одного), выслеживали этих людей и потом вечерами, надев чёрные капюшоны, стреляли из арбалетов им в окна (правда, исключительно в открытые) чёрными стрелами как бы посылали им чёрную метку, точно как у Стивенсона. Как мы ни во что не вляпались, никого не ранили я удивляюсь до сих пор. Эти идиотские приключения сами собой сошли на нет.
А после этого были «Битлы». Наша школа располагается в районе морского торгового порта, и отцы некоторых одноклассников были моряками. Кто-то притащил в школу здоровенную книгу на английском языке, она называлась Beatles Bible. Примерно три четверти её объёма составляли фотографии знаменитой четвёрки, а остальное какой-то текст. Текст мы, конечно, не читали, а вот фотографии все перефотографировали и размножили. Вот тогда-то нас охватила битломания: в нашу жизнь вошел английский язык, помимо преподаваемого в школе, мы старались стричься, как «Битлы», то есть старались не стричься вообще и морочили головы парикмахерам, когда нас все же к ним загоняли. Обычные тогда «полубокс» и «канадка» перестали пользоваться спросом. Тогда же у нас появилось понятие «битловка» так называли тонкие обтягивающие свитера с воротом, закрывающим шею, которые носили «Битлы». Менее «просвещённые» люди называли их по старинке водолазками. И да, мы записывали песни на рентгеновских снимках. Надо отметить, что «Битлы» помогли многим из нас улучшить свой английский. По крайней мере, слова практически всех (ну ладно, очень многих) песен мы знали наизусть.
* * *
После шестого класса мы проходили производственную практику на Рижском электромашиностроительном заводе (РЭЗ). Предприятие представляло собой целый город с большим количеством высоких, просторных зданий, с тротуарами и «улицами» на территории, с массой людей. Этакий гигантский организм, живущий по своему чёткому распорядку
Мы стояли у конвейера и что-то делали я уже не помню, какие именно операции; важно, что позже, где-то через двадцать лет я опять появлюсь на этом заводе, решая уже совсем другие задачи.
* * *
Был у нас в классе Славик высокий, красивый парень, сын военно-морского офицера. Он занимался в театральном кружке дворца пионеров, и мы всем классом даже ходили на премьеру какого-то их спектакля. Вот тогда первый раз я испытал интересное чувство, когда ты, сидя в зале, наблюдаешь за хорошо знакомым человеком, играющим на сцене роль, в которой он совсем не он, а совершенно другой, незнакомый тебе человек Дворец пионеров располагался в Рижском замке, который когда-то был замком Ливонского ордена, а сегодня в нём располагается резиденция президента Латвии.
Однажды на уроке учитель обратил внимание, что с дальних рядов раздаётся какое-то металлическое клацанье. Подошёл к Славке, сидящему за последней партой, и увидел у того в руках пистолет. «Вальтер»! Вот это было ЧП. Славку даже хотели исключить из школы. Конечно, вызвали родителей, но постепенно как-то всё обошлось. А сам эпизод первой в жизни встречи с боевым оружием врезался в память, наверное, всем нашим мальчишкам.
Была очень интересная поездка классом в соседнюю Литовскую республику. Посещали Вильнюс и Каунас. Тогда мы, шестиклассники, в первый раз попробовали их национальное блюдо «цеппелины» такие большие картофельные клёцки с мясной, грибной или ещё какой-нибудь начинкой мне они не понравились.
Из всей поездки я запомнил только два эпизода. Первый танцы ночью на улице Вильнюса. Славка взял с собой переносной радиоприёмник «Рига 103» это был очень продвинутый по тем временам аппарат. Вечером, после ужина и обычных посиделок, Славка нашёл «Радио Люксембург» одну из самых-самых музыкальных радиостанций, которые удавалось ловить в СССР. Мы все вышли на улицу, поставили радиоприёмник на асфальт и устроили танцы вокруг него.