Женщина принялась отжимать сначала рукава, потом воротник. В мутнокрасной воде она видела отражение своего сосредоточеннонапряженного лица. Солдатская рубашка пахла мылом и какойто неуловимой тихой скорбью, тоской по тому счастью, которое было нагло украдено промышляющей воровством смертью.
Коричневое пятнышко всё ещё угрюмо поглядывало на окончательно потерявшую терпение женщину: оно напоминало, оно звало в самые темные и самые неприятные глубины подсознания, где особенно тесно и душно. Женщина прикрыла рот рукой, чтобы подавить позыв, и едва смогла справиться с всегда непререкаемой тошнотой. Мыла почти не осталось, потрескавшиеся пальцы опухли и гудели от боли, спина ныла так, что даже разогнуться и выпрямиться получилось с трудом.
Я хочу, чтобы он был таким же счастливым, как и я, говорил новоиспечённый отец, с трепетом прижимая к груди кричащего младенца. Пусть его будут звать Андреем, как и меня, он поцеловал маленький лобик, ты у меня тоже в рубашке родился
Она до сих пор помнит, каким вкусным был воздух после невыносимых дней, проведённых в роддоме, и какую необыкновенную лёгкость она чувствовала в области живота, будто освободилась от чегото особенного и тяжелого, через долгие христианские муки даровалатаки жизнь новой плоти и душе.
Знаешь, что такое настоящее счастье, дорогой?
Не знаю, но ощущаю.
И я тоже ощущаю. Невозможно знать всё обо всем на свете, да и жить одним разумом всегда такая скука Я так счастлива, что у меня есть ты и наш сын, и этого достаточно, чтобы никогда не роптать.
Те, кому дан один разум, чаще всего глубоко несчастны. Их чувства притуплены, сердце работает не в полную силу, они не умеют довольствоваться малым. Мы же другие, про таких говорят, что они родились в рубашке