По ходу моих воспоминаний будут ещё встречаться жаргонные слова, этимологию которых иногда просто невозможно объяснить, но я по мере возможности буду давать их перевод на нормальный русский язык.
В какой-то момент, перенасытившись жаргонным лексиконом, я разродился шуточным стихотворением, которое и предлагаю вашему вниманию.
Бацай, Кент!..Заканчивая описание «отстойника», особо скажу о его стенах, аналогичных стенам всех камер Бутырской тюрьмы, да, вероятнее всего, и всех остальных тюрем Советского Союза и России. Они заляпаны раствором с большим процентом содержания цемента, так что к ним даже прислоняться больно, настолько остры цементные бугры. Уверен, это сделано специально для того, чтобы на них невозможно было что-либо написать, передавая весточку будущим «новосёлам», да и ремонтировать можно реже.
В «отстойнике», камере метров пятьдесят, находилось не так уж много «пассажиров»: человек пятнадцать, в основном это были молодые, лет по двадцать двадцать пять, парни. И только три лица несколько выделялись, и не только тем, что выглядели гораздо старше, но и тем, что при них были небольшие холщовые мешки с припасами и вещами. По всей видимости, эти трое были настолько уверены в себе и в том, что никто не позарится на их вещи, что не сдали свои мешки в камеру хранения. Остальные либо ничего с собой не имели, как и я, либо не захотели рисковать и оставили свои вещи в камере хранения.
Всех, прибывающих в тюрьму, неважно откуда с воли или из КПЗ, обязательно снова тщательно шмонают, изымают запрещённые тюремным Уставом предметы: деньги, лекарства, заварка, спиртосодержащие жидкости, естественно, наркотики всё это относится к вещам запрещённым, иметь в камере три килограмма вареной колбасы «не положено», она изымается, поскольку жара и духота колбаса испортится за несколько часов, и возникнет опасность дизентерии.
«Запрещено» и «не положено» чисто бюрократические игры, а суть одна отбирают всё, на что глаз и положили сами «вертухаи»!
Табак после обязательного прощупывания обычно пропускают, как и сигареты без фильтра, предварительно выборочно порезав пополам примерно треть: на предмет проверки, нет ли в них денежных купюр или иголок, заточек. Сигареты с фильтром пропускают только после того, как его оторвут.
Казалось бы, чем фильтры-то не угодили ментам? Вначале я подумал, что это делается для того, чтобы лишний раз унизить заключённых, но бывалые зэки мне объяснили, что фильтры отламывают для того, чтобы их не использовали в качестве «оружия». Оказывается, достаточно поджечь фильтр, дать ему разгореться, а потом наступить на него, растирая подошвой на гладкой поверхности пола, и у тебя в руках готовое лезвие из стекла. Можно использовать в качестве защиты или нападения, а можно чиркнуть и по своим венам.
Редко попадётся соболезнующий сосед, который бросится спасать сам или вызовет вертухаев. А если и найдётся такой сердобольный сиделец, то ему, вполне возможно, придётся потом несладко:
«Не лезь не в своё дело!»
Ведь нельзя исключить того, что человек чиркнул себя по венам, вовсе не стремясь уйти из жизни, а лишь затем, чтобы попасть на больничку или просто к врачу, а там передать важную информацию на волю, а может быть, и того больше: уйти в побег!
Троица, о которой я уже упоминал, была гораздо старше остальных. Они, чувствовалось, знали себе цену и, судя по многочисленным наколкам, «окунались за колючку» не в первый раз. Исподлобья, но с любопытством наблюдали за остальными. Помня «Записки серого волка», книгу «Вора в законе», «перековавшегося» в писателя явно при одобрении советской «системы», я вошёл в «отстойник», стараясь держаться независимо и спокойно.
Мужчина лет за тридцать, довольно плотного телосложения, из той самой уверенной троицы, шнуркуясь взад-вперед по «отстойнику», чуть нервно затягиваясь сигаретой, проходя мимо меня, остановился и спросил:
Москвич?
Его голос столь удивительно был похож на голос Высоцкого, что я даже вздрогнул и ответил не сразу.
Ну кивнул я.
Он вдруг протянул мне оставшийся окурок.
Спасибо, не курю.
Как хочешь С «обезьянника» или с «Петров»?
Что такое обезьянник, я тогда понятия не имел («обезьянником» называют КПЗ), но память подсказала, что «Петрами» называют тюрьму на Петровке, и потому понял, что моего собеседника интересует, откуда меня забирали.
С родной хаты!
Что, нежданчиком, потому и свалить не успел?
И в мыслях не было, со вздохом признался я.
Заложил кто-то?
Думаю, да, кивнул я, уверенный, что не очень сильно отхожу от истины.
Пустой?
Если ты о жратве, то как барабан! А сигареты есть!
Несмотря на то, что я тогда не курил, дома всегда держал на всякий случай две-три пачки «Столичных» для гостей. И когда меня забирали, прихватил все свои «запасы» три с половиной пачки.
Кури. Я вытащил из кармана початую пачку «Столичных»; как ни странно, но на фильтры при обыске менты не обратили внимания и пропустили, их не отрывая.
Ты ж говорил, что не куришь!
И не курю! Сам не знаю, для чего прихватил
Первоходок? догадливо спросил он.
Ну кивнул я.
Счастливый, кто, не ведая, поступает правильно Ведь на эти сигареты ты сможешь с месяц клёво жить в тюрьме! Это же твои деньги здесь, пояснил он. На них что угодно можно купить, понял?
Не совсем
Ну, дал баландеру сигаретку, а он тебе добавку дня два давать будет!.. Да мало ли что тебе может понадобиться Так что береги и не раздавай!
Но ты-то возьми
А мне-то нечего тебе предложить.
Ничего, считай, плата за науку, нашёлся я.
Хорошо, чуть подумав, согласился он и взял из пачки пару сигарет. Я бы, конечно, мог тебя раздерба-нить, но Лёва-Жид никогда не жил по нахалке и всегда с уважением относится к людям, которые ему симпатичны. Ты хороший пацан, браток, не жадный Лёва-Жид подмигнул мне. Жалко, что вместе не будем: присмотрел бы за тобой
Почему вы думаете, что не будем? почему-то я перешёл на «вы».
Потому что я по четвёртой ходке, а ты по первой.
По четвёртой?! невольно воскликнул я.
Точно! В общей сложности уже двенажку «оттащил».
Двенадцать?! Сколько же вам лет?
Да молодой ещё, усмехнулся Лёва-Жид. Так что больше на воле пожил Вот и считай, из двадцати девяти семнадцать на воле! Я же «В законе» Если кто «мазу тянуть» будет, про меня напомни отстанет, если не захочет, чтобы им занялся Лёва-Жид! Запомнил? Уж больно ты по душе мне пришёлся И не «выкай» ты мне больше, будь проще!..
Несмотря на то что я приказал самому себе держаться особняком и не сближаться ни с кем, этот мужчина показался мне симпатичным собеседником.
Виктор Я протянул ему руку и крепко пожал.
Присядем?
Я оглядел и первую, и вторую скамейку: они были заняты, как и шконки, на которых спали. Тем не менее это нисколько не смутило моего нового знакомого. Он подошёл к той, где уже сидели двое из «бывалых», к которым присоседились четверо молодых. Лёва-Жид остановился напротив и молча взглянул на них. Я не видел его взгляда но, вероятно, он был столь выразителен, что вся четвёрка молодняка тут же поспешила освободить скамейку.
Через несколько минут «бывалые» обо мне знали уже почти всё: за что взяли и как, кто я «по жизни», то есть чем занимаюсь. В первые минуты, выяснив, кто я по профессии, они проявили некоторый интерес, но чисто интуитивно я почувствовал, что этот интерес не имеет никакого отношения к уважению: простое любопытство, и только. Мне показалось, что и в голосе Левы-Жида прозвучало даже некоторое разочарование, появляющееся тогда, когда ты ожидаешь чего-то большего, а в результате не получаешь вообще ничего.
Постепенно любопытство ко мне было удовлетворено, и они углубились в собственные воспоминания, кто на какой «командировке» «парился» и кто с кем там встречался. Очень радовались, когда находились общие знакомые.
Поднявшись со скамейки, чем сразу заслужил вопросительный взгляд Лёвы-Жида, я сказал:
Ноги хочется размять.
Ну-ну, бесстрастно ответил он и вновь повернулся к своим приятелям.
Я действительно решил размять ноги, но при этом незаметно начал приглядываться к остальным обитателям «отстойника».
Лицо одного парня вдруг мне показалось знакомым.
Выбрав момент, когда рядом никого не было, «невзначай» остановился около него и спросил:
Ты, случайно, не с Малой Бронной?
Ну, с некоторым удивлением кивнул тот и пристально вгляделся в меня. Виктор?! воскликнул он.
А тебя, если не ошибаюсь, Костиком кличут? А я смотрю, ты это или не ты?..
Несколько лет назад меня свёл с этим парнем странный случай. Шёл как-то по Суворовскому бульвару поздним вечером и вдруг вижу, как двое молодых ребят, озираясь по сторонам, шарят по карманам лежащего на садовой скамейке прилично одетого парня, в дупель пьяного. Ребятам было лет по восемнадцать, и один из них имел довольно плотное телосложение, что меня не остановило мне стало жаль бедолагу, и я накинулся на этих молодых мародёров:
Вы что творите, сучонки?
Здоровячок поднял на меня глаза и, похоже, не увидел в моей фигуре для себя никакой угрозы. Шепнув что-то напарнику, который продолжал шарить по карманам незнакомца, он встал и угрожающе шагнул в мою сторону. Когда здоровяк распрямился, я понял, откуда в нём такая уверенность: он был сантиметров на пятнадцать выше меня и килограммов на двадцать тяжелее, но отступить в силу своего бойцовского характера я уже не мог. Тем более когда услышал от него задевшие меня слова.
Тебя что, дохляк, давно не били, что ли? зло процедил он, сплевывая сквозь зубы.
«Почему он меня дохляком обозвал?» с удивлением подумал я: как-никак, а во мне было в то время более восьмидесяти килограммов, и я всё же был Мастером спорта, хоть и по лёгкой атлетике.
Я не считал себя отчаянным драчуном, но занятия самбо кое-что значили, да и в юности не раз бывал в уличных переделках и отлично знал основное правило подобных заварушек: при малейшей угрозе в свой адрес старайся всегда бить первым. Внутренне приготовившись, я всё-таки выждал, когда тот подойдёт поближе: мне казалось, что всё ещё может закончиться мирно. Но тут я заметил, как противник, ощутив мою решимость, невзначай сунул руку в карман.
«Нож, кастет?» пулей промелькнуло в моей голове.
В то же мгновение пришло осознание, что любое промедление может оказаться губительным для моего здоровья, я не должен дать ему вытащить руку из кармана!
Далее действовал автоматически: первый удар, в который вложил основную силу, нанёс в шею и почти тут же пнул его в пах.
Здоровяк моментально сложился пополам, упал на землю, с трудом хватая воздух, испуская стоны и держась руками за низ живота. На земле я увидел кнопочный нож. Поднял его, нажал на кнопку сухо щелкнула сталь. Я наступил на лезвие и сломал его.
Бросив рукоятку хозяину, добавил:
Паскуда!
Больно же, гад! прохрипел он.
А это за гада! Я ещё раз пнул его, на этот раз под рёбра.
Ой, бля!.. вскрикнул он, хотел что-то сказать, но тут же заткнулся, боясь получить ещё.
Его напарник, увидев, что произошло с приятелем, и, скорее всего, никак не ожидавший такого поворота, застыл с открытым ртом, словно по команде «замри!».
Верни всё, что вы у него взяли, и не дай тебе бог обмануть меня! Нос откушу!
Я что, я ничего, всё верну, всё! заскулил тот и начал доставать то, что успел рассовать по своим карманам: бумажник, часы, авторучку, непонятно к чему прихваченный паспорт и даже ключи. Потом с готовностью вывернул собственные карманы. Смотрите, всё вернул, сказал он дрожащим голосом и вдруг захныкал. Мы не хотели да потом несвязно залепетал тот, но они уже перестали меня интересовать.
Валяйте отсюда, и если ещё раз попадётесь мне на глаза, пеняйте на себя!
Он помог подняться своему дружку, и они моментально растворились в пространстве
На всякий случай я заглянул в паспорт, чтобы узнать, где проживает парень по имени Константин. Оказалось, совсем рядом, на Малой Бронной. Когда я рассовывал по его карманам вещи, которых он мог лишиться, парень открыл глаза и удивлённо уставился на меня.
Ты кто?.. спросил он.
Кто? Кто?.. Зорро
А а серьёзно?
Если серьёзно, то Виктором меня кличут!
Виктором? А почему ты лазаешь по моим карманам? спросил он таким тоном, словно интересовался моим здоровьем.
Возвращаю тебе то, что у тебя вытащили двое подонков!
А где они?
Я их отпустил
Отпустил? Просто так?.. искренне удивился Константин: было видно, что он уже почти оклемался.
Нет, не просто так: они своё получили и сейчас зализывают раны.
Понял, кивнул он и, пьяно икнув, сказал: Я должен тебя отблагодарить! И полез в карман за бумажником.
Слушай, Константин, я вступился за тебя не потому, что думал о благодарности, просто мне стало тебя жалко.
Откуда ты знаешь мое имя? удивился он.
Так они и паспорт твой хотели умыкнуть, а я помешал
Вот сволочи! Я тем более обязан тебя отблагодарить! упрямо повторил он.
Ладно, когда-нибудь ты мне тоже чем-нибудь поможешь! Вставай, я провожу тебя до дому: мы, оказывается, соседи.
Что было правдой: в то время я снимал комнату на Большой Бронной.
Я довёл его до самых дверей, и он едва ли не силком затащил меня к себе, в небольшую двухкомнатную квартиру, которая, судя по беспорядку, в ней царившему, явно обходилась без женской руки. Оказалось, Константин с полгода назад развёлся с женой и проживал один.
По профессии он был художником-реставратором и в основном занимался реставрацией икон. К моему удивлению, холодильник одинокого мужчины был забит всякими вкусностями, и он, немного протрезвев под холодным душем, пригласил к столу, который накрыл за пять минут.
Ты, Виктор, не думай, я не пьяница, сообщил гостеприимный хозяин. Просто сегодня я закончил очень серьёзную работу, и работодатели пригласили меня в ресторан отметить это событие.
Ты словно извиняешься передо мною!..
Наши посиделки продолжались до самого утра, и когда я уходил, Константин был ещё пьянее, чем тогда, когда его пытались обокрасть
К счастью, сейчас он находился в своей квартире
Больше мы с ним не виделись, хотя пару раз и перезванивались, потом вообще потерялись: мне пришлось снять другую квартиру, уже на Кутузовском проспекте, а он уехал в командировку на Урал, и постепенно наше знакомство сошло на нет
И вот мы встретились при таких необычных обстоятельствах. Я не сразу его узнал: он сильно изменился раздобрел, точнее сказать, заматерел, отрастил длинные волосы и, похоже, внутренне стал другим. Передо мной стоял не тот доброжелательный Константин, с которым я когда-то познакомился, а озлобленный, взъерошенный человек с недобрым, колючим взглядом.
Разговорились Оказалось, что в то время, когда я считал, что он в командировке на Урале, он на самом деле был в другой «командировке»: получил четыре года по восемьдесят восьмой статье, то есть присел за валюту. Продал купленную по случаю икону семнадцатого века, им отреставрированную, за пятнадцать тысяч долларов какому-то иностранцу, который, попавшись на таможне, пошёл на сделку с Органами и сдал продавца, чтобы выехать из СССР без последствий.
Отсидел Константин три года, оставив «хозяину» один год. Вернувшись в Москву, оказался у разбитого корыта: квартиру отобрали, прописки лишили, и находиться в столице, даже у родителей, он не имел права, несмотря на их хлопоты перед городскими властями. Нелегально прокантовался по друзьям и знакомым более двух лет (и как только это ему удалось, одному Богу известно).
Надо было зарабатывать не мог же он продолжать сидеть на шее тех, кто его пригрел на первых порах. Постепенно возобновил старые связи и принялся за то, что умел делать, то есть за реставрацию.