Когда ты снова меня вызовешь? спросил я, губами прикасаясь к её уху.
Боже, что ты делаешь? томно постанывая, прошептала Тамара. Ну перестань, а то твой страж что-нибудь заподозрит. Моя смена послезавтра
Кстати, что ты ему сказала? кивнул я на дверь.
Что у тебя, похоже, гипертонический криз, а может быть, и отравление Температуру нужно замерить, давление, клизму сделать
Клизму? Я поморщился.
И не мечтай! Она усмехнулась, достала из сейфа какой-то флакон, высыпала из него с десяток таблеток, потом вытащила из стола пачку каких-то желудочных таблеток, высыпала их на стол, вместо них положила те, что достала из сейфа, и сунула мне в карман.
Что это?
Эфедрин Насколько мне известно, за каждую таблетку можно пачку «Столичных» выменять. А это съешь здесь. Она протянула мне пару домашних пирожков с мясом.
Ничего вкуснее я не ел ни до, ни после, во всяком случае, мне тогда так показалось
Вернувшись в камеру, я стал с нетерпением ожидать, когда наступит послезавтра, но Недаром говорится: человек полагает, а Бог располагает
Наступило послезавтра, и меня ранним утром выдернули на этап
Однако вернёмся в тот далёкий день, когда я впервые очутился в камере, где пришлось коротать долгие месяцы
Наблюдая за суетой вокруг моей пачки сигарет, отданной «на общак», я довольно скоро уснул: день был так перенасыщен событиями, что организму требовался отдых.
Проснулся я от громкого лязганья замка в двери, после чего откинулась «кормушка» и зычный голос громко оповестил:
Проверка!
Обитатели камеры попрыгивали с нар и выстроились в проходе в две шеренги лицом друг к другу. Распахнулась дверь, и в камеру вошли два вертухая с дежурным корпусным, держащим в руках пластиковую доску с фамилиями, находившихся в нашей камере. Он принялся их выкрикивать, после чего обладатель названной фамилии должен был сделать шаг вперед, назвать своё имя, отчество и статью, по которой он содержится под стражей, и вернуться назад.
Сия процедура проходила для меня впервые, и я, видно, спросонья допустил некий ляп, чем развеселил не только соратников по камере, но и сопровождающих угрюмого дежурного корпусного вертухаев:
Артёмов!
Я! Вызванный сделал шаг вперед и продолжил: Юрий Иванович, двести девятая, часть первая
Васильев!
Я! Шаг вперед. Антон Григорьевич, восемьдесят восьмая, часть вторая
Доценко!
Виктор Николаевич, двести шестая, часть первая, доложил я, после чего сделал шаг вперед и добавил: Здесь!
А куда ты, на фуй, денешься с подводной лодки! проговорил с очевидным сарказмом корпусной.
Все громко рассмеялись, по достоинству оценив шутку корпусного, угрюмость которого мгновенно прошла, и после проверки он даже снизошел к редкому для него вопросу:
Есть ли у кого просьбы? После чего внимательно записал, что в камере кончилась бумага и нет чёрных ниток, затем, забрав письма и заявления, вышел.
Все разбрелись по своим местам, а игроки вернулись к неоконченным играм. Сначала я подошел к шахматистам, но вскоре понял, что они играют весьма слабо, и переключился на тех, кто использовал костяшки домино для какой-то незнакомой игры.
Значит, «баклан»? спросил один из играющих, тот самый длинноногий парень лет тридцати, который, как мне показалось, держал в этой «хате» мазу.
Я уже знал, что «баклан» это тот, кого раскручивают по статье о хулиганстве. И в этом определении нет ничего обидного, тем не менее лично для меня это слово имело некий ехидный оттенок.
(Почему-то сразу вспомнилось проживание на Сахалине, где часто встречались птицы, похожие на чаек, но это были не чайки, а бакланы, или, как их называли, «морские вороны», прожорливые, наглые твари, которые всё время копались в помойке), и мне совсем не хотелось отвечать улыбкой на попытку незнакомца пошутить.
И что? не очень дружелюбно спросил я.
Ничего, просто уточняю пояснил длинноногий. «Объебон» уже всучили?
Какой «объебон»? не понял я.
Ты что, по первой ходке?
По первой Я был настороже и готов был взорваться в любую минуту.
«Объебон» это обвинительное заключение спокойно пояснил тот.
Нет, пока не всучили, спуская пары, сказал я, отметив про себя необъятное богатство «могучего русского языка».
Прошу прощения у моих Читателей, но я вынужден отвлечься от воспоминаний: только что позвонил мой братишка Андрей Ростовский и сообщил о трагическом происшествии. Несколько часов назад погиб в автомобильной катастрофе Дато Ушба, известный в криминальных кругах «Вор в законе». Погиб недалеко от дома Ростовского, к которому ехал в гости.
Для тех, кто не читал один из последних моих романов, в котором я достаточно подробно написал об этом человеке, кратко расскажу его историю
«Отец Давида, или, как его звали близкие, Дато, Тенгиз был Вором в законе", и его погоняло тоже было Ушба. Он погиб в автомобильной катастрофе в тридцать три года, то есть в возрасте Христа, когда маленькому Дато ещё не исполнилось и пяти лет. Прекрасная Динара, его мать, приняла решение не предавать тело мужа земле: она забальзамировала его и поместила в выстроенный на местном кладбище самый большой мавзолей. Более тринадцати (!) лет Динара ухаживала за телом любимого мужа, ежедневно обмывала его, всё время переодевала, следила за сохранностью, смазывала специальными мазями и благовониями, пока не вспыхнула межнациональная война, во время которой тело её покойного мужа выкрали недруги и потребовали за него большой денежный выкуп.
Дато, сын покойного, поклялся отомстить виновным в этом тяжком святотатстве и вернуть тело отца без какого-либо выкупа. Он выполнил свою клятву, и виновные в похищении скоро были наказаны. Но тело Тенгиза сильно пострадало, и Динара решила всё-таки предать его земле.
Вскоре на молодого Дато надели шапку Вора", то есть короновали" в Вора в законе". И он взял себе в память об отце его воровское погоняло Ушба.
Шесть лет не дожил Дато до возраста Христа, и тоже, как отец, погиб в автомобильной катастрофе. Как тут не вспомнить о народном поверье, что имя человека, умершего не своей смертью, несёт за собой и его судьбу.
Хоронили Дато Ушбу на родине, но перед отправкой из Москвы для поминовения и последнего прощания привезли его в церковь на Грузинском Валу. Более полутора тысяч человек, среди которых были и сорок Воров в законе", приехали из разных городов страны, чтобы проводить в последний путъуважаемого ими погибшего
Когда вместе с Ростовским, его женой Ксюшей и ребятами из его команды мы вошли в церковь, то были оглушены душераздирающими причитаниями несчастной Динары, матери погибшего, совсем поседевшей от безутешного горя.
Казалось, эти крики могут поднять даже из гроба, но Ушба лежал в богатом красивом гробу спокойно и безмятежно, своим видом словно говоря всем, что все земные тревоги и переживания его уже не касаются: он перешёл в иное измерение, называемое Вечность.
Комок подкатывал к горлу, когда жена погибшего Дато Ушбы по имени Леся подносила к гробу его полуторагодовалую дочку с красивым именем Софико, до которой ещё и не доходило, что она в последний раз видит своего отца. Но стенания бабушки, слёзы присутствующих и обстановка вокруг внушили тревогу этой маленькой девочке, и мокрые глаза её были совсем по-взрослому грустны и печальны.
Увидев меня, Динара, сидя на ковре в окружении своих родственников, разрыдалась ещё больше и громко воскликнула:
Витюша, дорогой мой Датико всегда носил с собой твою книгу. Он очень любил тебя Она горько расплакалась.
Я преклонил перед ней колени, обнял её за плечи и со слезами на глазах почему-то прошептал ей на ухо не совсем то, что хотел:
Видно, Всевышнему стало скучно. И он решил призвать к себе лучших из нас. Держись, дорогая Динара, сейчас Датико гораздо лучше, чем нам, грешным
Не знаю, что больше подействовало на Динару мои странные слова или умиротворяющий голос, но она вдруг отстранилась, не выпуская мои плечи из своих рук, несколько мгновений смотрела, не моргая, мне в глаза, потом с тихой печалью прошептала:
Спасибо тебе, Витюша
Я так и не понял до сих пор, за что в тот момент поблагодарила меня несчастная Динара. За попытку успокоить, за моё отношение к её сыну или за то, что я написал правду о самых близких и любимых её мужчинах супруге и сыне, носивших одно воровское имя Ушба и принявших одинаковую судьбу от Всевышнего.
Помню, что тогда я хотел спросить её об этом, но отвлёкся, заметив некоторое движение при входе в церковь: двое молодых парней тянули какую-то нить к гробу погибшего.
Позднее я поинтересовался, для чего это делалось. И мне пояснили. Оказывается, у кавказских народов существует такой обычай: от места гибели человека до самого гроба, выставленного в церкви для прощания, тянут нить для того, чтобы душа, испуганная неожиданной смертью, не потерялась и нашла путь к своему телу»
Здесь я должен поведать ещё одну удивительно печальную историю, приключившуюся одновременно с гибелью Ушбы.
Я ещё расскажу о начальнике турбазы «Боровое» Виталии Чмеруке и о том, как моя жена Наташа с дочкой Юленькой отдыхала прошлым летом на этой турбазе
«В тот печальный день я, попрощавшись в церкви с Ушбой, отправился за город к моим девочкам, но перед этим, как и всегда, позвонил на мобильник Виталию, чтобы предупредить о своём приезде. Полковник отозвался сразу и сказал, что не сможет меня встретить, так как приедет чуть позднее: находится на похоронах жены своего близкого приятеля.
Я удивился такому странному совпадению, но расспрашивать подробнее не счёл тактичным и уместным. Как же я удивился, когда Валентина, жена полковника, рассказала, что женщина, которую хоронил Виталий, погибла в автомобильной катастрофе, находясь за рулём своей машины, а её муж-генерал, приятель Виталия, был в тот момент рядом и сейчас находится в реанимации. Здесь я уже не удержался от вопросов. И с ужасом узнал, что мы с Виталием, оказывается, хоронили двух людей, погибших в одной и той же катастрофе, но находившихся в разных машинах.
Придумай я нечто в этом духе для одной из своих историй, сказали бы, что в жизни такое невозможно, а оно произошло на самом деле. Кто-то из Великих людей заметил, что рассказ о реальном событии звучит гораздо менее правдоподобно и много страшнее, чем выдуманная автором фантазия»
Как залетел-то? продолжил свои расспросы длинноногий «Авторитет» нашей камеры, играющий за столом.
А-а Я махнул рукой. Мне не очень-то хотелось распространяться о том, как попался на драке, вроде бы и пострадавший, а сам сижу под следствием, и я рассказал ему часть правды: Сидели в кафешке с девчонками, праздновали, а кое-кто из посетителей решил проверить, что прочнее моя голова или винная бутылка.
И как? заинтересовался тот.
Голова выдержала, а бутылка вдребезги с некоторой грустью усмехнулся я.
А потом? не унимался мой въедливый незнакомец.
А потом, смахнув с лица кровь и собрав всю волю в кулак, я со всей силы засандалил этой сволочи между глаз.
А дальше?
А дальше Честно говоря, меня уже начали доставать эти расспросы, но пришлось ответить: Руки в ноги и бежать вниз по лестнице
За ним?
Нет, от них. Я снова усмехнулся и пояснил: Их четверо, а я один
А вот это правильно! неожиданно согласился тот.
Напряжённое внимание на лицах слушающих разгладилось, и все облегчённо вздохнули, словно действительно переживали за меня, а мой дотошный собеседник протянул мне руку.
Кешка-Рысь, произнёс он многозначительно.
А я просто Виктор, улыбнулся про себя и ответил крепким рукопожатием.
Слушай, что-то я не понимаю: за что ты сидишь? вдруг удивился Кешка-Рысь. Вроде сам пострадавший Он пожал плечами. Или это твоя версия?
Не моя, а так было на самом деле! Мои нервы вновь начали «пружинить».
А следак чё лепит?
Говорит, что я зачинщик драки То есть всё перевернул с ног на голову
Они это могут. Видно, те забашляли следаку, тот и перевернул всё для их интереса. Он понимающе вздохнул и ехидно спросил: А кроме того, что боксировал в ресторанах, чем ещё на воле занимался?
Режиссурой не сразу ответил я.
Ты режиссёр? недоверчиво переспросил Кешка-Рысь.
Режиссёр! И что? Я недовольно прищурился.
Да так, ничего. Просто впервые вижу перед собой и разговариваю с режиссёром как бы примирительно пояснил тот. А ты какой режиссёр?
В смысле? не понял я.
Ну там в театре, что ли, или?..
Или в кино
В кино? Да брось ты! вновь засомневался мой собеседник.
Хоть брось, хоть подними! В кино! Я недоуменно пожал плечами, не понимая, чего здесь такого необычного.
Вот умора! Оказывается, и киношников тоже сажают Кешка-Рысь заразительно рассмеялся, и его смех подхватили все сидящие рядом. Ну, что ж, был «просто Виктор», а будешь теперь «Витька-Режиссёр».
Вот тебе и кликуха! Чем плоха? Так что с тебя пайка сахара причитается!
Я подозрительно уставился на него, ожидая какого-нибудь подвоха.
Или кликуха тебе не по нраву? Он прищурился.
Да нет, вроде ничего пожал я плечами и взглянул в глаза рядом сидящих.
Взгляды были спокойные, не насмешливые, а значит, мой визави в самом деле не держал камня за пазухой и плата за кличку обычное дело.
В этот момент раздался глухой стук в дверь камеры.
Наша мамка пришла, молочка принесла! весело воскликнул молодой чернявый парень.
Его левая рука была исковеркана какой-то травмой, а может быть, даже, скорее всего, болезнью, потому она была намного короче правой и сильно усохшей, чем-то напоминая ощипанное птичье крыло.
Позднее выяснилось, что это был выборный дежурный по нашей камере, так называемый «шнырь». В его обязанности входило убирать и мыть камеру, раздавать пайки хлеба и сахара, а также во время завтрака, обеда и ужина получать у «баландёра» ложки, как говорилось ранее, именуемые «вёслами», и после кормления сдавать их, отчитываясь за каждую. За эту работу по камере он получал с каждого обитателя по полкусочка сахара-рафинада и жил довольно сносно, меняя сахар на всё, что ему приглянется, вплоть до одежды. За повреждённую руку, напоминавшую птичье крыло, ему и присвоили кличку «Крылатый».
Здесь необходимо пояснить, что в описываемые Автором времена не было такого понятия, как погоняло, как сейчас, тогда это называли кличкой или прозвищем. Чаще кличкой, кликухой
На призыв Крылатого возле кормушки выстроилась очередь, а верхушка камеры, так называемые шерстяные, расселась за столом.
Когда «шнырь» раздал пайки хлеба и сахар по три с половиной кусочка, я подошёл к Кешке и протянул ему сахар. Он взял три целых кусочка, а половинку оставил мне.
Это хорошо, Режиссёр, что долг отдаёшь сразу, одобрительно проговорил он.
Я вообще не люблю быть должником, сказал я и пошёл за своей порцией каши к «кормушке»: в этот день раздавали перловку, отдающую не очень съедобной синевой.
Пристроившись на своём «вертолёте», я быстро разделался с кашей, а суточную пайку хлеба, завязав в узелок, сооружённый из прихваченной из дому майки, положил под подушку и снова попытался уснуть.
Не успел закрыть глаза, как мгновенно попал в царство Морфея. И приснилось мне
«события ТОГО ДНЯ, рокового дня десятого мая. Передо мною возникли такие яркие видения, словно всё это происходило наяву, но происходящее я видел как бы со стороны.
Я пытался, даже во сне, сосредоточиться на встрече с генералом Фёдоровым, но передо мною, словно о чём-то напоминая, калейдоскопом возникали картинки, непосредственно связанные с участниками событий в кафе Печора". Чаще всего появлялось лицо того парня, который ударил меня бутылкой. Мозг настойчиво выдавал его, словно действительно пытался что-то подсказать. Но что? Даже во сне я чувствовал, как напрягаются мои мышцы, как лихорадочно работает мозг, пытаясь найти ответ на этот вопрос.
И когда пришло отчаяние и стало казаться, что все мои попытки тщетны, банк памяти вытащил из самых дальних своих уголков неожиданную картинку: при выходе из гостиницы Россия" после встречи с генералом Фёдоровым я едва не столкнулся с этим парнем. Он явно следил за мною. Это не могло быть обыкновенным совпадением. Более того, сейчас, во сне, мне показалось, что его лицо я видел и раньше.
Зацепившись за эту подсказку, мозг заработал с ещё большим рвением, что вскоре принесло результаты. Я действительно вспомнил, откуда мне знакомо это лицо: именно он был среди тех, кто навещал меня в Ленинграде и производил обыск!..»
Глава 5
Бутырские будни
Мой короткий беспокойный сон был прерван самым неожиданным образом:
«зачинщик злополучной драки в кафе, тот самый парень, которого я впервые увидел на своей ленинградской квартире, уставился на меня и довольно грубо сказал: