Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви - Шамонаев Олег 2 стр.


Герасим выделил тяжело раненому отельный угол в избе, в который не совались даже дети. Незнакомец оставался без памяти, но от него тянуло такой невероятной силищей, что домашних просто трясло от страха. Этот страх и спас Вассу от расправы, когда к Рождеству её фигура неожиданно округлилась. Медяки незнакомца той зимой спасли семью от лютого голода, поэтому В общем беременную девку называли шлюхой всего по пять раз на дню (не больше). Однако по мере роста живота скотницы, силы её немощного приятеля стремительно таяли. Васса ходила с опухшими глазами, но поделать ничего не могла. Хотя, казалось бы, где оно хвалёное ведьмино чародейство.

На вербное воскресенье раб божий преставился. В деревне были уверены, что он слуга Преисподней, и направился в адский ад прямиком со смертного одра. От этого всем стало как-то легче. Крестьяне вознесли благодарственные молитвы, плакала только Васса. Но тоже недолго.

На вербное воскресенье раба божия разрешилась от бремени здоровым мальчиком, которого домочадцы Герасима тут же хотели удавить или утопить. Но не смогли договориться, какой именно способ детоубийства в данном случае уместнее.

А потом в деревне начались такие дела, что стало не до ведьмы. То есть около клети Вассы постоянно шатались чужие мужики, особенно по пьяни. Но ведьма так горевала по мёртвому отцу своего отродья и так разрывалась между младенцем и хозяйством, что даже пьяные быстро понимали здесь им ничего не обломится.

 Может все-таки сожжём?  протрезвев, кричали неслучившиеся полюбовники на деревенском сходе.  Бог с ней, с братией. Наврём что-нибудь.

 А зачем? Она глаз не мозолит, на улице почти не бывает,  кричали в ответ.  Нехристьянское это дело жечь.

 Может просто покалечим? Лицо порежем или чего ещё?  наседали полюбовники.

 А вы про семь духов помните?  не уступали умные.  И может в ней не семь, а двадцать семь антихристов? На всех вас как раз хватит!

Вообще Васса, несмотря на выдающуюся внешность, была очень тихим и даже забитым созданием. Было очень сложно представить двадцать семь бесов, сидящих в её высоком и стройном (даже после) родов теле.

Исключительно приворот объяснили деревенские связь загадочного незнакомца с тихой ведьмой. Ну, или их со слугой Преисподней тёмные души просто нашли друг друга, ибо подобное тянется к подобному.

 Чаво тогда с дитём? Надо отобрать, и хотя бы крестить выродка. Она ж сама в церковь не ходит,  продолжал беспокоиться деревенский сход.

 Вы что! А если всё-таки решим жечь, их же тогда вместе надо того возникла у соседей новая мысль.  А некрещённого жечь греха меньше.

 Точно! Только давайте сожжём их позже. А сейчас не до них.

И крестьяне, как обычно, не сумев ни о чём договориться, разбрелись по своим делам.

* * *

Об убивстве на всякий случай сообщили монахам, но они особо не заинтересовалась прочли заупокойную, закопали, и забыли. Действительно, хватало других забот. Половина деревни, в том числе и семья Герасима, лихорадочно готовилась к переселению. Солотчинская братия получила от государя земли в Тонбовском уезде. И первые сходцы рассказывали о невероятных качествах тамошних почв. Сражаться с недородом и голодать на старом месте в Зарайском уезде8 всем надоело, и домочадцы Герасима решили рискнуть.

Идти на новое место было сравнительно недалеко. Но сборы и дорога заняли больше трёх лет пока построились, пока перевезли людей и весь скарб, пока перегнали скот

И вот теперь главный вопрос. Зачем Герасим потащил в Преображенское ведьму и её ублюдка? И почему не бросил их в прежнем доме, где остался его старший сын? Ответ прост: со временем Васса стала частью герасимова домашнего хозяйства. Пользы от неё оказалось больше, чем напряга с соседями. Особенно, когда голова у соседей забита переездом, а не сплетнями.

Ну, а сама женщина наивно верила, что в новом доме, в новом селе, всё будет иначе. В самом деле, Мартин рос, и вскоре стал помогать матери. Но в остальном жизнь практически не поменялась. Летом они жили в хлеву со всей его неустроенностью. Поросята были милы, но очень уж сильно воняли. Осенью им (иногда с поросятами) разрешали перебраться в сенцы, где в ноябре изо рта шёл пар, а с декабря по март замерзала в крынке вода.

Преображенское было намного больше их старой деревни, стояло на оживлённом тракте, имело две постоянных ярмарки и являлось логовом множества разбойников из Ценского леса. В общем, ведьма оказалась далеко не самым странным жителем села. Но пройти по улице и не получить от мальчишек в спину несколько комьев грязи, они с Мартином не могли. А выбираться из своего двора приходилось хотя бы по воду, или ради того, чтобы перегнать скот на выпас в сельское стадо.

Спасибо хоть камнями не били. Эту опасную забаву сильно не одобрял староста Афанасий Погодаев. Однажды он так выпорол парня, который пренебрёг запретом, что тот не мог подняться с полгода, и чуть не отдал Богу душу. Родные хулигана по поводу расправы не протестовали, и выражали готовность (при необходимости) добавить и от себя. Иначе было нельзя.

В селе жили сходцы из разных монастырских вотчин, и отношения между землячествами не заладились. Среди уличных ребят вражда поначалу выливалась в набеги с перестрелки камнями и разбитыми головами. Батый с Мамаем просто отдыхали. Староста положил этим битвам конец. Но мальчишеские ватаги по-прежнему не давали проходу тем, кто им не нравился, и кто не мог дать отпора. Вассу они сильно не уважали (ясное дело, за что уважать ведьму). И неизменно закидывали её грязью с конским дерьмом. Но скотницу этим было не пронять. В дерьме она жила всю свою жизнь.

* * *

 Постой, красавица,  вот это воистину были удивительные слова, Васса не сразу поняла, что обращаются к ней.

 Ой, а от меня что нужно?  женщина оглянулась на спешившего к ним Митрия, маленького, лоснящегося здоровьем и бодростью рыжебородого монаха.

 Вот, я вам Прокляну!  монах подтянул чёрную рясу и напустился на уличных хулиганов, а те испуганно спрятались за изгородь.

 Благословите, отец,  Васса поставила свою ношу на землю, отряхнула дерьмо с подола и склонила голову, как того требовали правила общения с братией.

 Женщина с полными вёдрами к удаче,  лукаво улыбнулся Митрий, быстро перекрестив голову селянки и её сына, которого Васса тоже подставила под знамение.

 Только не к нашей,  скотница разогнулась, воздохнула и посмотрела на монаха сверху вниз.

Кряжистый собеседник едва доставал худой и высокой бабе до плеча.

 Жаловаться на жизнь грешно, сестра,  Митрий снова погрозил пальцем хулиганам, которые высовывались из-за забора.  Господь наш Иисус милостив и прислал меня к тебе на выручку.

 Мне не нужна помощь, это всего лишь глупые мальчишки,  Васса бросила взгляд на метателей грязи и снова потянулась к вёдрам.

 Сестра, а ты не хотела бы приодеть своего мальца?  монах, наконец, перешёл к делу, и облизал потрескавшиеся губы (этой своей привычкой он сильно напоминал сытого рыжего кота).

 Но вы же понимаете, кто я?  тревожно ответила вопросом на вопрос ведьма.

 Разумеется,  засмеялся Митрий.  Но меня весь этот суеверный бред не интересует, и колдовство меня не берёт. Я ж святой человек. Свя-то-ша!

 Мама, это же самый благочестивый человек в округе,  вставил слово Мартин.  К нему всё село ходит за молитвами и лечебными травами.

 Правильно, ходит,  одобрил монах, уделявший мальчишке едва ли не больше внимания, чем Вассе.  И прошлой осенью добрые люди нанесли в лесную землянку так много тряпья, что мне сколько не надобно. А сжигать жалко. К тому же Господь велел делиться. Так что приходите и выбирайте, что надо потом перешьёте. А то на ваши лохмотья смотреть страшно.

 Мне надо испросить разрешения у хозяев. Может, эта одежда им самим не помешает,  не верила своей удаче скотница.

 С Герасимом я договорюсь. Он мне должен,  Митрий снова облизнулся, подмигнул Мартину, и пошёл прочь.

Васса, её сын и свидетели беседы, сидевшие за оградой, долго взирали монаху во след. А когда святой отец скрылся из виду, и пространство снова наполнилось летающими конскими лепёшкам, вдруг распахнулась соседняя калитка. Из неё выскочила белобрысая пацанка и с такой яростью наорала на мальчишек, что те позорно бежали. Батый с Мамаем были посрамлены.

А вечером в хлев к ведьме впервые за несколько лет зашёл Герасим, и не только разрешил поход в лес к отцу Митрию, но и велел передать монаху поклон и котомку, в которую настрого запретил заглядывать и ни в коем случае не мочить. В тот момент казалось, что Господь и впрямь повернулся к двум несчастным созданиям своим прекрасным лицом.

Глава вторая. Надежда

Майя 23 дня 1723 года, лесной скит близ истока ручья


Начиналось самое счастливое лето в жизни Мартина. Они с матерью шли к лесному скиту отца Митрия свозь доцветающий лес. Местами земля была ещё сыра, но тропа к месту обитания монаха находился в лучшем состоянии, чем проезжая дорога. Через канавы заботливо перекинули брёвна, торчащие ветки и сучья подрубили. Дорога предстояла неблизкая, но необременительная. Всё говорило о том, что селяне ходят сюда много и часто, и отшельничество Митрия очень условно. Ведь монах находился в лесу только летом, а когда ложился снег отправлялся зимовать в Преображенское. В холодное время здесь без охоты и без дров не выживали даже истовые схимники.

Митрий был жизнелюбивым и мудрым одновременно, не напуская на себя монашеской мрачности. За это его и любили крестьяне. Между молитвами он собирал целебные растения и корешки коллекции зелий в его землянке мог позавидовать любой знахарь-травник (и не только травник). К отшельнику приходили за лечением, благословлением и просто за житейским советом. Митрий не отказывал никому. Единственное, просил не тревожить его по воскресеньям, когда он придавался мыслям о Боге. Эту просьбу уважали даже разбойники их среди друзей монаха, как говорили, тоже хватало.

Сельский поп Савва отчаянно ревновал своих прихожан к деятельному отшельнику и писал на него жалобы, куда только мог. Но ни одна из этих кляуз (кажется) успеха не возымела. А поток паломников к Митрию не иссякал. Не то, чтобы его скит был проходным двором, но монах в своём лесном уголке не скучал и, что важно,  не голодал, хотя и соблюдал все посты и причитающиеся его сану ограничения. Каждый гость считал своим долгом принести в лес что-то съестное или нужную в хозяйстве вещь. У разбойников вещи были краденными, но монах не брезговал.

Весь скит состоял из часовенки, которая была деревянной беседкой с крестом в навершие, и жилой полуземлянки. К ней и вышли Васса с Мартином в конце своего пути. Начинался день святого праздника Вознесения Господня, но в другое время скотнице было не вырваться только по воскресеньям её не заваливали домашними делами.

Митрий если и был недоволен неурочным визитом, виду не подал. И даже велел (хотя и с сожалением) отказаться от церемоний с целованием рук. Герасимову котомку он куда-то забросил, а потом вывалил рухлядь на свежую траву, предоставив возможность тщательно её осмотреть. И под конец накормил невероятно вкусной похлёбкой. Такой Мартин никогда не пробовал, ведь его детство проходило впроголодь.

После еды Васса и в скиту нашла себе работу. Трудиться в праздник грех, но монах только что переехал, и его жилище нуждалось в срочной уборке. Сам Митрий к поддержанию чистоты был не приспособлен. Пока мать приводила землянку в порядок, мальчик рассматривал разбросанные повсюду книги они считались драгоценностью даже по уездным меркам. Толстые обложки с защёлками были покрыты не менее толстым слоем пыли и плесени. Мартин рисовал пальцем на одном из огромных фолиантов, когда к нему подкрался монах.

 Умеешь читать?

 Не

 А хочешь научиться?

 Не

 Почему?

 Дед Герасим говорит: «Многой мудрости многия печаля»9.

 Много знаешь о печалях?

 Не

 И всегда делаешь то, что тебе говорит дед?

 Не

 Так будем учиться?

 Будем.

 Тогда не хватай книгу сразу это же священные писания. Я видел у твоей матери крестик, а у тебя нет. Ты вообще крещён?

Они пошли к ручью. Чтобы ослабить атаки комариных полчищ, скит располагался не на берегу, а примерно в ста саженях от него. Нужно было немного пробежать вниз по склону извилистая тропа выводила на небольшие мостки. Исток был ещё полон весенней силы и яростно бился о камни. Сверху на пришельцев пялилась пара сотен беличьих глаз.

Монах велел Мартину раздеться до пояса, а потом долго бормотал молитвы, крестился сам и накладывал знамения на мальчика. Парню стало скучно, но тут Митрий резко развернул его спиной, подсёк ноги, схватил за шею и с криком «Аминь!» погрузил голову в воду. От холода свело виски, кровь в жилах ускорила свой бег, и мальчику показалось, что сейчас она хлынет из ушей.

Святой отец ослабил хватку. А Мартин, едва не ставший утопленником, в панике выскочил на мостки, отфыркиваясь и отплёвываясь. С волос стекали ледяные струи, лицо было перекошено. На мостках сидел улыбающийся Митрий и протягивал новообращенному нить с крестиком. Символ веры выглядел необычно. Небольшой, он был сделан из прочного дерева, одна из горизонтальных перекладин длинная, а две другие очень короткие. Мартин рассматривал его, обтираясь и стуча зубами.

 Надевай, не бойся. Он наш, православный, не латинян,  успокоил мальчика монах и облизал свои губы.  Поверь мне, святоше.

 А что здесь написано?  мальчик указал на верхнее перекрестие.

 «Ставру икон», что по-гречески означает «образ креста»,  отвечал отшельник.  Я же говорю надо учиться читать.

 А если кто спросит, почему крест такой?

 Он не для того, чтобы хвастаться. Никогда не показывай его чужим. А спросят скажешь: Господь послал

 А остальное мне не ведомо?

 Не ведомо и не знаемо. Но верь, что он тебе ещё послужит. Где у тебя должна быть вера? В сердце. У сердца крест и храни.

Нить скользнула по мокрому телу, а груди коснулось тёплое дерево. И Мартин вдруг понял, что темп крови в жилах не стихает, сердце бьётся быстрее прежнего. Что мир вокруг словно приобрёл новые оттенки, и в голове прояснилось. Преображение было просто чудесным, и совсем не напоминало бодрость после купания в холодной воде. Мартин стал другим. А не прошло и двух недель, как некогда затюканный мальчик из хлева научился читать.

* * *

Дед Герасим прямо просветлел, когда скотница с сыном вернулись из леса и вручили своему хозяину ответную котомку отца Митрия. И тут же велел в следующее воскресенье готовиться к новой экспедиции в скит. А потом Васса с Мартином начали таскать странные передачки каждую неделю, и это продолжалась почти до Покрова.

Герасим мог бы легко отправить в лес любого из многочисленных сыновей и внуков, но почему-то предпочитал ведьмину службу. Он даже имя своей вскормленницы теперь стал произносить с особым смаком: «Васца». Взглянуть на то, что лежит в котомках, очень хотелось. Но это выглядело бы нечестно по отношению к монаху, который был необыкновенно добр к мальчику с матерью. И вообще: кто умножает знания умножает скорбь.

В скиту Мартин запоем читал книги у монаха были в основном по богословию и схоластике, а также по излечению болезней. Но это мальчика не беспокоило. Пока мать обстирывала Митрия в ледяном ручье, пока они вместе ходили по травы всё же Васса оставалась ведьмой, и кое-что понимала в знахарском деле На эти долгие часы мальчик выпадал из реальности.

Назад Дальше