Эдуард Веркин
cнарк снарк: Чагинск. Книга 1
© Веркин Э.Н., текст, 2022
© О формление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Каменцевой Марии Алексеевне
* * *
Семнадцатого мая две тысячи девятого года президент США Барак Обама убил муху
Глава 1
Незримый енк
Мой дед вырезал «Калевалу» на рисовом зерне, похвастался Хазин.
Второй роман так и не взлетел.
Когда восемь попыток первой главы были убраны в правый нижний угол рабочего стола в многозначительном сантиметре от корзины, я понял, что это от настоящего. Настоящее время до́лжно смотрелось в «Пчелином хлебе» особенно в экспозиции и в финале, оно изящно подламывало четвертую стену, сообщало тексту обязательную русскую глубину и напряженную европейскую округлость, шептало на ухо читателю, свойски подмигивало критику, рисовало между строками пространство и воздух, легкость; с зомби такие штуки не прокатывали.
Зомби категорически не желали действовать в настоящем, предпочитали прошедшее, иногда вынужденно смиряясь с будущим. Софья Романовна Спасская, ее бестолковая дочь Нюта, незадачливый, но уютный Нютин жених Савва с наивной признательностью впитывают ладонями тепло нагретых древним солнцем римских улиц, рассуждают об урожае девяносто шестого, ощущают на языке терпкие иглы бароло и одновременно упоительное сиротство в душе, они покорны умелой руке композитора; зомби же благодарны гораздо менее. Собственно, зомби вообще исключительно неблагодарны.
Чагинск, двенадцать тысяч жителей.
Мой дед вырезал «Калевалу» на рисовом зерне, повторил Хазин.
Пожалуй, врет, подумал я. Непременно врет. Рисовое зерно слишком мало, а «Калевала» все же объемная. На желуде, вероятно, можно.
Почему именно «Калевалу»? спросил я.
Я же финн, ответил Хазин.
У Чагинска нет даты основания. Краеведы, ссылаясь на раскопки стоянки «Ингирь-2», однозначно сходятся на уверенном домонголе, хотя в письменных источниках о поселении никакого упоминания найти не удалось, в годы же подъема Княжьего Погоста и Галича Мерьского удел сей был дик, безначален и пуст.
На картах Шуберта отмечено урочище Чаги, это первая половина девятнадцатого века. Тогда здесь располагались пост лесничего, будка смотрителя переправы, ямы дегтеваров и углежогов.
Он начал работать на просяном зерне, но в процессе ослеп, сказал Хазин. Поэтому на рисовом. Оно хранится в музее Сольвычегодска, там отличный зал миниатюристики.
Врет, окончательно убедился я. Хазин неплохо врет, однако в музее Сольвычегодска нет отдела миниатюристики, я знаю.
На атласе Ильина обозначено уже село Чагино, а в записках путешественника Ухтомского, датируемых царствованием Александра Третьего, упоминаются церковь в этом селе, водонапорная башня при вокзале, грузовой двор и концессионная лесопилка.
В тысяча девятьсот восемнадцатом, когда Ярославль, Рыбинск и некоторые ходы Северных железных дорог оказались в очаге антибольшевистского мятежа, в Чагинске формировалась рота революционных путейцев и заседал Исполнительный комитет, в честь него впоследствии назвали новый постоянный мост через Ингирь, а в честь командира революционных железнодорожников Павла Любимова улицу.
Жарко, заметил я.
В годы войны в Чагинске работал крупный оборонный завод и размещался лагерь военнопленных.
Хазин проверил пальцами подмышки, под правую сунул половинку газеты, прижал.
Юморист Сергей Остапенко во время гастролей в Ростове поссорился с организаторами и в знак протеста справил большую нужду в раковину гостиницы, прочитал Хазин из второй половины газеты.
Неплохо, согласился я.
Статус города присвоен в тысяча девятьсот пятьдесят третьем в связи с увеличением населения и в ознаменование военных заслуг.
В Саранске местные сатанисты собирались инфильтроваться в областное Управление внутренних дел, сообщил Хазин.
Зачем? не понял я.
Не написано Лично я склоняюсь
Хазин задумался, достал из-под мышки газету, брезгливо скомкал, чуть подергивая носом.
Думаю, это идиотократия. Я, кстати, знал одну сатанистку.
В семьдесят шестом Чагинск стал третьим по численности городом области.
Хватило страницы блокнота: на первое время информации достаточно, даже больше, чем требуется, я подчеркнул революционных путейцев и мост им. РИКа, обвел змейкой сторожку дегтеваров.
В сущности, все идиоты, сказал Хазин, отбросив газету на обочину. Это факт, с которым не поспоришь, иначе нельзя. Тут действительно была избушка углежогов?
Дегтеваров, поправил я. Или дегтярей. Углежоги южнее, здесь дегтяри, здесь береза. Деготь делают из березы. Ты вообще знаешь, что такое деготь, Хазин?
Деготь помогает Хазин понюхал пальцы. Вроде бы от наружных болезней А чага от внутренних Тебе не кажется, что у дотторе Крыкофф кожные болезни? Он чешется все время, оглядывается, отряхивается как
Хазин сбился, я не удержался и, секунду подумав, добавил:
Как енот. Енот из контактного зоопарка имени Карла Линнея.
Хазин принял подачу:
Утконос из бесконтактного зоопарка имени Карла Густава Юнга.
В принципе, неплохо, но не стоит усугублять, жарко, не надо форсировать, лучше попридержать, и добавил:
Шелудивых в Валгаллу не имут.
Да, Крыкову помог бы деготь, не услышал Хазин.
Он открыл кофр, задумчиво разглядывал и перебирал тяжелые объективы.
Но местные дегтевары уже давно не те. Хазин примерил на байонет широкий угол. Я обошел центральные магазины и нигде нет ни дегтя, ни вазелина, ни туфель с квадратными каблуками. Ты уверен?
Да, думаю, здесь все-таки был центр дегтеварения, сказал я. Чагинский деготь славился в России и за ее пределами. Его экспортировали во Францию, сорок тысяч ведер ежегодно. Он получил вторую золотую медаль на Парижской выставке в номинации «Лучший креозот, олифа и деготь»
Погоди, запишу, перебил Хазин, старомодно подышал на карандаш. Лучший деготь в центральных губерниях производился именно в Чагинске Ручку надо купить
Кто, кстати, изобрел деготь?
В каком смысле? теперь Хазин перебирал светофильтры.
Смотрел через них на меня: синий, желтый, антиблик.
Ну кто конкретно принес его людям? уточнил Хазин. Прометей огонь, Фарадей электричество, а Бенардос электросварку, братья Люмьер кинематограф, а деготь? Кто придумал деготь?
С Бенардосом в прошлом году было легче, богатой судьбы человек.
Хазин сложил губы хоботком чтобы получился сухой выдох, сдул с холодного синего фильтра пылинку.
Думаю, у дегтя безымянный изобретатель, сказал он. Джон До. Кузьма Кузьбожев. Безымянный изобретатель, но Чагинский деготь отличался повышенными эксплуатационными качествами. А?
Возможно, согласился я.
Несомненно Слушай, а возможно, чтобы деготь изобрел наш Чичагин?
Вряд ли, сказал я. Он все-таки адмирал. Ученый, культуртрегер, а деготь это народная сила Хотя
Ломоносов умел и в рифму, и в закон Ломоносова Лавуазье.
Он мог его популяризировать, сказал я. Он же адмирал был. Наверняка этим дегтем пропитывались борта фрегатов, одержавших ту самую победу над шведами или лучше над турками?
Адмирал Чичагин владыка дегтя записал в блокнот Хазин.
Вычеркни, посоветовал я. Повелитель дегтя это смешно, Хазин.
Какая разница? Эти книги все равно никто не читает. Главное, чтоб под обложкой была фотография Механошина. А адмирал Чичагин, деготь, ерши Всем на это плевать.
Хазин прав, плевать. И добровольно никто не читает. Дарят библиотекам и почетным гостям вместе с магнитиком, ежедневником и кружкой. А почетные гости забывают в автобусах, в аэропортах и на вокзалах. Такова незавидная участь локфика.
Витя, в прошлый раз ты написал, что основателем Княж-Погоста был внебрачный сын Андрея Боголюбского, сказал Хазин. Никто и не заметил.
Ну, теоретически
Я попытался вспомнить историю, но вспомнил только то, что у Андрея Боголюбского имелись проблемы с позвоночником, что он отличался неукротимостью в мечевом бою, что, судя по его архитектурам, тяготел к прекрасному. Росту же был ниже среднего.
Все-таки лишнего лучше не городить, заметил я. Здесь не тот случай.
Незавидная, но великая участь.
Хазин отмахнулся.
Случай всегда тот, сказал он. Всегда. Вить, чего ты дергаешься-то? Материал кое-какой есть, городок вроде симпатичный считай, полдела сделано.
Полдела да. Текст, правда, не идет, но это в локфике случается.
Или это Хазин ухмыльнулся. Старые раны болять? Дым отечества?
Не болять, ответил я. И не дым. Поехали лучше.
Хазин повесил камеру на бок, завел двигатель, «шестерка», скрипя, двинулась по Типографской.
Надо работать по обычной схеме, рассуждал Хазин. От славного прошлого к славному будущему. От дегтя к предприятию «Музлесдревк», от старой водокачки к новой водокачке. И не забываем ершей!
Хазин указал на плакат с гербом, украшающий стену типографии. Ерш на плакате выглядел весьма себе рококо. А Хазин пребывал в хорошем настроении.
Мне кажется, что роль ерша у нас недооценена, рассуждал он. Собственно, вспоминается «Сказ о Ерше Ершовиче», ну и еще что-то там А зря. С ершом можно в принципе работать. Хотя наш народ, конечно, больше любит мышь.
Наш народ любит мышь? удивился я.
В широком смысле да. Хазин притормозил, сделал несколько снимков холодным фильтром: гостиница, сбербанк, «Хозтовары», «Парикмахерская». В том же противостоянии мыши и кота народ отождествляет себя, безусловно, с мышью. Мышь это маленький человек, Акакий Акакиевич. Кот же стихия насилия, власть, империум, погром. И народ едет в тот же Мышкин и с вызовом покупает красную глиняную свистульку, потому что народ стихийный бунтовщик. Читай Пушкина, там про заячий тулуп и мосье Швабрина.
Уолт Дисней, подумал я. Швабрин, кажется, сволочь, после обеда Хазин, случается, утомителен.
Тогда покровитель Мышкина Уолт Дисней? спросил я.
Хазин задумался, проверил вспышку, двинулся дальше.
Надо, кстати, подкинуть им идею, рассуждал Хазин, руля. Пусть мышкинская мэрия бьет челом в «Маус Хаус», как там «не растекаясь мысью по древу, вычерпнет Дон своими шеломами».
Я с сомнением хмыкнул.
Только не говори, что по древу можно растекаться мыслью, сказал Хазин.
Но и мышью тоже растекаться нельзя, возразил я.
Мысью как раз можно. Знаешь, есть такие лесные древесные мыши, мелкие, но чрезвычайно шустрые, меня такая в детстве укусила Мысь, короче. Слушай, я понял! В русской культуре нет сказок про мышей!
И что?
Заныли зубы и голова. Хазин не унимался.
И вот почему. Мышь безусловный носитель протестантской парадигмы, вывел Хазин. Несколько отстраненный элемент, чуждый. Мышь крадется вдоль стен и крадет зерно, мышь распространяет инфекции, мышь грызет проводку бомбардировщика «Максим Горький», мышь безусловное зло. Но нам почему-то многие годы внедряли ее позитивный образ
Хазин, попросил я. Ты противоречишь сам себе.
Нет, он не унимался:
Ерш напротив явный государственник, он выступает прямо и гордо, с открытым забралом! Я думаю, нам надо это подчеркнуть!
Не надо, Хазин, попросил я. Не надо.
Почему?!
Ты же не знаешь, кто на самом деле книгу заказывал, да? А может, ее протестанты заказывали?
Это Механошин-то протестант?! Ты его рожу видел?
Хазин наблюдателен.
Механошин, может, и не протестант. Но вряд ли книгу заказывал именно он.
Думаешь, Светлов? тут же зацепился Хазин.
Я промолчал. Теоретически мог и Светлов.
Ладно, согласился Хазин. Но я бы на твоем месте об этом подумал
А как быть с чагой? спросил я.
Чага второй камень, на котором зиждется здание чагинской истории. Здешняя чага самая лучшая. Чага от чего, кстати?
От всего, сказал я.
Я так и знал.
Хазин попилил ногтем зуб и добавил:
Тут у них День города скоро.
И что?
Может, я свалю, а? Домой смотаюсь на денек. Сам знаешь, я эти карнавалы не очень
Надо будет поснимать, возразил я. Для книги может пригодиться.
Поснимай сам, Вить, это не сложно, знай дави на кнопку!
Не, я один отдуваться не собираюсь.
Хазин принял к обочине и затормозил, скептически сфотографировал нарисованную женщину в окне «Парикмахерской».
Твой дед вырезал «Калевалу» на рисовом зерне, а ты соскочить хочешь?
Буквально на три дня! Витя! Устал, честно! Носимся как бобики же
Я с Хазиным был отчасти согласен, проект разворачивался сумбурно и бестолково, но с Крыковым всегда так. Много пафоса, беготни, нелепых скачек и диких идей, но результат, как правило, вполне.
Мне несколько непонятно, куда качать? Куда мессир Крыков ведет нашу плоскодонку?
Хазин, не мельтеши, посоветовал я. Собирай материал. За тобой фото, за мной текст, все просто.
Мы сидели в машине на углу Типографской и Любимова под шелудивой акацией, в пестрой тени, в масляном запахе желтых цветов. В восемь лет я нарвал таких кружку с горкой и съел, зачем не вспомнил, кажется, на спор с Федькой, потом меня тошнило рыжим.
Типографская зарастала, сирень разошлась вдоль заборов, подъела тропки и подбиралась к асфальту, хлопала проезжающие машины кистями, но не пахла год акации. Мне нравилось это место. Раньше здесь стоял ларек, в нем принимали стеклотару и продавали лимонад, сейчас пустырь. То есть плешак, засыпанный кочегарным шлаком. Удобно сидеть и смотреть: по Центральной едут в мэрию, по Любимова за РИКовский мост.
Думаю, надо качать от обороны, предложил я. Наш сабж один из символов обороны страны, а здесь, в Чагинске, работал снарядный завод. Здесь реально ковалось оружие победы. Без сомнения, это неслучайно. Можно сказать
Я потер виски: с ходу не придумывалось, чертов Хазин инфицировал голову «Калевалой» на рисовом зерне, я пытался отогнать этот образ и мысль: на каком именно длиннозерном или кубанском?
Можно Здесь, кстати, до сих пор военные склады расположены, там, на другой стороне.
База?
Да какая база, старье всякое догнивает. Если
А если им новый герб предложить?! вдохновился вдруг Хазин. Вот так, примерно
Хазин быстренько набросал в блокноте макет.
Озорная рыбка, похожая на ерша. Над рыбкой выпуклый холм и город на нем. Над холмом боевая перчатка.
Как?
Надо еще поработать, посоветовал я. С одной стороны перчатка словно пытается сграбастать город, а с другой будто показывает зрителю дулю.
С перчатками вообще сложно, заметил Хазин.
Работать надо. И почему именно рыба в центре? Где чага, где шестеренка?
Чагинск столица русского ерша, сказал Хазин. Так говорил Аксаков?
Сабанеев, скорее. «Столица ерша», кстати, двусмысленно. А нам надо, чтобы без возможных толкований. И зачем нам ерш, мы ведь договорились столица чаги. Это исторически верно.
И про ерша верно, возразил Хазин. Здесь водились самые крупные и жирные ерши.
Но город-то Чагинск?!
Что-то я запутался, поморщился Хазин. Предлагаю на сегодня закругляться.
Согласен. Надо зайти Бросить взгляд. Не побоюсь этого слова, простереть.
Я, в принципе, был весьма не против простереть на утренней летучке Крыков сдержал слово и выплатил аванс.
Мы поехали в десятый, остаток дня сильно сократился.
Через четыре часа я сидел в номере безымянной гостиницы на втором этаже и швырялся в окно закисшей черешней, целясь в машину Крыкова. Хазин пытался делать вид, что работает фотографирует сумерки над Ингирем, мультяшные силуэты железнодорожных кранов над грузовым двором, редких прохожих и собак. Крыков на крыльце первого этажа бренчал на гитаре и рассказывал барышням анекдоты. Я старался не думать.
Когда черешня кончилась, я вернулся в номер и попробовал спать. Я почти справился, но за полшага до рэм-фазы дернул ногой, уперся лбом в стену номера, зашпатлеванную рыхлой известкой, чихнул, втянул пыльный воздух и дальше чихал долго, растирая нос и глаза; остановился, задержав дыхание. Начал отсчет. На семидесятом в дверь начали стучать, я открыл. Явился сам Крыков.