Неплохо, согласился я.
Неплохо?! Отлично! Здесь немного отличного, но это отлично! А еще «Чага». Ну и эта, вчерашняя. Ну, помнишь, на почте, рукодельница которая? Слушай, а ты с этой Кристиной ведь знаком вроде был?
Тринадцать лет назад, сказал я Мы тогда рядом жили, через улицу. Она в волейбол играла. Или в баскетбол
Люблю волейболисток, сообщил Хазин. Суровые девки с крепкими лодыжками Слушай, Вить, а ты сам-то как? Не думаешь? Типа, вскипели старые чувства, былое вернулось и мы не смогли устоять перед внезапным счастьем?
Хазин многозначительно пощелкал камерой. Я промолчал.
Если ты сам не хочешь, я могу озаботиться. А что? Мы в этих чагах, похоже, надолго застряли, так что имею вполне себе право. Надо скрасить затхлый провинциальный хтонизм чем-то светлым Почтовая фея, королева сургуча и шпагата Смотри еще!
Хазин пролистал странички на мониторе камеры и продемонстрировал пьяного Крыкова, лежащего на полу в коридоре гостиницы.
Даже у самого бессовестного стукача болит совесть, прокомментировал Хазин. Это вчера.
Над Крыковым с укоризненным видом склонялась коридорная Маргарита Николаевна.
Неплохо, согласился я.
Ладно, хватит культуры с утра, сказал Хазин. Пора работать. Мы куда? В библиотеку, в архив, в музей?
В музей для начала. Надо поговорить с директором, там материалы
На крыльцо вышел хмурый мужик с коробкой.
Он купил мотодрель. Хазин тут же сфотографировал мужика. Он счастлив. Он соль земли чагинской.
Хазин сказал слишком громко, мужик обернулся.
Почем брал? спросил Хазин. Бабе своей хочу такой подарить
Мужик пошагал быстрее.
Был я в этом музее, сказал Хазин. Еще в первый день, случайно заехал. Там сейчас выставка-продажа чудо-техники.
Чудо-техника
Ну да, все эти штуки. Кремлевская таблетка, индикатор какой-то болюсы. Циркониевый браслет, купил, кстати.
Хазин продемонстрировал браслет.
От всего, сообщил Хазин. Знаешь, старухи глотки друг другу в клочья рвут
Ладно, поехали.
Мы спустились с крыльца, забрались в машину, я вытянул ноги. Надо купить сандалии.
Думаю, многие его видели, задумчиво сказал я. То есть после
Чичагина? догадался Хазин.
Да, конечно. Думаю, возле реки. Перед праздниками. И в пост.
И перед ударом молнии! с воодушевлением сказал Хазин.
Он повернулся ко мне, нажал животом на руль. «Шестерка» всхлипнула. Хазин достал блокнот.
Он как бы упреждал людей, что скоро ударит молния, записывал Хазин. И предостерегал о пожарах и прочих стихийных бедствиях. И если намечался мор, то он тоже мимо не стоял.
Его вообще неоднократно наблюдали, согласился я. Перед серьезными событиями он являлся и как бы говорил, что надо надо держаться вместе.
Был символом сплочения, записал в блокнот Хазин. Символом единения и противостояния. Думаю, это должно отражаться в
Я прикинул, в каких источниках могло быть отражено явление адмирала Чичагина простым людям города.
Вряд ли в газетах про это печатали, сказал Хазин. Несколько не та тема.
Это было в народной молве, предположил я. Передавалось от отца к сыну, от матери к дочери
Точно! Народная молва это правильно, адмирал был очень близок к народу. Едем в музей?
Да, само собой, подтвердил я.
Но сначала по «Ярославскому», потребовал Хазин. Я чувствую, что должен слегка взбодриться, ты меня, Витенька, извини, но я не могу все это воспринимать
TCHUGA располагался через два квартала от гостиницы в тупике возле железной дороги, в приземистом здании бывшей багажной конторы, я хорошо помнил это место. Летом я всегда отдыхал здесь у бабушки, и после третьего класса родители должны были прислать мне на лето велосипед, каждый день я ходил к багажному отделению и проверял. Целый месяц ходил, пока не прислали «Салют». Оранжевого цвета. Помню.
Новые владельцы помещения не стали озадачиваться дизайном, подкрасили ворота и поменяли замок, и рядом с вывеской «Багажное отделение участка Чагинск Игша Сев. ж. д.» повесили вывеску «Пивбар TCHUGA».
Само по себе место так себе, рассуждал Хазин, руля в коротеньких переулках вокруг грузового двора. Подвальным индастриалом сейчас никого не удивишь, да и шашлыки у них так себе, кофе со вкусом сажи, а вот пиво
Каждый раз, когда мы приезжали в «Чагу», Хазин рассуждал про пиво, шашлыки, пироги с картошкой и дрянную яичницу с пережаренным луком. Я с ним не спорил: с едой в кафе случались накладки, с пивом же никогда.
Я специально узнавал, рассказывал Хазин. Таких кег больше никуда не возят, сюда и в Кологрив. Это еще старые советские бомбы, их реально запаивали оловом, представляешь? Весь секрет в том, что Люся забирает их на обратном пути, пока пиво едет в Кологрив по этим колдобинам, происходит вторичная ферментация
Хазин вырулил на Железнодорожную. Асфальта здесь не лежало, дома были выцветшего желтого цвета, и перед каждым в виде сарая размещался синий вагон узкоколейки.
Неуловимый кабан на улицах Уфы наводит страх на жителей города.
Что? не понял я.
Тут пожарный пруд еще был, в нем водились мизинцы-караси и рос плюшевый рогоз.
Крыков талоны на бензин обещал. Теперь, думаю, не увидим талоны.
Талоны на бензин пожрали трубные яги. Или трупные.
Приехали. Не больше двух кружек, Витя.
Перед кафе на складном стуле сидела хозяйка пивной Люся, ее сын дорисовывал на стене голову бородатого викинга.
Люся! обрадовался Хазин. А мы с Витей как раз к тебе. Нам по баночке, пожалуйста.
Или по две? уточнила Люся. И кофе?
Разве можно с тобой бороться, Люся, вздохнул Хазин.
Мы устроились у стены рядом с сохнущей мордой викинга, через минуту Люся принесла пиво в пол-литровых банках, оплетенных проволокой, кофе в граненых стаканах, бутерброд с сыром всё поставила на ящиках, выполнявших роль столов.
Люся, а что ты знаешь о Чичагине? поинтересовался Хазин.
Я быстро выпил кофе и съел бутерброд. Пиво ждало на ящике, пиво должно подождать.
Люся, что ты знаешь о Чичагине? снова спросил Хазин.
О ком?
О Чичагине.
Люся оглянулась на изображение викинга.
Люся, купи кружки, посоветовал Хазин. Пьем из банок, как прыщи.
Что ответила Люся, я не услышал, на станцию влетел углевоз. Некоторое время все вокруг дрожало, пиво в банках подпрыгивало и проливалось, Хазин не выдержал, схватил банку и выпил половину.
Люся смотрела на проходящий состав, я вдруг заметил, что она считает, загибая пальцы, опасается упустить важное. Тогда я тоже выпил пива и подумал, что Хазин заблуждается: хлебный вкус пиво приобретает не от того, что его возят по ухабам в Кологрив, а от утренних угольных составов, тяжелых полуденных нефтяников и сумеречных лесовозов с востока. Каждый из них взбивает пиво в оловянных кегах, и оно густеет, набирает сахара и крепости, а цвет из коричневого переходит в золотой. Я взболтал банку. Прозрачное и, да, золотое.
Люся загибала пальцы. Хазин вспомнил про фотоаппарат и снимал проносящийся поезд на длинной выдержке. Я пил.
Состав загулял на стрелках, стало громко, воздух раскачался, и мы оказались внутри горячего угольно-железного потока. Состав ускорился. Я оглох, зубы начинали пристукивать, и я ни о чем не думал, грохот и воздух выбили мысли, я люблю «Чагу» как раз из-за этого: сидишь, пьешь пиво и не думаешь.
Тепловоз прогудел, входя на мост, мимо нас пронеслись болтающиеся последние платформы, ветер стих, в воздухе несколько секунд висели вагоны-призраки, скоро растаяли и они.
Железнодорожники в среднем живут на восемь лет дольше, сказал Хазин.
Рельсы с зуболомным звуком изгибались еще некоторое время, на шпалах приплясывали окатыши. Сын Люси с корзинкой направился к стрелкам.
От вибрации у них внутри все спайки рассасываются, и никаких бляшек в сосудах
Люся принесла по второй банке, Люся будет жить вечно. Как неуловимый кабан из Уфы.
И с собой, попросил Хазин. Как обычно, Люся.
Во всяком случае, очень долго. Мысли постепенно возвращались; чтобы они не торопились, я отпил еще. Невыносимо идти в музей трезвым.
Зачем ему корзинка? спросил Хазин.
Я не придумал ничего интересного.
Вряд ли на шпалах растут грибы, тупо заметил Хазин.
Он любил жаренные в сметане грузди, сказал я.
Адмирал Чичагин? Хазин приложился к банке.
Да.
Чичагины все ворье, объявила Люся.
Она уселась в кресло и закурила.
Это всем известно ворье. Хоть сейчас и фамилия другая.
Здесь живут Чичагины?! поперхнулся Хазин.
В Нельше, ответила Люся. Там.
Люся указала сигаретой в сторону железнодорожного моста.
Возле реки, если направо идти. Дом с зеленой крышей.
Хазин принялся записывать в блокнот.
Это хорошо. Надо обязательно с ними поговорить, в книге будет красиво смотреться, какая разница, что ворье.
Старик сидел два раза, да и молодые не лучше, все тащат. Сено, дрова, да им все равно что, хоть глину. В Фатьянове в прошлом году провода срезали их рук дело. Уголовщина. Да и бабы паскудные пододеяльник у меня в прачечной увели Ладно
Люся докурила, плюнула и вынесла нам трехлитровую банку в проволочной оплетке.
Чтобы вернули. Люся вручила посуду Хазину. Уже три у меня зачитали.
Это не мы, заверил Хазин. Это Крыков. Он стукач и алкоголик.
С путей вернулся сын Люси, набрал полкорзины угля, поезда трясет на стрелках.
Я знаю о Чичагине, сказал он. Он капитаном был. А правда, что у нас собираются химзавод строить?
Не, помотал головой Хазин. Какой еще химзавод
Пиво, какое чудесное пиво.
Атомную станцию, сказал я. Только это Не особо свисти, ладно?
Сын Люси почесал нос.
Атомную станцию, подтвердил Хазин. Имени Районного Исполнительного Комитета.
Свинцовые труселя надо шить, перебила Люся. А у меня трое мужиков в семье, ладно, старому ни к чему, а этим-то как? Где я столько свинца найду?
Гениальное пиво, немного выпил и не могу понять, шутит Люся или Люся всерьез.
Из грузил можно, посоветовал сын. Если расплющить.
В «Мотоблоке и дрели» уже продают, успокоил Хазин. Правда, пока два размера, но обещают расширять.
Рельсы звякнули, на шпалах опять начали подпрыгивать гальки, Люся сказала, что читинский, мы с Хазиным поспешили покинуть «Чагу». Второй грузовик в день расстроил бы окончательно мои мыслительные процессы, а сегодня вечером я намеревался начать работу над книгой, пора начинать.
Хазин затормозил в переулке, пристроился в тени черемухи, она не цвела, но запах горечи и холода сохранился.
И зачем им прогнал про АЭС? Хазин прижал банку с пивом к животу и теперь вовсю пытался стянуть с нее толстую капроновую крышку.
А, само получилось
Теперь слухи пойдут, сам понимаешь, АЭС у нас не любят.
Хазин сломал о крышку ноготь, отгрыз, выплюнул в окно.
Чичагин, сказал я. Всем известно, что он был последовательным противником атомных станций.
И сторонником целлюлозных комбинатов?
Хазин пустился во второй приступ на банку, в этот раз впился в крышку двумя руками.
Не устану повторять Чичагин всегда думал о простом народе, сказал я. И если вдруг какой хазарянин собирался ставить шинок, кружало или, допустим, АЭС, немедленно выражал решительный протест, в том числе и прямым действием
Хазин сорвал крышку и жадно отпил из банки несколько глотков.
В музей, однако? спросил он.
В музей.
Хазин вернул пиво под заднее сиденье. И поехали.
Хазин, похоже, разведал короткую дорогу, он не повернул к мосту, от переулка Глухого вырулил к переулку Горького, затем сквозь кусты сирени вниз, к старой водокачке. Тут Хазин не удержался, остановился и несколько раз сфотографировал заросший мхом цоколь из толстого серого камня, чугунный кран, кирпичную башню и число 1903 под крышей, выложенное черным чугуном. Отстрелявшись камерой, Хазин выскочил из машины, подбежал к водокачке, открыл кран. Хазин намочил голову, напился и долил воды в банку пива.
Чтоб как в старые времена, пояснил он. По-настоящему, пиво-воды
Поедем, Хазин, время, напомнил я. Полдня прошло.
Полдня прошло, а роги не растутся!
После водокачки Хазин вступил в отличное настроение, пока мы добирались до старого переезда, он рассказывал, что ему не нравится в Чагинске.
Если кроме того что булки руками в магазинах подают, а девки нормальные давно поделены, то вот еще что. Тут постмиллениум в полный рост. Понимаешь, одни местные думали, что всему свирепый пушок, и уже делили участки на кладбище, другие надеялись, что все наладится и Москва Улан-Батор наконец здесь остановится, но тысячелетие кончилось, планета провернулась, и ничего не произошло. Старый мир не спотыкнулся, а новый не начался. Они оказались словно в вакууме! И как результат у всех аборигенов махровая фрустрация! Вон, посмотри!
Хазин указал на крепкую старуху, на плечах перетаскивающую велосипед через железнодорожные пути.
Это, кажется, Снаткина, сказал я.
Так это же все объясняет!
Хазин притормозил, высунулся в окно.
Женщина, вы знакомы с адмиралом Чичагиным? спросил Хазин.
Старуха не ответила, стремясь через линию, шагала, держа велосипед как коромысло.
Снаткина. Я вспомнил. Мы с бабушкой сидели на веранде, мыли ноги в тазу нагретой за день водой, бабушка смеялась, пилила напильником съеденные кислотой ногти и уверяла, что до «двухсотых» не доживет никак. И когда я однажды спросил почему, бабушка ответила, что нет ничего там, за «двухсотыми», для нее, потому что там будет другой народ, а старому на этом месте никак не разжиться.
Но Снаткина была жива. И все так же с велосипедом.
После пива Хазин был настроен философически.
В постмиллениуме жить неуютно, разглагольствовал он. По пятницам дуют колючие ветры и лестницы круты для велосипедистов! Бабушка, вам помочь?!
Снаткина не услышала, шагала, тяжело разгребая воздух велосипедом.
Мне кажется, здесь для Чичагина есть перспективы. А ты эту тетку знаешь, что ли?
Да, это знакомая моей бабушки. Какая-то дальняя-предальняя родственница. Она из хора ветеранов
Имени Чичагина! тут же перебил Хазин и расхохотался.
Возможно, все же не следовало с утра встречаться с пивом, подумал я. Хазин явно поплыл, стоит его из-за руля
Мне за руль не хотелось.
Хазин выехал на старый переезд, остановился. Здесь не осталось ни шлагбаумов, ни фонарей, промасленная гравийная насыпь и выкрошенные бетонные плиты между рельсами.
В восемьдесят седьмом через переезд везли одного дизелиста, сказал я. Он поссорился с женой, а она его топором в башку. Ничего так, доставать не стали, примотали бинтом. А на этом переезде тряхануло, у него топор из головы вывалился, мужик и помер от кровопотери.
Хазин оглянулся на переезд, усмехнулся:
Это не Люся по случаю была? Мужебойца?
Не, не Люся. Это Снаткина. Тетка с велосипедом.
Эта тетка зарубила мужа?! поразился Хазин.
Говорили, что да. Он ее щукой избил, а она его топором уговорила. Кстати, музей на Советской, мы неправильно едем.
Хазин потрогал голову:
Да, точно Кстати, Чагинск мне нравится все больше. Тут есть где развернуться, не то что в области. Он ее щукой, она его топором, и над всем целлюлозно-бумажная АЭС имени адмирала Чичагина. А?
Пожалуй
Снаткина любила похороны. Бабушка говорила, что Снаткина на всех поминках первый гость, и не поесть, а посмотреть больше. Наверняка и у бабушки Снаткина была.
Хазин развернулся на переезде и направился в сторону Советской.
Надо Механошину подкинуть идею, веселился Хазин. Чичагин как отец-основатель! Как держатель ключа! Пусть Механошин привлечет общественные силы, добровольцев, молодежь, организует патруль нет, лучше дружину! Пенсионеры Чагинска ждут, когда их переведут через железную дорогу в новое время! Приехали