На этот раз Валентина вернулась очень скоро. Её плачь мы услышали, когда она только вошла в дом.
А? Правда случилось что-то! испугался Николай.
Разбились! Разбили-и-ись! завыла Валентина, входя в комнату с Маринкой.
Насмерть что ли?
Не знаююю, никто ничего не знает. Друг с другом столкнулись. Клара сказала через час позвонииить! Марина! Беги за Андреем и Генкой.
Валентина рыдала. Ирочка тоже закричала.
Ну что, что, доченька. Не буду, не буду плакать. Успокойся.
Пришёл Андрей:
Генку хаусмайстер не пустил. Сказал: ты пьяный. Вызову, говорит, полицию, иди проспись.
Валентина ушла опять звонить. Все напряжённо ждали её возвращения.
Друг с другом столкнулись. Антон ехал впереди и затормозил перед бензовозом. А Егор сзади в него врезался. Маме операцию сделали, у неё в животе что-то раздавлено. У Егора ребро сломано. Боже мой, мамочка! Семьдесят восемь лет, и живот раздавлен
Последний раз Валентина ходила звонить Кларе, дочери Егора, в десять часов. Новость была успокоительная: мать пришла в себя. Врачи сказали, что опасности для жизни нет.
В понедельник Алиса повезла брата в пятый, медицинский дом. Ездить на рольштулe стало невозможно. Ехали с трепетом: что им будет за порчу государственного имущества Германии?! Скорее всего заставят заплатить.
Извините, пожалуйста, сказала Алиса их рыжему другу, никогда не слышавшему слова «полиомиелит». Мы испортили инвалидное кресло. Прокололи колесо. Что нам делать?
Оставить его здесь, и выбрать другое. Вон они стоят. Выбирайте. А этот Rollstuhl мы отремонтируем.
И всё? Платить не надо?
За что же платить? Конечно не надо.
Новая коляска оказалась удобней прежней, но за пределы лагеря Кляйны уже не выходили.
Злосчастья Шпехтов не кончились автомобильной аварией, в которую попали их родственники. Младший хаусмайстер не почёл за труд настучать на Генку по инстанции. Его с матерью вызвали в администрацию и предупредили, что достаточно ещё одного нарушения общественного порядка, чтобы он отправился назад в Киргизию.
Двенадцатого ноября Шпехты уехали к родственникам.
В Саксонию
В пятницу четырнадцатого вместо беспокойного семейства Шпехтов в комнату поселили семью Соболевых. Они приехали из киргизского города Токмак, где Борис, глава семьи, работал мастером на какой-то полуобанкротившейся фабрике. Ему было тридцать три года, в одежде чувствовался вкус и даже претензия на элегантность. Его жена Вера была попроще, может оттого, что в свои двадцать семь лет имела уже трёх детей. Старшей девочке было семь лет, средней пять, а сыночку не было и года. Они приехали по вызову Вериных родителей, и были в курсе, какие им положены льготы.
В первый же вечер, несмотря на свою утончённость, Борис засел за упаковку пива и принялся опустошать бутылку за бутылкой.
За первого ребёнка мне будут платить сто пятьдесят марок, сообщил он, за второго двести, а за третьего двести пятьдесят. Это сколько получается? Шестьсот марок! Каждый месяц, и до их совершеннолетия! Да я и работать не буду.
Вера тихонько покрывалась красными пятнами.
Пусть меня дети кормят! У меня родители-колхозники в Сибири живут. В их селе колхозанам за работу не платят по полгода! Последний раз я с ними говорил по телефону перед отъездом Ха-ха-ха Не поверите: зарплату выдали кастрюлями! Ой не могу Господи! Хорошо, что я на немке женился. У меня братишка, Юрка, тоже на немке женат. Перед отъездом он сказал отцу: «Оставайся в своём колхозе, а я поеду в Германию! На фиг мне твоя Сибирь!» Я тоже там родился в Тогучинском районе. Школу окончил, а служил в Киргизии, охранял урановый рудник. Там и женился на Верке. Ну так вот, о чём я? Ах, да, брат мой бросил родителей и поехал сюда сидите, говорит, со своими медведями. Юрка в воскресенье в гости ко мне приедет он недалеко отсюда живёт.
Выпив всю упаковку, Борис уронил и разбил пустую бутылку.
Пойду вынесу стеклотару, сказал он, сложил осколки и целые бутыли в пакет и, пошатываясь, вышел вон.
Соболев вернулся через минуту.
Темно уже, в туалете в уголок поставил. Завтра вынесу.
Но следом прибежал младший хаусмайстер:
Вы кто!? возмущённо заорал он. Чукчи или авары!? Выбрасываете бутылки в умывальную! Дикари! Пьяницы!
Чего он хочет? обернулся Борис к Вере. Чего он там про чукчей?
Говорит, чтобы ты выбросил бутылки куда положено.
А куда положено? Ночь на дворе! Завтра вынесу.
Господин хаусмайстер, пойдёмте, я вынесу, сказала Вера по-немецки. Вы извините, муж давно не пил хорошего пива. Больше это не повторится.
В воскресенье действительно приехал Юрий Соболев. Он оказался хорошим парнем. Как опытный человек, проживший в Германии уже два года, стал рассказывать Кляйнам о плюсах и минусах здешней жизни, сделал вывод, что плюсов много больше и посоветовал им не сомневаться в правильности их выбора. Правда, когда рассказывал, как прощался с отцом и матерью в Толмачёво, как они остались стоять одинокие, как сироты, на глаза его навернулись слёзы:
Метель была, дороги занесены, а им ещё на автобусе в Тогучин возвращаться, да оттуда в колхоз. Представил себе, как приедут в холодный пустой дом Всё-таки, что ни говорите, подлец человек. Лишь бы ему было хорошо. Это я про себя.
А сюда их забрать никак нельзя?
Что вы! Невозможно. Да они и не поедут отец ветеран войны.
Неизвестно, настучал ли младший хаусмайстер на Соболева, но его никуда не вызвали, да и сам он прекратил дегустацию хорошего пива, доступа к которому, якобы, не имел на постсоветском пространстве.
Впрочем, девятнадцатого ноября он с семейством отбыл на место постоянного жительства куда-то под Бремен, где жил Юрка.
Уехали они как раз в то время, когда у Володьки с Алисой был термѝн в двадцать четвёртом доме. В кабинете, увешенном картами, сидел за столом немец, средних лет, с рыжими волосами и белёсыми бровями ни дать, ни взять, истинный ариец.
Мы рассмотрели вашу просьбу об отправке вас к тёте в Баварию и решили её отклонить. Бавария, Баден-Вюртемберг, Гессен это земли, куда стремится большинство аусзидлеров12, они перенаселены. Мы предлагаем вам на выбор четыре Федеральные земли бывшей ГДР: это Бранденбург, Мекленбург-Передняя Померания, Саксония и Тюрингия.
А Берлин?
Нет, Берлин исключается, только эти четыре земли. Я не советую вам Мекленбурга это самая депрессивная земля, доставшаяся нам от ГДР. Её вы можете выбрать, если любите поднимать, как вы там говорите, «целина». Бранденбург я вам тоже не советую. Для вас, на мой взгляд, лучше всего подходит Саксония. Там богатая природа. Большие города: Лейпциг, Хемниц, Дрезден. Ну вы знаете: Лейпцигская ярмарка, Дрезденская картинная галерея Что вы скажете.
Володька и Алиса переглянулись.
Я думаю, за нас уже сделали выбор. Не вижу разницы между тем, что вы нам предложили. Пусть будет Саксония.
Очень хорошо. Тогда мы отправим вас двадцать четвёртого ноября в девять часов утра в лагерь Беренштайн. Там вам окончательно подберут место жительства. Отправление от багажного дома.
А Беренштайн ещё не окончательное место жительства?
Нет, это земельный распределительный лагерь. Переселенцы распределяются по населённым пунктам с учётом наличия жилья, рабочих мест и так далее.
Понятно.
Вы из Новосибирска? Меня в декабре направляют на работу в консульство в Новосибирске. Посоветуйте, какие достопримечательности можно посетить, где отдохнуть.
Оперный театр, например, сказала Алиса. У нас хорошая филармония, есть зоопарк.
О нет, нет, видеть, как мучаются звери это не для меня. Я фанат велосипеда и лыж.
У нас есть лыжная база имени Алика Тульского. Можно покататься на лыжах по зимнему лесу.
Это, пожалуй, подойдёт. Спасибо, воспользуюсь. Да, чуть не забыл, вам надо сегодня ещё зайти в шесть часов вечера в двадцать шестой дом. Только вам, обратился он к Алисе.
А что там, в двадцать шестом доме?
Ну, там BND это наша специальная служба. Вы не пугайтесь, никто вас вербовать не будет. Вы ведь лейтенант медицинской службы? С вами просто побеседуют.
Что им надо? О чём со мной беседовать? волновалась Алиса, всё оставшееся время.
Ты боишься?
Конечно. Не каждый день встречаешься со спецслужбами. Они чьи наследники гестапо, Абвера?
Чёрт их знает.
Пойдём на нашу площадку, дубы как-то меня успокаивают.
Но и дубы сегодня никого не успокоили.
Ну, с Богом! сказал Володька, когда пришло время, и Алиса собралась идти. Смотри, не выдай военную тайну.
Вернулась она спокойной и повеселевшей.
Ну что?
Спросили: «Вы в поликлинике работали? Сколько у вас было койко-мест?» Я сказала, что в поликлинике нет койко-мест.
И всё?
И всё.
Да, измельчали наследники Мюллера и Шеленберга! Такие дурацкие вопросы задают.
Цецилия Михайловна, Готлиб и другие
Среди первого самого сладкого сна шумно распахнулась дверь, вспыхнул резкий свет, и частый топот многих ног вкатился в комнату.
Алиса вскрикнула спросонья и взметнулась на верхней постели. Володька высунулся из-под одеяла, таращась перед собой и жмурясь от режущего света. Против него стояла красивая молодая казашка и смущённо улыбалась блестящими раскосыми глазами:
Извините, пожалуйста, за вторжение.
Ничего, ничего, сказал Владимир.
По комнате по-хозяйски расхаживал младший хаусмайстер и давал приехавшим необходимые, как ему казалось, наставления, мало заботясь понимают его или нет.
Соблюдать гигиену, свиристел он, не быть свиньями, проветривать комнату и не вонять пóтом: мыться, мыться и ещё раз мыться! Вы кто? Чукчи или авары, что ходите с таким запахом?!
Бабушка, что он сказал? спросил высокий мужчина лет тридцати трёх с глубокой залысиной, и просвечивающим сквозь редкие серые волосы черепом, когда хаусмайстер удалился.
Я не знаю по-немецки. Ничего не понимал, ответила стоявшая рядом с ним старушка, снимая с головы шерстяной платок, под которым скрывались седые до белизны волосы.
Давайте раздеваться, предложил мужчина, Марик, в уборную надо?
Надо, пап, ответил черноглазый мальчик лет восьми.
Извините, обратился к Владимиру мужчина, где здесь туалет?
В дальнем конце коридора: мужской налево, женский направо, ответил тот.
Мужчина с мальчиком вышли из комнаты.
Цецилия Михайловна, мы с Вадиком ляжем наверху, а вы с Мариком внизу, сказала красивая казашка,
Хорошо, Жанна. Я согласный.
В комнате было ещё две женщины: одна лет пятидесяти, с круглыми, выпуклыми как вишня, глазами, черноволосая, неимоверной толщины, тяжело дышавшая, с крашенными губами, в меховом полупальто и Павлово-Посадском платке на плечах, другая согбенная восьмидесятилетняя старушка, в старинном плюшевом жакете, неизвестно как сохранившемся от моли и других невзгод времени.
Нам придётся спать под вами! сказала молодая, обращаясь к Алисе. Меня зовут Роза, а это моя мама Эрна Андреевна.
Конечно, располагайтесь, пожалуйста, ответила Алиса.
Володька отвернулся к стене и натянул на голову одеяло, чтобы не смущать женщин.
Садись, Роза, я сниму твои сапожки, сказала Эрна Андреена.
Через несколько минут Володька понял кому адресовал свою филиппику младший хаусмайстер. От Розы, действительно ужасно пахло пóтом.
Вернулись Вадик и Марик. Выключили свет. Хотя, чтобы раздеться, света в комнате было достаточно от почти полной луны и светящих в окна фонарей. Вскоре всё затихло, захрапела Роза. Только Владимир с Алисой долго ещё не могли уснуть, устраивая свои носы то так, то эдак.
На следующий день была суббота. Кляйны встали пораньше, надеясь тихо одеться и убраться вон, пока не проснулись соседи, уставшие вчера после перелёта и долгого путешествия на автобусе.
Но, вернувшись в комнату после умывания, они застали всех одетыми.
Меня зовут Жанна, сказала накануне понравившаяся Володьке молодая казашка, я врач, кандидат медицинских наук. Это мой муж Вадик, он хирург, это наш сын Марик, а это глава семьи Цецилия Михайловна.
Кляйны назвали себя и спросили, пойдут ли они с ними на завтрак:
Нет, ответила Жанна, мы привезли с собой много еды, позавтракаем здесь.
Подождите нас немного, попросила Роза, мы умоемся и пойдём с вами.
Хорошо, мы вас подождём у входа.
Через четверть часа вышли Роза и Эрна Андреевна. По дороге в столовую выяснили, что они приехали из Кемеровской области, едут в Мюнхен, где у них родственники, что у Розы сахарный диабет и множество других болезней.
После завтрака Алиса с Володькой погуляли по территории, хотя погода была холодная. Может даже, был лёгкий мороз, потому что дыхание превращалось в пар. На востоке блестело солнце, но с запада навстречу ему поднималась мутная серая стена, обещая пасмурный дождливый день.
Вернулись домой только после того, как решили, что соседи по комнате точно позавтракали. Они действительно поели и проветрили комнату.
War das Frühstück schmackhaft?13 встретил Кляйнов маленький Марик.
Ах ты, умный, ах ты хороший! растрогалась Алиса. Как хорошо говоришь по-немецки!
Марик расплылся в улыбке. Похвала была ему приятна.
Вы откуда приехали? спросила Жанна.
Из Новосибирска. А вы?
Мы из Алма-Аты.
В Алма-Ате так плохо стало?
Да нет, у нас особый случай, Жанна запнулась, испуганно посмотрела на Вадима, а потом сказала. Цецилия Михайловна вам сама лучше расскажет.
Я родился в Одесска область начала Цецилия Михайловна. До семнадцать лет я умел говорить только по-немецки. Когда я кончил школа, то поехал в Киев к мой жених Готлиб Гартвиг. В начале сорок первый год я выходил за него замуж. Потом он пошёл служить в Красная Армия. Двадцать первого июня его отпустили на два дня на побывка. Когда мы на следующий день сидели за стол, соседи сказал, что началась война. Он сразу поезжал в свой часть. А я скоро уехал в Казахстан и родил девчонка, который называл Ида. Сначала я работал в колхоз, а потом переехал в Алмата и работал на почта. Меня все уважали, и начальник почты Ерден Бексеитович вручал мне два почётный грамота за хороший работа. Потом я пошёл на пенсия и жил с моя дочь и её второй муж Фёдор. Я уже забывал Готлиб и не умел говорить на немецкий язык. Вдруг три года назад звонил Жанна и сказал: «Посмотрите телевизор, вас ищут».
Да, представляете, шла передача «Жди меня», которую вели Игорь Кваша и Маша Шукшина. И вдруг говорят: «Готлиб Гартвиг, живущий ныне в Германии, ищет свою жену Цецилию Михайловну». В общем, сидит на экране пожилой немец и рассказывает, как женился перед войной, попал в плен и остался в Германии. Мы позвонили в редакцию, узнали адрес, списались, и он нас вызвал в Германию. Сначала уехали Ида Готлибовна Славина мама с мужем Фёдором, а потом решили и мы.
В это время, Цецилия Михайловна, покопавшись в своей сумочке, вынула из неё фотографию и положила перед Кляйнами на стол:
Вот они сидят, два крукудила!
На фотографии были запечатлены старик и старушка, в окружении мужчин, женщин и детей разного пола и возраста.
Это Готлиб с нынешней женой, детьми и внуками, пояснила Жанна.
Я не хотел ехать. Меня в Алмата уважали, но я не мог один остаться, будто оправдываясь, сказала Цецилия Михайловна.
Скажите, отсюда можно позвонить? спросил Вадим. Хочу сообщить матери, что мы приехали.
Да, здесь на территории стоят телефонные кабинки. Они приметные ярко-жёлтого цвета. За несколько марок можно хоть куда позвонить, ответила Алиса.
Найдём, сказал Вадим. Марик, пошли со мной, погуляем немного.
Вернувшись, он сообщил, что его мать приедет завтра с Фёдором и, возможно, с дедом Готлибом.
Цецилия Михайловна всплеснула руками:
Ах, мой Бог! Зачем он будет приехать! Я не хочу! Что я буду ему говорить!