Ну Готлиб откинулся на спинку кресла. Талер в неделю тебя устроит? Жильё, правда, подыщешь себе сам.
Согласен, поколебавшись, ответил тот.
Что ж. Аптекарь глянул в окно. Уже стемнело. Ночуй сегодня у меня, вон в той комнате.
Хорошо, кивнул юноша и направился к дверям.
Старик нахмурился, мучительно припоминая, и вдруг прищёлкнул пальцами:
Чуть не забыл! Как твоё имя?
Парень обернулся.
Зовите меня Жуга.
Э-ээ Шуга? переспросил аптекарь. Или Зуга?
Паренёк впервые за весь вечер усмехнулся.
Нет, сказал он, просто Жуга. Жу-га.
Дверь за ним закрылась.
* * *
Серое на чёрном. Чёрное на сером. Шорохи в ночи.
Пробуждение: вода, вода!!!
Быстро, бегом, вприпрыжку по холодным камням озябшими лапками выше, выше-выше! сквозь узкий извилистый лаз, где стены щекочут кончики усов запахом мокрой земли
Куда теперь? Туда!
Неровный камень высоких серых ступеней здесь тепло расшатанные доски здесь недавно кто-то пробегал выше когда-то
Пустота, большая-большая пустота! Дышащая темнота запахов много-много Здесь кто-то есть спит, в воздухе разлито лёгкое дыхание, ветер холодит мокрую шёрстку, в нос попала во во
Чхи!
!!!!!!
Нет, всё тихо
Чёрное на сером неровной горой.
Из угла в угол вдоль стен, из угла в угол туда, откуда вкусный запах гречки. Поддаётся с лёгким треском под натиском острых зубов мягкая ткань. Сухой шорох крупы, и сразу скрип над головой
!!!!!!
Скорее прочь! ско
Спящий повернулся на другой бок, хмыкнув недоумённо: странный сон!
Лёгкая серая тень метнулась в угол, нырнула в щель меж двух покоробленных досок. Послышался мягкий дробный топоток, и всё стихло.
На сером полу, возле разодранной котомки чернела ровной горкой рассыпанная крупа.
* * *
Утро следующего дня выдалось неожиданно тёплым и солнечным. Умытый дождём, город уже не казался таким мрачным, как вчера, сиял белёными стенами ладных двухэтажных домов, водил хороводы красных черепичных крыш, увенчанных фигурной чудью кованых железных флюгеров, и даже серые камни мостовой, казалось, стали чище и ровнее. Повеселевшие жители высыпали на улицы, спеша по своим делам. Хозяйки распахивали окна, проветривали толстые полосатые тюфяки. В прозрачном воздухе тёплой метелью кружился пух.
Узкие улочки Гаммельна сплетались в каменную сеть, пересекались и сходились под самыми немыслимыми углами, часто заканчиваясь тупиком, и по прошествии трёх часов Жуга окончательно заблудился. Он оплошал с самого начала, взяв за ориентир тонкий, царапающий небо шпиль, долго кружил по городу, надеясь выйти к ратуше, и лишь когда дома расступились широкой площадью, понял, что ошибся: прямо перед ним, заслоняя прочие здания, высилась чёрная громада собора.
Вот незадача
Жуга остановился и огляделся.
Собор был единственным строением на площади. Угловатый, острый, словно рыбья кость, он подавлял своим непонятным, вывернутым наизнанку величием. Малое рядом с ним казалось ничтожным, большое болезненно раздутым. Взирая на мир узкими провалами стрельчатых окон, он стоял здесь, словно монах-аскет в чёрной рясе, сурово сжав каменные челюсти балконов, воздев к небу сухой указующий перст ребристого шпиля.
Сейчас старое здание подновляли фасад собора оплетали строительные леса. Похожие издали на муравьёв, на высоте работали каменщики. Внизу, близ дверей неровной грудой лежали кирпичи, доски и была насыпана большая, в рост человека, куча песка, на которой резвились ребятишки. Они гонялись друг за дружкой, скатывались, хохоча, с её вершины, прыгали и толкались. Ещё можно было различить развалины песочного городка.
Наверное, правду говорят, что города похожи друг на друга. «Побываешь в одном, считай, что повидал все», говаривал Жуге друг его Реслав. Где-то он теперь?
Жуга никак не мог привыкнуть к булыжной мостовой. Ноги болели. Со всех сторон доносилась чуждая слуху жёсткая немецкая речь. Он прислонился к стене, соображая, куда идти теперь. Спрашивать дорогу у прохожих не хотелось.
Ребятишки у песочной горы вдруг загалдели, сбились стайкою, завидев двух мальчишек лет шести-семи и девочку помладше. Донеслась весёлая не то считалка, не то дразнилка:
Мчатся три слепых мышонкаЗа фермершей следом, которая имХвосты отрубила ножом пребольшим.А ты смог бы выглядеть храбрым таким,Как эти три глупых мышонка?Жуга горько улыбнулся.
* * *
Часы на далёкой теперь ратуше пробили полдень, и вдруг за стенами собора ожили, залились торжественно соборные колокола. Их было такое множество и выводили они столь чистую и сложную мелодию, что Жуга не заметил, как ноги сами понесли его прямиком к собору.
Под высокими стрельчатыми сводами было темно.
Есть тут кто? окликнул он. Никто не отозвался, и Жуга осторожно двинулся вперёд меж длинных, рядами стоящих скамеек.
Кафедра была пуста. У высокого, украшенного резьбой и позолотой алтаря тоже не было никого. Жуга поднялся по лестнице, прошёл наугад по коридору и неожиданно очутился в маленькой светлой комнатке с покатым сводчатым потолком. У стены на стуле сидел невысокий длинноволосый паренёк. Он играл. Прямо перед ним из стены двумя рядами торчали гладкие деревянные рукоятки, и когда его кулак ударял по одной из них, высоко под сводами собора отзывалась колокольная бронза. Жуга замер в изумлении: всем этим трезвоном заправлял один человек!
Увлечённый своей музыкой, паренёк ничего не замечал. Жуга стоял тихо и, лишь когда колокола смолкли, решился заговорить.
День добрый.
Юноша вздрогнул от неожиданности, обернулся.
Здравствуй. Он смерил вошедшего взглядом и нерешительно потёр бритый подбородок. Ты как сюда попал?
Дверь была открыта, пожал плечами Жуга и, в свою очередь, оглядел нового знакомого.
Это был невысокий худощавый парень лет двадцати, одетый в серый немецкий полукафтан, который здесь называли «волком», короткие штаны, полосатые вязаные чулки и поношенные кожаные башмаки с пряжками. Настороженный взгляд карих глаз, усыпанное веснушками лицо. Одно плечо было выше другого. При разговоре паренёк слегка шепелявил.
Как звать тебя, звонарь?
Яцек.
А меня Жуга. Что-то не похож ты на немца, Яцек.
Тот кивнул в ответ:
Так ведь и ты, я вижу, нездешний. Я из-под Кракова родом. Там вырос, там и играть учился, а год назад сюда перебрался, они как раз звонаря искали. А карильон тут, между прочим, знатный!
Кто? удивлённо переспросил Жуга. Ка кариллон?
Ну да. Яцек кивнул и повёл рукою вдоль стены. Вот вся эта штука, инструмент колокольный, карильон зовётся. А ты откуда будешь?
С гор я, ответил Жуга и, подумав, добавил: С Хоратских.
О далековато, признал Яцек. А в Гаммельне что делаешь?
Бургомистра мне повидать надо. Ратушу я искал, да вот заплутал малость. Народ здесь, кого ни спроси, один дольше другого объясняют, куда идти да как А я и половины слов не понимаю.
Да? А я привык уже. Яцек встал, подошёл к стене и отворил низкую неприметную дверь. Идём, кое-что покажу.
Спасибо, мне уже пора, засобирался Жуга.
Брось, отмахнулся тот, всё равно бургомистра сейчас не застать он только до полудня в ратуше бывает, и то не каждый день. Как там тебя Жуга? Пошли.
Жуга усмехнулся.
Чего смешного? не понял Яцек.
Да так Ты, верно, первый здесь, кто моё имя повторил.
А! рассмеялся звонарь. Твоя правда не могут немцы «Ж» произнесть А может, не хотят.
А что там?
Увидишь.
Согнувшись, новоиспечённые приятели пролезли в дверь и оказались с другой стороны стены. Здесь было пыльно. Стройными рядами уходили кверху тонкие, туго натянутые верёвки. Вдоль стены вилась ветхая деревянная лестница. В углах грязными лоскутьями висела паутина. Вслед за Яцеком Жуга поднялся под самую крышу собора, где на массивных потолочных балках разместились всяческих размеров колокола. Самый маленький можно было поднять одной рукой, самый большой весил, должно быть, пудов двадцать. Соединённые в хитрую систему из колёсиков и рычагов, близ каждого колокола замерли маленькие бронзовые молоточки.
Яцек прошёлся по чердаку, поглаживая их ладонью.
Вот так тут всё и устроено. Он повернулся к Жуге. У каждого колокола свой тон. Рычаги тянут за верёвки, а те двигают молоточки. Он постучал ногтем по массивной бронзовой юбке ближайшего колокола, и тот откликнулся еле слышным звоном.
Слыхал, как звучит? Яцек многозначительно посмотрел на Жугу. Из Малина колокола[5].
Хитро придумано, оценил тот. А ну как верёвка оборвётся?
Заменим.
Яцек открыл ещё одну дверь, и оба вышли на узкий, засиженный голубями балкон. Выше была только крыша, и каменщики ещё не добрались сюда со своими лесами. Гаммельн отсюда был как на ладони. Жуга огляделся и сразу увидел справа городскую ратушу.
Понятно, хмуро кивнул он. Стало быть, не туда я свернул. А дом аптекаря Иоганна Готлиба где?
Яцек указал рукой:
Вон тот, с белой трубой. А зачем тебе Готлиб?
Работать я к нему нанялся, нехотя пояснил Жуга. Помощником, на время.
Ты? Яцек посмотрел на него с невольным уважением. А не врёшь?
Жуга пожал плечами:
Зачем мне врать?
А живёшь где?
Нигде пока. Он ещё раз осмотрел окрестности, запоминая всё, вздохнул и отвернулся. Ладно, пошли вниз. Спасибо, что город показал.
Да не за что, сказал Яцек, спускаясь. Старые ступени скрипели под ногами. Всё равно Гаммельн не сверху изнутри смотреть надо Ты куда сейчас?
Я? Не знаю. Жуга пригладил ладонью растрёпанные рыжие волосы. Я не думал ещё.
Я сейчас свободен. Если хочешь, пошли покажу, где тут можно еды подешевле купить. Деньги у тебя есть?
Есть немного.
* * *
На улице было светло. В куче песка подле входа по-прежнему играли дети. Жуга щурился после соборного полумрака, моргал часто.
Куда теперь? спросил он.
Направо, ответил Яцек. Там сперва будет
Что именно там будет, он не досказал: деревянные подпоры неожиданно затрещали, и высокие леса у левого крыла собора угрожающе зашатались. «Берегись! донёсся сверху заполошный крик. В сторону! В сторону!!!» Яцек поспешно рванулся обратно под прочные своды и потянул за собой Жугу.
Ребятишки бросились врассыпную, убегая со всех ног, и лишь одна девчушка лет пяти осталась стоять, глядючи заворожённо, как заваливается набок угловатая, неровно сбитая громадина строительных лесов.
Жуга вскинулся запоздало.
Беги! крикнул он ей. Да беги же!!! и через миг осознал, что она его просто не понимает. Ах, чёрт!.. Да пусти ты! Он вырвал у Яцека из рук полу рубашки и бросился вперёд.
Куда?! ахнул Яцек. Стой, дурак! Убьёшься!!!
Было ясно, что он не успеет: леса уж не заваливались боле падали, словно гигантский кулак, готовый прихлопнуть двух мошек, большую и малую. И вдруг Яцек даже не успел понять, что произошло: Жуга вскинул руки, крикнул на бегу, и воцарилась тишина. Яцек не мог поверить своим глазам: леса зависли под самым нелепым углом, застыли внезапно, в одно мгновение.
Жуга, хромая, поравнялся с кучей песка, подхватил девочку на руки и побежал дальше, отягощённый драгоценной ношей, не останавливаясь и не оглядываясь, как бегут последний раз в жизни.
И тут невидимая подпорка не выдержала!
Тяжёлые балки с треском и грохотом рухнули туда, где ещё мгновение назад были девочка и рыжий паренёк. Пыль, щепки, мусор и песок взвились столбом, длинный брус ударил бегущего под колени, сбил с ног. Жуга упал, прокатился по мостовой и остался лежать неподвижно.
Со всех сторон бежали люди. Яцек стряхнул оцепенение и тоже поспешил туда.
Жуга лежал, тяжело дыша, крепко прижимая к себе девочку. Из разбитого носа его текла кровь. Завидев Яцека, он кивнул и попытался сесть.
Ты цел? обеспокоенно спросил звонарь.
Вроде прохрипел Жуга, откашлялся, сел и поморщился. Нога вот только
Он осторожно поставил девочку на ноги, отряхнул на ней простое саржевое платьице. Хмуро оглядел растерянные, бледные лица столпившихся вокруг горожан.
Чей ребёнок?
Люди молчали. Жуга уже хотел повторить свой вопрос, но вовремя сообразил, что его опять не понимают.
Чья девочка? коверкая слова, спросил он по-немецки.
Это Магда, дрожащим голосом сказала какая-то женщина, прачки Анны-Марии дочка Господи боже! Давайте я отведу её домой.
Жуга встал, поморщился, ступив на больную ногу. Поглядел на обломки лесов. Девочка стояла рядом, доверчиво держа его за руку тёплой ладошкой, не хотела отпускать.
Хорошо, кивнул он.
Девочку увели. Люди потихоньку расходились, обсуждая происшествие, и вскоре на площади остались только Яцек и Жуга.
У тебя кровь течёт, сказал Яцек.
Да? Жуга осторожно потрогал распухший нос. А, верно Тут есть где умыться? Колодец какой-нибудь там
Вот что, предложил Яцек. Я тут неподалёку живу, вон в том доме. Пошли ко мне. Тебе всё равно пока идти некуда.
Жуга помолчал, задумчиво глядя на испачканные кровью пальцы. Кивнул.
Что ж, пошли, пожалуй.
* * *
Яцек обитал под крышей высокого каменного дома, что принадлежал вдове пекаря Эриха Мютцеля, Гертруде Мютцель. Сама хозяйка, дородная женщина почтенных лет, занимала второй этаж. Третий этаж и мансарды сдавались внаём. Внизу была пекарня. Яцек и Жуга вошли и поднялись наверх.
Садись. Яцек кивнул в сторону кровати и потащил с полки большой фаянсовый кувшин. Я сейчас за водой сбегаю.
Жуга сел и огляделся.
Низкая, но довольно длинная комната, где двух стен не было вовсе лишь скошенный на угол потолок, была обставлена просто: стол, стул, застеленная одеялом шаткая кровать, шкаф для одежды и большой, окованный железными полосами сундук с пожитками. В углу, на колченогой табуретке примостился таз для умывания. На столе, в закапанной воском бутыли торчал огарок свечи. Справа углом выпирала из стены печная труба. Окно вело на крышу.
Я и не знал, что на чердаке можно жить, сказал Жуга, когда Яцек вернулся. Сколько ты платишь хозяйке?
За мансарду? Яцек поставил кувшин на стол и вытер руки о штаны. Талер в месяц.
Ну, это не деньги
Так ведь и это не жильё, грустно улыбнулся тот. Летом жарко, зимой холодно, если только печь в пекарне не топят. Готовить, опять же, негде.
Жуга стянул рубаху, нагнулся над тазом, подставил сложенные лодочкой ладони: «Лей». Долго, фыркая, умывался, вытерся протянутым полотенцем. Вода в тазу порозовела.
Яцек во все глаза смотрел на спину Жуги, где изгибался неровной дугой рваный белый шрам.
Это откуда?
Жуга поморщился, отмахнулся досадливо:
Дело прошлое Скажи-ка лучше, где в Гаммельне жильё подешевле найти можно?
Надолго? оживился Яцек.
Не знаю. Жуга пожал плечами. На месяц-другой.
Яцек потёр подбородок, оглядел мансарду.
Если хочешь, живи пока у меня. Платить за комнату вдвое меньше, а кровать вторую у хозяйки попросим. Вещи твои где?
Да мешок у меня только, в аптеке у Готлиба остался. Жуга подошёл к окну, выглянул наружу. Подумать надо.
Скажи, Жуга, неуверенно начал Яцек. А что такое с лесами сделалось, когда ты за девчонкой побежал? Это что, колдовство?
Жуга промолчал, глядя в сторону.
Чего молчишь? Я же видел
Тот опять ничего не ответил.
В дверь постучали, и Яцек пошёл открывать.
На пороге стоял тощий, перепачканный сажей паренёк с витым горячим штройзелем под мышкой, блестел озорно глазами.
День добрый, Яцек! Видел, что на площади стряслось?
А, здравствуй. Видел, конечно. А что?
Ну так я сейчас Дитриха встретил, он там работал. Знаешь, отчего леса грохнулись? Крысы верёвки сгрызли! Парень отломил от булки кусок и отправил его в рот. Каково, а? Мне они тоже осточертели каждый день в дымоходах застревают. Смотри, погрызут верёвки у твоих колоколов, как звонить будешь? Ну, пока! Заходи как-нибудь.
Яцек закрыл дверь, обернулся.
Это Гюнтер, трубочист. Он тут вот, за стенкой живёт. Так ты как насчёт жилья?
Жуга покивал задумчиво, поднял голову.
Так, говоришь, кровать хозяйка даст?
* * *
Серое на чёрном.
Удар!!!
Больно, больно, больно!
Назад, не чуя ног, по длинной полке, мимо вкусных мягких кругов, успев отгрызть один лишь кусочек, к спасительной темноте холодной ночи