Шелест материи. Запах сосновой палки. Серая тень.
Прыг вправо! Влево! Гулкий стук дерева об пол, истошный женский визг больно ушам, но путь открыт! За дверь, где серая луна на чёрном небе. Болит отбитый бок. Бегом-бегом, вдоль по улице, выгибая горбатую спинку, сжимая в острых зубах душистую хлебную мякоть еда! еда! се
Жуга открыл глаза. Долго лежал не шевелясь, затем встал и подошёл к окну мансарды.
В комнате было тихо. Повернувшись на бок, мирно сопел на своей кровати Яцек. С улицы тянуло холодком. Город окутала туманная осенняя ночь. Таяли во мраке жёлтые цепочки фонарей.
Жуга сел, закутался в одеяло и задумался.
Вторая ночь в городе и снова этот непонятный сон. Почему мир в нём видишь снизу, от самой земли? Почему вокруг море запахов и звуков, но всего один цвет? Почему в сердце всё время сидит щемящее до боли чувство страха?
Почему, почему, почему?!
Жуга помотал головой. Наваждение какое-то!
Так и не растолковав странное видение, он лёг и долго ворочался, пока снова не заснул.
Ему снился лес.
* * *
Три слепых мышонка,Три слепых мышонкаКак они бегут,Как они бегут!Дурашливая эта песенка летела ввысь из глубины городских улиц, звенела детскими голосами, словно напоминая, что уже утро и пора вставать. В узкое окно мансарды лился потоками солнечный свет. День обещал быть хорошим.
Мышатами и Яцек это знал дразнили троих: двух мальчишек по имени Кристиан и Фриц, и девчонку, ту самую Магду, которую вчера спас его новый знакомый. Эти трое всегда ходили вместе: играть с ними никто не хотел, ибо первый сильно заикался, второй был мал ростом, а девочка, кроме того что была сущей тихоней, ещё и плохо выговаривала слова.
Яцек зевнул, потянулся и открыл глаза. Огляделся.
Жуга, хмурый и задумчивый, не спал, сидел одетый на кровати, обхватив колени руками и прислонясь спиною к стене. Смотрел в одну точку. Скомканное одеяло валялось в ногах.
Привет, Жуга.
Тот поднял голову, кивнул равнодушно:
Доброе утро.
Яцек отбросил одеяло и сел. Поёжился от утреннего холодка. Посмотрел на Жугу, озадаченно почесал в затылке.
Ты чего такой? Не выспался?
Жуга поднял руку, взъерошил рыжие нечёсаные волосы. Усмехнулся невесело:
Нет, почему же Выспался. Не в том дело.
А в чём?
Так Он помолчал, затем уклончиво добавил: Есть причина.
А-а. Яцек встал и принялся умываться. Завтракать будем? обернулся он.
Неплохо бы, поддержал Жуга. А где?
Да прямо здесь и закусим. Ты подожди, я сейчас.
Яцек оделся, коснулся мимоходом печной трубы тёплая ли? убежал и вскоре вернулся с булкой горячего хлеба и медным чайником. Чайник был странной формы узкий, высокий, булькал свежим кипятком. Яцек поставил его на стол, с головой залез в сундук, вытащил два мешочка и насыпал в чайник немного коричневого порошка. В воздухе разлился сильный горьковатый аромат. Жуга озадаченно принюхался.
Это что?
Не знаешь? Яцек оглянулся. Кофе. Неужто не пил никогда?
Нет Это какая-то трава?
Яцек почесал в затылке.
Наверное, неуверенно сказал он. На, взгляни сам.
Он снова пошарил в мешочке и насыпал Жуге в подставленную ладонь дюжину крупных, с ноготь размером, коричневых зёрен. Были они овальные, сухие, слегка подгоревшие, пахли странно, но приятно. Жуга с опаской раскусил одно и хмыкнул: вкус был незнакомый, чужой, разливался терпкой горечью на языке.
Где это растёт?
Не знаю, пожал плечами Яцек. Где-то на юге Вот чёрт!
Что такое?
Гляди крысы булку погрызли. Когда только успели? Ну, давай есть.
Яцек разлил дымящийся напиток в чашки, нарезал хлеб, достал из сундука горшочек с маслом.
Жуга отпил из чашки, поморщился:
Горько.
Яцек кивнул:
Мне тоже поначалу не нравилось, а потом привык. На вот, сахару добавь.
Сахару?!
Жуга заглянул во второй мешочек. Там действительно был желтоватый колотый сахар редкое лакомство в горах. В Гаммельне его продавали в аптеках. Видно, не так уж мало получал Яцек за свою работу, если мог позволить себе такое! Поколебавшись, Жуга положил в кофе пару кусочков и снова попробовал. Напиток и впрямь стал вкуснее. Утренняя вялость постепенно ушла, в голове прояснилось. Хлеб из пекарни фрау Мютцель был свежайший, даже масло таяло, когда его намазывали на толстые и тёплые ломти. Приятели в два счёта съели всю булку и засобирались по делам.
Вот так ты и питаешься? спросил Жуга, когда Яцек укладывал всё обратно в сундук. Хлебом да водой?
А что?
Жуга пожал плечами:
Хоть бы кашу варил, что ли
Сваришь её, как же! фыркнул Яцек. Нет ничего ни огня, ни камина.
Жуга обернулся, стоя в дверях.
Ты вот что, сказал он. Раздобудь к вечеру какой-нибудь горшок. Только не шибко большой. И чтоб с глазурью.
Глиняный? Для чего? Я же говорю: негде готовить.
Жуга загадочно улыбнулся.
Что-нибудь придумаем, а пока до вечера.
До вечера.
* * *
Томас Остенберг, бургомистр Гаммельна, принимал просителей по вторникам и четвергам. Сегодня он был не один с утра к нему заглянул Густав Бреннель, доктор медицины. Обоих связывали давние и прочные дружеские отношения, хотя человеку стороннему трудно было бы вообразить людей, более друг с другом несхожих как внешностью, так и характером. Бургомистр был полный степенный господин лет сорока, слегка обрюзгший и бледный, как все горожане, с пухлыми губами, маленькими серыми глазками и редкими светлыми волосами. Бреннель же, напротив, был сух и высок, профиль имел ястребиный, а взгляд пронзительный. Его лицо и руки покрывал тёмный загар. Горожане, встречая его на улицах, почтительно снимали шляпы: он был ничуть не менее, а может, даже более уважаемым человеком в Гаммельне, чем сам бургомистр.
Сейчас герр Остенберг сидел за столом, перебирая бумаги и почти не глядя на очередного посетителя. Сегодня как раз был вторник, и настроение у бургомистра было испорчено с самого утра. Ох уж эти просители! Ну зачем, скажите на милость, зачем нести в городскую ратушу всякие мелкие дрязги? Взять, например, Рудольфа Хоффа, который подал жалобу на соседа. Неужели нельзя было разобраться меж собою тихо-мирно? А Ганс Фогель, лавочник, который сетует, что ему нет покоя от крыс, и просит принять меры! Каково, а? Может, прикажете ещё и ущерб ему возместить? Может, ещё денег дать из городской казны на крысоловки?
Н-да
Ну, ладно, когда приходят горожане, это ещё можно понять. Но что здесь делает этот подпасок, который и говорит-то по-немецки с трудом?
Бургомистр откинулся на спинку кресла и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Поднял взгляд.
Перед ним стоял худой безусый паренёк лет семнадцати уже не мальчик, но ещё не мужчина. Острый взгляд, голубые глаза, давно не стриженные рыжие волосы. В речи сквозит сильнейший славянский акцент. Интересно, откуда он?
Так ты говоришь, что хочешь посмотреть приходские книги?
Да, это так.
Томас Остенберг нахмурился:
Сделать это не так-то просто, юноша. Приходские записи важный документ, нельзя выдавать их первому встречному. Зачем они тебе?
Паренёк помолчал, переступил с ноги на ногу.
Семнадцать лет тому назад в этих местах был мор, медленно подбирая слова, начал он. Чёрная смерть. Очень много людей умерло тогда Я хотел бы посмотреть старую перепись тех лет.
Для чего?
Мне не хотелось бы об этом говорить.
Бургомистр помрачнел. Он помнил то время, помнил, как прошлась по деревням и городам своей ржавой косой бубонная чума, помнил, как жгли за городом в кучах заразные трупы, как чадили на улицах факелы и плыл над городом унылый погребальный звон. Тогда ещё не было в соборе нынешнего Малинского карильона, лишь звякал надтреснуто одинокий старый колокол. По счастью, те времена давно миновали.
Где ты живёшь?
В доме у площади, где пекарня.
А, у вдовы Мютцель И давно ты в городе?
Четыре дня. Работаю у Иоганна Готлиба, в аптеке.
Хорошо, кивнул бургомистр. Приходи в пятницу, я подумаю, что можно сделать. Но учти: одного желания мало, чтобы получить доступ к записям. Тебе ясно?
Да, кивнул тот. Спасибо. Я подожду.
И он ушёл. Бургомистр облегчённо вздохнул на сегодня этот был последним.
Парнишка кажется мне немного странным. Он повернулся к сидевшему у камина Бреннелю. А что по этому поводу думаете вы, герр доктор?
Аптекарь, с лёгким презрением произнёс тот. Аптекарь и помощник аптекаря из диких мест, скорее всего, с гор. Последнее время они плодятся как мухи. Народ любит лечиться у фармацевтов ни тебе кровопусканий, ни процедур: знай себе глотай пилюли да пей микстуры. Вся эта зараза ползёт к нам с Востока, от арабов и сарацин, у которых много трав и мало знаний. Их Авиценна, конечно, кое в чём был прав, но далеко не во всём. Вот что я вам скажу, герр Остенберг: единственное, что у них стоит покупать, это яды. Более ничего. Всё остальное чистой воды шарлатанство.
Да? Бургомистр придал своему лицу умное выражение. Но что вы скажете про Готлиба? Я слыхал, вы начинали вместе.
Густав Бреннель поморщился, словно съел кислое.
Готлиб паршивая овца в стаде, сказал он. Доктор, который на старости лет вдруг впал в маразм и вообразил, что можно лечить людей травками и цветами Цех аптекарей имеет большое влияние, но почти все они просто наглые самозванцы. Впрочем, он покачал головой, Иоганну Готлибу можно доверять больше, чем другим, он всё-таки доктор медицины. Хотя я не упустил бы случая поставить его на место.
Мне кажется, перед нами как раз такой случай, с улыбкой произнёс Остенберг.
Вы имеете в виду этого мальчишку?
Именно, кивнул бургомистр. Книги, как вы знаете, хранятся в подвалах, за семью замками, и даже я не всегда имею к ним доступ. И вдруг является мокроносый юнец и говорит, что хочет их посмотреть. Посмотреть! Вы не находите, герр Бреннель, что это нагло сказано?
Пожалуй, поразмыслив, согласился тот.
К тому же, продолжал бургомистр, большинство книг, особенно тех лет, так испорчено крысами, что прочесть их весьма затруднительно.
Хм! На тонких губах доктора появилась улыбка. А это, может быть, и к лучшему. Знаете, герр Томас, у меня появилась идея. Кажется, мы сумеем загнать Готлиба в угол.
Пари? оживился бургомистр. Скажем, пятьдесят талеров?
Принимаю!
Они скрепили спор рукопожатием.
А теперь, улыбаясь, сказал Томас Остенберг, когда мы покончили со всеми делами, не выпить ли нам вина?
* * *
Ландыш?
Сердце.
Ревень?
Слабительное.
Александрийский лист?
Что-что? Жуга поднял голову.
Э-ээ сенна.
Тоже слабительное.
А тысячелистник?
От простуды
С раннего утра в аптеке у Готлиба витал дым и чад престарелый аптекарь и Жуга, ставший на время его помощником, плавили в медном котле белую вязкую смолу (вчера посыльный доставил от графа заказ на сургуч). Попутно Готлиб решил испытать паренька на предмет знания целебных растений. Было жарко, Жуга снял рубашку, оставшись в одних штанах. Аптекарь мельком взглянул на его шрамы, но ничего не сказал.
Аптека Иоганна Готлиба была не только и не столько лавкой, сколько провизорской все лекарства приготовлялись прямо здесь. Жуга с интересом разглядывал длинные полки, уставленные разных размеров пузырьками, медленно, по складам разбирая незнакомые названия: «Антимоний», «Алкалия», «Зильбер Глет», «Серная печень» А полкой ниже понаставлено и вовсе непонятно что: «Аравийская камедь», «Кинкина», «Сандал», «Фернамбук», «Драконова кровь» и даже «Адский камень» ни больше ни меньше! Да и травы, знакомые Жуге с детства, здесь назывались иначе.
Мята? спрашивал меж тем Готлиб, помешивая вязкую желтоватую массу.
От кашля.
Шалфей?
Для горла.
Адонис?
Как?
Аптекарь снял с полки мешочек и вынул горсть засушенных растений.
А, горицвет! Жуга понимающе закивал. Он тоже, если сердце заболит но только сушёный.
И как его сушат?
Жуга почесал в затылке.
Ну-у, как Медленно.
Гм! А ромашку?
В тени
Отвар из девясила как приготовить?
В печке напар делают, в горшке.
Готлиб усмехнулся довольно паренёк не лгал, когда говорил, что знает толк в травах. Жаль, что только в травах остальное аптекарское дело было для него тайной за семью печатями. Взять, например, сургуч. Любой подмастерье знает, что здесь к чему. Открой книгу и прочти: «Растопи воск, затем возьми чистой белой смолы, распусти её на слабом угольном огне и, когда распустится, сними и вмешай в смолу на один фунт четыре лота малярной киновари, добавь мелу, дай застыть вместе, и получишь красивый, красный, крепкий сургуч». Этот же и читать толком не умеет: взял вместо киновари малахитовую зелень это же надо! Хорошо ещё, что не добавили дорогой даммар белую смолу, а обошлись для начала канифолью. Вон, стоит в горшке, остывая, зелёная масса, сколько ни тыкай пальцем, всё мягкая, липнет к рукам Эх, молодо-зелено А так, если посмотреть, парень сообразительный, схватывает всё на лету. Хотя
Аптекаря вдруг осенило. Он повернулся к Жуге.
Ты не различаешь цвета?!
Ну замялся тот. Красное и зелёное да.
Так-так. Готлиб нахмурился, продолжая помешивать в котелке. Это уже хуже. А я, признаться, подумывал, не взять ли тебя в ученики.
Жуга покачал головой.
У вас бы я с охотой поучился, сказал он, но боюсь, что в городе я пробуду недолго.
Плав в котле стал густеть, аптекарь разлил его в узкие фаянсовые формочки, где тот застыл крепкими ярко-красными палочками. Готлиб подцепил одну, вытащил, постучал по ней ногтем и удовлетворённо кивнул. Обернулся:
Так зачем, говоришь, ты пришёл в Гаммельн?
Жуга хотел ответить, но в этот миг дверной колокольчик задёргался, и Готлиб пошёл открывать.
Послание доктору Иоганну Готлибу от господина бургомистра! послышалось снизу.
Хорошо, давай его сюда, сказал аптекарь.
Он поднялся по лестнице, неся в руке тонкий пергаментный свиток, сломал сургучную, голубую с золотом печать, пробежал глазами текст и нахмурился. Покачал головой.
Ох уж этот Остенберг пробормотал он.
Бургомистр? мгновенно насторожился Жуга. А что с ним?
Готлиб поднял взор.
Теперь он хочет, чтобы я уничтожил крыс в городе.
Ну и что? Или это так сложно?
Аптекарь рассмеялся невесело, небрежно бросил свиток на стол и опустился в кресло. Сложил домиком сухие старческие ладони и некоторое время молчал, глядя в камин.
Видишь ли, мой юный друг Шуга, наконец начал он, дело это не то чтобы сложное оно попросту невыполнимое. Мало того, что в моём возрасте негоже шастать по подвалам и чердакам. С недавних пор я не знаю созданий хитрее, чем гаммельнские крысы. Они с ходу распознают любые ловушки. Они не трогают отравленные приманки, а если и едят их, то совсем немного. Это безнадёжно, я не знаю, как с ними бороться. В последнее время жители покупают крысиный яд чуть ли не мешками, а толку никакого. Бургомистр попросту придумал невыполнимое задание, лишь бы только посадить меня в лужу. Готов спорить, что здесь не обошлось без Густава Бреннеля он спит и видит, как бы выставить меня дураком. Да
Этот Бреннель, медленно произнёс Жуга, он загорелый, носатый и высокого роста, этакая жердь. Верно?
Да, это он, кивнул Готлиб. А откуда ты знаешь?
Я вчера у бургомистра был, они там сидели оба
А зачем ты ходил к бургомистру? удивлённо спросил аптекарь.
Жуга замялся.
Всё это трудно объяснить, сказал он. По правде говоря, я кое-что узнать хотел из записей приходских
Про что?
Про меня Один мой друг сказал, что лет двадцать тому назад здесь прошёл мор, а я Я ведь не родной был деду ну и решил, что в переписи А, не всё ли равно Он махнул рукой. Я же говорю долго рассказывать. В общем, господин бургомистр велел мне зайти через три дня.
Ах да, чума Лицо аптекаря помрачнело. Верно, я помню её. Это было дай бог памяти да, да! семнадцать с половиной лет тому назад. Он вздохнул, посмотрел на умолкнувшего рыжего паренька и покачал головой. Ах, Шуга, Шуга Боюсь, что ты задел больное место Бреннеля