Потом позвонила Ника. Полгода не звонила и вот пожалуйста.
Как твои дела? спросила, как ни в чем не бывало.
Хорошо, бодро ответил Филипп, боясь, что голос сорвется выдаст волнение.
В Москву не собираешься? А я скучаю. Да, представь себе. Скучаю.
Филипп сто раз давал себе обещания не поддаваться сладостным иллюзиям. Все кончено! Возврата прежнего не будет. Но от голоса Ники бабочки опять предательски завозились в животе. Голова закружилась. И если бы Филипп был сейчас в Москве ринулся бы, не раздумывая, к ней, к Нике. Все-таки это было очень правильно уехать. Очень правильно!
Меня больные ждут, Филипп постарался сказать это как можно суше.
Ну, тогда пока?
Доктор Воздвиженский еще долго сидел, глядя в одну точку. Неужели он ее еще любит? И даже после того, что было? «Филипп, у тебя самолюбие вообще есть?» День был бесповоротно испорчен в голове крутились прошлые обиды, казалось, давно пережитые и забытые. И этот взгляд Ники, этот взгляд Филипп не забудет.
Ника, я знаю, что ты встречаешься с Павлом, выпалил тогда Филипп давно заготовленную фразу.
Да, и что? насторожилась Ника.
Ты не хочешь все же выбрать?
Ника не ответила. Они еще долго гуляли по улицам. А потом Ника повернулась к Филиппу:
Страшно. А вдруг там не сложится?
И такая пустота была в ее глазах мертвая пустота. Там не было ни Филиппа, ни Павла а только копошащееся тупое беспокойство: сложится или нет. И все равно с кем. Филиппу тогда тоже стало страшно.
А после обеда напились алкоголики. В хлам. Напились и стали куролесить, да так, что пришлось смирительные рубахи на них надевать, к кроватям привязывать.
Кто пронес спиртное? допытывался Филипп.
По всему выходило, что некому было снабдить алкоголиков отравой. Посетителей не было, своих Воздвиженский и не подозревал ни тетю Раю, ни Авдея, ни Зою невозможно их было заподозрить в таком гнусном деле. Тогда откуда взяли?
Сглазили нас, констатировала тетя Рая.
Раиса Петровна, с укором выговорил Филипп.
Точно вам говорю. Этот следователь и сглазил. До него все хорошо было. А как он пришел вот и пожалуйста.
«После» не значит «вследствие».
Может, и не значит, упрямилась тетя Рая, а факт есть факт!
Тетя Рая, сглаз это предрассудки!
Народная мудрость!
«Глупость, народная глупость», подумал Филипп.
И не вздумайте в народной мудрости сомневаться! взгляд санитарки был строг.
«Здесь что, уже все мои мысли читают? Или я уже вслух разговариваю? Сам с собой?»
И вашу Агнию сглазили, нашу Агнию, поправилась санитарка.
Все сложнее, тетя Рая, все сложнее.
Может, и сложнее. Вам виднее вы человек ученый. Филипп Алексеевич, а может, это кукушонка, она порчу навела? санитарка поразилась этой своей догадке, прикрыла рот рукой. Не пойму, откуда злоба идет. Но только она есть!
Раиса Петровна, вы же в Бога верите.
И что? Если Бог есть, то и нечистая сила есть, пробормотала санитарка, махнула рукой и пошла по длинному больничному коридору.
Обиделась. «И что я так держусь за этот материальный мир? Уперся. В науке полно белых пятен. И вообще, одна только квантовая физика чего стоит все вверх ногами перевернула. Конечно, в материальном мире жить легче и понятнее. Но не все, совсем и вовсе не все можно объяснить материальным. Нет уж, Филипп, не сбивайся. Ориентируйся на то, чему тебя учили».
Лучший способ пролить свет на таинственное и необъяснимое искать материальную основу; с этой мыслью Филипп решительно направился в палату Агнии.
Я придумал вам задание! радостно сообщил доктор. Вы описывали дворец где-то в Индии. Вы по-прежнему видите эту картину?
Агния кивнула.
Хорошо видите? Можете поискать этот дворец на картинках в интернете?
Да, найду.
Вы сегодня что-нибудь видели?
Агния кивнула.
Можно я буду записывать на диктофон?
Хотите подловить меня на неточностях, в словах Агнии слышалась горечь разочарования, прошлый доктор тоже все про детали расспрашивал. Думал, что я вру, придумываю. А ведь известно: вранье плохо запоминается.
Филипп молча приподнял перевязанную руку.
Тогда, конечно. Да. Агния помолчала немного, всматриваясь в какую-то неведомую даль. Пустой город. Совершенно пустой город. В городе чума. По улицам идет человек. Это врач. Он идет к больному. На нем маска с длинным клювом. Маска с длинным носом. Высокие сапоги и черный плащ. В кармане у врача красный камень. Врач верит, что камень оградит от болезней и спасет при заражении. Но врач все же заболел. Он знает, что умрет через две недели. И он снова идет по городу, идет по пустым улицам. Темно. На окне горшки с цветами. Красные цветы, цветы красные, но не розы, не знаю, как называются. Врач вынимает из кармана камень, кладет в один из горшков сверху. Так кладет, чтобы камень был виден. Проходит три года. Хозяйка пересаживает цветок. Улица уже шумная чума отступила. Женщина находит камень. Вот она его разглядывает, смотрит через него на свет. Кидает в коробку с домашними мелочами, с иголками и нитками. Да, там еще пуговицы. Да. А тот доктор выжил. Он вскрывает себе нарывы. Сам. Льет на воспаление какую-то жидкость. Доктор почти в беспамятстве, но он это делает.
Агния замолчала.
Врач вернул себе камень? неожиданно для самого себя спросил Филипп.
Да. Вернул. Он пришел к тому дому. Долго разговаривает о чем-то с хозяйкой. И та отдала ему камень. Но она через неделю умерла.
От чумы?
Нет. Просто умерла. Не знаю от чего.
Агния, обычно ваши видения статичны. Ограничены во времени. А здесь оно течет две недели, три года, неделя. Как вы думаете, с чем это связано?
Не знаю.
«Трансцендентальненько, подумал с горечью Филипп, но в принципе объяснимо»[7].
И еще. В ваших видениях везде есть красный камень. Почти везде. Только когда вы рассказывали о сожженном ските, там ведь не было красного камня?
Он там был, твердо сказала Агния.
Он там был, но вы его не видели?
Но он там был, Агния вскинула удивленный взгляд на доктора.
А вот этот камень, он в вашей реальной жизни когда-нибудь появлялся?
Мне мама когда-то подарила перстень с рубином. Но он искусственный, ширпотреб.
Он жив, обрадовался Филипп, этот камень? А можно попросить маму его принести?
Конечно.
«Так-то лучше. Материальное это наше все! От этого и будем плясать».
Агния печально посмотрела на доктора и прочла:
«Сговорились, подумал Филипп, меня мистикой с ума сводить сегодня. Не поддамся!»
В общем, сказал вслух, вы поищите тот заброшенный дворец в Индии. Это важно. Очень важно!
Когда позвонил Кузьмин и в приказном порядке велел явиться в отделение полиции, Филипп даже обрадовался хоть с одним убежденным материалистом поговорить. А то тут сплошной тонкий мир со всех сторон обступает не продохнуть.
Всю дорогу Филипп вспоминал о великом Сеченове. Как его выдающееся научное открытие, предопределившее пути развития физиологии нервной системы и создания научной психологии, гнобили различные мракобесы. Сеченов доказал еще в девятнадцатом веке, что в основе всяких психических явлений лежат физиологические процессы, которые могут быть изучены объективными методами. Рефлексы. И никакой мистики и загадок! К следователю Кузьмину Филипп явился вполне воодушевленным и успокоенным.
Итак, пророкотал следователь Кузьмин, на чем мы остановились?
«А ведь мозг реагирует на галлюцинации точно так же, как на реально увиденное человеком, в мозгу те же процессы идут и при галлюцинациях, и при действительных событиях. Я это видел своими глазами на энцефалограмме, пронеслось в голове у Филиппа. Чистый оксюморон».
Что-что? полюбопытствовал Кузьмин.
«Что? Опять? Я вслух разговариваю сам с собой?»
Кузьмин снова спрашивал, как Филипп оказался на Сельскохозяйственной улице в десять вечера. Филипп в который раз отвечал, что просто гулял.
Так и запишем, с угрозой проговорил Кузьмин, «гулял». Так и запишем. И возле дома пять по Весенней улице гулял, и на месте убийства гулял.
Послушайте, Филипп все же потерял самообладание, вы бы лучше местных наркоманов потрясли.
Вам что-то известно? насторожился Кузьмин.
Нет, твердо сказал Филипп.
Следователь прищурился и с минуту внимательно рассматривал доктора.
Вы мне врете, наконец произнес задумчиво, только я не могу понять, зачем? Мы ведь поймали тех наркоманов, со всеми уликами на кармане взяли. Филипп Алексеевич, зачем вы мне врете?
Поймали и хорошо. И чудненько. Я могу идти? Какие ко мне претензии?
За дачу ложных показаний предусмотрена уголовная ответственность согласно статье триста седьмой уголовного кодекса Российской Федерации.
Какой смысл мне вам врать? поежился Филипп.
Ну, не знаю. Например, вы знали о готовившемся преступлении
Откуда?
Например, вы его организатор.
Чего?! возмутился Филипп. Вы с ума сошли? Я организовал двух наркоманов на убийство и грабеж?
А откуда вы знаете, что их было двое, наркоманов? В глаза смотреть! во всю глотку заорал Кузьмин.
Филипп даже рукой заслонился. Той, что не перевязана была. «Когда-нибудь кончится этот тяжелый день?»
Что, день был тяжелый? сочувственно спросил следователь.
«Избец котенку, обреченно подумал доктор, у меня паранойя. Или еще хуже шизофрения: я думаю вслух и не замечаю этого. Раздвоение сознания!»
От следователя ничего нельзя скрыть. Я все равно докопаюсь, я упертый, упоротый даже, Кузьмин внимательно вглядывался в Филиппа, а тот вдруг нервно задрожал и попросил воды.
Благодарю, зубы Филиппа стучали о край стакана.
Ты пойми, мил человек, ласково заговорил Кузьмин, я ж к тебе со всей душой. Ты дочку мою спас. Представляешь, теща говорит на секунду отвлеклась, а малая уже внизу плачет. Это все ты, ты ее спас. Вот пострадал, здоровьем рисковал. Что ж, думаешь, я тебя обижу? Да не в жисть не обижу. Но у меня рефлекс. Профессиональный! Я должен до правды докопаться. И поверь, я докопаюсь! Сопротивляться бесполезно! А то вон, нервишки совсем расшатались у тебя. А тебе ведь еще лечить надо. Людей! Как будешь врачевать, когда самому медпомощь нужна?
Филипп чуть не плакал так ему себя стало жалко. Он вдруг почувствовал себя одиноким-одиноким, беспомощным и слабым, никчемным и скуксившимся.
И решился: рассказал все. И о сгоревших детях, которых увидела Агния Прохорова, и об убийстве, которое она предсказала, и, конечно, о той беде, которая должна была случиться, но не случилась на Весенней улице в зеленом доме. Выложил все. И даже не следил за реакцией Кузьмина. Просто говорил, говорил, опустив глаза. А когда посмотрел, наконец, на следователя понял: тот без усмешки его слушает внимательно и сочувственно.
Почему сразу все не рассказал?
Ты бы посчитал меня сумасшедшим, легко перешел на «ты» Филипп.
С какой стати? пожал плечами Марат.
С такой стати, что так не бывает, горячо заговорил Филипп, это все противоречит здравому смыслу и абсолютно антинаучно вот с какой стати.
Не знаю, чему вас там в медицинском учат, а жизнь меня научила: бывает абсолютно все. Все, понимаешь. И я уже ничему не удивляюсь.
И ты не считаешь меня сумасшедшим? недоверчиво спросил Филипп.
Ну, с придурью, конечно, интеллигентской, Марат изобразил роденовского мыслителя, это такие, знаешь, особенности, имеющие, наверное, отношение к психике, но
Дай мне слово: если ты вдруг увидишь, что я схожу с ума ты мне скажешь об этом. Сначала мне!
Ну, хорошо, скажу.
Обещаешь? И врачам меня не сдашь?
Не сдам. А ты сам себя вылечишь? Ну, если что?
Филипп судорожно стал припоминать, кто из психиатров сам себя лечил. Но на ум пришел только эксперимент Розенхана[9] и хирург, который на зимовке в Антарктиде самостоятельно удалил себе воспаленный аппендикс. И еще вспомнил, что при захоронении старателя материалистических рефлексов Ивана Михайловича Сеченова его мощи оказались не тронуты тленом. И это, несомненно, не соответствовало никакому материализму. Но тогда люди еще и до квантовой физики не додумались. И даже Павлов еще не ввел термин «Высшая нервная деятельность». Так что открытия Сеченова арифметика примитивная. С тех пор мир стал гораздо сложнее. Гораздо! Да, Бехтерев еще в психиатрической клинике лечился, дозанимался в студенчестве до галлюцинаций вот и лечился.
Я просто не знаю, что со всем этим делать, понимаешь? в отчаянии выкрикнул Филипп.
Да!
Точно? Понимаешь?
Да! Марат широко перекрестился. Вот тебе крест святой.
Филипп добрался до своей коморки уже за полночь. Отделение тихо спало, погруженное в тусклый дежурный свет.
Филипп сел к компьютеру, открыл письмо Аркадьева.
«Больная Овчинникова рассказывает о своих галлюцинациях спокойно. Галлюцинации стабильны, повторяющиеся, правдоподобные. Пациентка видит и последовательно, внятно излагает одни и те же картины. Чаще всего Овчинникова рассказывает о пустом городе, видимо, пораженном чумой. Видит врача, который прячет красный камень в цветочной горшке»
Филипп не верил своим глазам. Профессор Аркадьев беспристрастно описывал в истории болезни своей давней пациентки и сожженный скит в дремучем лесу, и старинный индийский заброшенный храм, и послевоенную Москву И красный камень.
Глава 4
Люда, ты бы пошла, вон, йогой занялась, из коридора доносились властные покрикивания тети Раи, призывающие тянуть шею выше, выше, ногу дальше, дальше, а Зоя уговаривала суицидную пациентку не смотреть на стену. Вставай давай. Не нарушай больничный порядок.
Пациентка упорно не хотела разговаривать. И вообще ничего не хотела ни йоги, ни еды, ни прогулок. Ни белого света.
Люд, что, такая уж любовь? А ты в курсе, что это только гормоны? Важная, конечно, в организме вещь, но, извини, травиться из-за них У тебя родители есть? Мозг находится в мире, а мир находится в мозгу. Кант сказал а не какой-нибудь хрен с горы! Я лекции Черниговской слушала на ютюбе о мозге. Ты знаешь такую? Это в смысле, что напридумаем себе в голове иллюзий, а потом не знаем, как с ними жить. Трезво надо на жизнь смотреть, трезво. Мозги-то мы тут тебе поправим, это точно, ты не волнуйся. У нас, знаешь, какой доктор хороший! У-у! Замечательный доктор.
Люда повернулась:
Да, хороший. Смешной.
Чего это смешной? насторожилась Зоя. Хороший! Тебе повезло. Он, знаешь, как с пациентами возится? Он вообще в больнице живет натурально. С утра до ночи лечит. Родители у тебя есть?
В другом городе. Мама. Она не знает. Людмила села, наконец, на кровать, пригубила чай из кружки.
И каша сегодня вкусная, Зоя пододвинула тарелку, ешь, пока не остыла. Тебе циничной надо стать всем им назло. Броню отрастить. Тогда уже влюбляйся на здоровье тебя уже ничего не проймет.
Я не смогу, вяло отмахнулась Люда.
Еще как сможешь! Это первое дело броня. И тогда посмотришь: все вокруг тебя скакать будут.
Зоя скрючила руки перед собой, как у зайчика, и заскакала по палате, высоко поднимая колени.
Люда рассмеялась.
Ну. Улыбалась Зоя. А ты говоришь. А то они твою слабину чуют и давят, и давить будут. А ты не поддавайся! Ты где учишься-работаешь?
На почте.
Не, на почте не престижно. Надо что-нибудь другое придумать. Ну, ничего. Мы твою жизнь здесь обмозгуем. Тетю Раю привлечем. Она у нас, знаешь, какая мудрая? Мудрейшая! И вот что я тебе скажу: самые циничные люди самые ранимые. Они потому и выбрали такой холодный путь для защиты. И раз ты такая чуть что травишься, у тебя другого выхода нет. Плевать на все и всех!
Я не смогу, прошептала Люда.
А выхода нет, нахмурила брови Зоя. Надо жить! Но жить по-умному.
Люда вдруг резко оттолкнула тарелку с кашей, которую, было, придвинула ближе.
А ты ведь не притворяешься. Ты ведь и правда циничная, и Люда опять легла на кровать и отвернулась к стене.