Русская революция привела к двадцати миллионам смертей, китайская к шестидесяти миллионам! напоминает он. Безумные диктаторы уничтожают собственное население во имя идеала коммунизма хорош прогресс!
А ты, наверное, предпочитаешь фашистских диктаторов! фыркает Мелисса.
Александр чувствует, что разговор грозит перерасти в перепалку, и пытается унять разошедшуюся пару предназначенным для Рене объяснением:
Мелисса у нас, так сказать, прогрессистка.
Я не боюсь более четкого определения «левачка». Я член Революционной коммунистической лиги. Бруно обожает Цезаря, но лично я предпочитаю Че Гевару.
Порой я даже удивляюсь, как вам удается сохранять гармонию при диаметрально противоположных политических взглядах, вздыхает Александр Ланжевен.
Мы с Бруно одинаково не выносим центристские правительства, вялый консенсус, буржуа, уклоняющихся от военной службы, и всех трусов, жаждущих компромисса любой ценой, лишь бы избежать необходимых радикальных решений.
Мы с Мелиссой верим в революцию. Она стремительнее и эффективнее, чем любые полумеры.
Бруно с довольным видом допивает свой бокал. Он высказал свое политическое кредо, для него это важно. Мелисса, судя по всему, огорчена тем, что ее жених столько пьет. Она пожимает плечами и делает попытку отодвинуть от него бутылку, но он не дает и упрямо наливает себе новый полный бокал, залпом его осушает, воинственно обводит всех взглядом и заявляет:
Кончайте с целомудренностью! А то вы не знаете, что историю двигают вперед люди крутого нрава, а не слабаки!
Высказавшись, он резко встает, швыряет на стол салфетку и уходит, не попрощавшись.
Троица изумленно переглядывается. Александр меняет тему.
Рене ищет информацию о некоем рыцаре Сальвене де Бьенне, якобы написавшем в 1121 году книгу пророчеств.
1121 год? Дочь президента Сорбонны вздыхает. Это же твоя любимая эпоха, папа. Помочь ему сможешь только ты.
У нас насчитывается три миллиона томов, в том числе несколько сот пергаментов, написанных монахами. Сейчас в библиотеке ремонт, но на следующей неделе она должна открыться
Рене внимательнее приглядывается к Мелиссе и приходит к выводу, что где-то ее уже видел.
14. Мнемы. Фараон Эхнатон
В конце концов первые великаны, приплывшие по морю с запада, умерли от старости. Их духовное завещание оказалось искажено, окарикатурено и забыто. Власть захватила жреческая каста, объявившая, что только жрецы сохраняют память об учении гигантов-чужестранцев.
Пришедшие к власти жрецы Амона назначали фараона, правителя-марионетку, которым манипулировали по своему усмотрению. Не находясь на виду, они присвоили себе привилегии, всевластие и богатство.
Наконец в 1355 году до нашей эры молодой фараон Аменхотеп IV решил, что хватит жрецам Амона эксплуатировать наивность и суеверие народа, и отмежевался от политического выбора собственного отца, Аменхотепа III. По его мнению, наступила пора вернуться к первоначальным верованиям к культу солнечного света, именовавшегося по-древнеегипетски «Атон».
От изощренного многобожия он перешел к простому монотеизму. Свое собственное прежнее имя Аменофис, означавшее «Амон удовлетворен», он сменил на имя «Эхнатон»[8], «посвященный Атону».
Покинув город Фивы, он основал свою собственную столицу на новом месте, севернее старого, которую назвал «Ахетатон» («Горизонт Атона»).
Эхнатон во всем был противоположностью своему отцу.
Вместо того чтобы вести войны на всех границах, он употреблял свою энергию на строительство новых городов или на обустройство крупных старых поселений (Гелиополиса, Карнака, Мемфиса), на прокладывание новых дорог и оросительных каналов.
Он лишил жрецов Амона их привилегий.
Он сделал свою жену Нефертити соправительницей (а не просто женой фараона, как раньше), впервые наделив женщину политической властью.
То была не просто религиозная, но и политическая, социальная, художественная революция. По мысли этого фараона, искусство должно было уже не служить царственной семье и прославлению ее войн, а отражать повседневную жизнь людей, изображать природу, животных.
Эхнатон оказался также хорошим писателем: это один из редких фараонов, кому приписывают авторство литературного произведения «Большого гимна Атону», найденного итальянским археологом Джованни Бельцони в 1816 г. в Долине обезьян.
Он повелел стереть все упоминания об Амоне, в том числе иероглифы с именем своего отца, что вызвало скандал. Жрецов Амона разогнали, божкам с головами животных, сопровождавших жрецов, больше не поклонялись. Фараон Эхнатон перестал строить большие закрытые храмы, собиравшие толпы близ больших городов, вместо них он сооружал по всей стране маленькие открытые молельни. Он считал, что ввиду отсутствия крыш в них будут проникать лучи солнца, несущие свет Атона. Он поощрял составление на папирусных свитках летописей, излагавших все события эпохи, чтобы они не были забыты.
15
Рене Толедано подходит к дому 22 по улице Юиган в XIV округе Парижа, близ бульвара Монпарнас и одноименного кладбища.
После храма знаний он очутился перед храмом книги издательством Albin Michel.
Он звонит, входит в стеклянную дверь и обращается к девушке-администратору:
Здравствуйте, я ищу одно издание, которого не нахожу ни в книжных магазинах, ни в интернете: его нет ни на торговых платформах, ни на сайтах коллекционеров.
Не могли бы вы сказать, как оно называется?
«Пророчество о пчелах». Вы издали эту книгу в 1994 году.
Я посмотрю, что можно сделать. Не возражаете немного подождать? Она указывает Рене на салон для посетителей рядом со входом.
Рене опускается в кресло. Стены вокруг увешаны портретами звездных авторов издательства. Ему кажется, что знаменитости смотрят на него, это его пугает.
Администратор куда-то звонит и принимает звонки, но Рене не знает, занимается ли она его запросом. Люди входят и выходят, Рене любопытно, есть ли среди них писатели. Некоторые любезно приветствуют его кивком, кто-то здоровается, есть и такие, кто в упор его не видит. В этой веренице людей Рене с удивлением узнает министра.
Каждый рано или поздно пишет «свой» роман из страха забвения. Это место не только издательство, но и небольшая фабрика бессмертия.
Бегут минуты.
Наверное, мне лучше уйти.
Это вы ищете «Пророчество о пчелах»?
Маленький человечек в больших толстых очках, похожий на крота, подходит к Рене и представляется:
Серж Боннафу, директор коллекции. Это я издал книгу, которую вы ищете.
О, здравствуйте, зря я вас потревожил, я просто хотел найти эту книгу, надеясь, что она еще осталась у вас на складе.
Вы ее не найдете.
Почему?
Человечек устраивается в кресле напротив Рене.
По той простой причине, что это невозможно, отвечает он любезнейшим тоном и наклоняется к Рене. Не скажете мне, дорогой мсье, почему вы заинтересовались этой книгой?
Я преподаю историю, читаю лекции в Сорбонне. Один мой друг, тоже профессор истории, сказал, что эта книга содержит ответы на волнующие меня вопросы.
Вам известно, о чем она?
Полагаю, это книга пророчеств, написанная в 1121 году крестоносцем и обнаруженная в 1991 году в русских архивах профессором Патриком Ковальски.
И все?
В ней рассказано, что будет происходить в будущем, до 2101 года.
И вас это занимает? спрашивает издатель, рассматривая Рене поверх своих толстых очков. Взгляд у него лукавый, насмешливый.
Честно говоря, я не знаю, что подумать, ведь я ее не читал. Поэтому мне показалось, что проще всего будет прийти сюда и попробовать ее раздобыть.
Что еще вам известно?
Еще я нашел в интернете статью, где утверждается, что это фальшивка.
Статью Жана Вилена, не так ли? Это единственный журналист, который заговорил о книге. Это не принесло ему удачи: через некоторое время после появления статьи он умер.
Что об этом думаете вы сами, издатель текста? спрашивает Рене. Что это, оригинальный документ эпохи или подлог?
Серж Боннафу делает глубокий вдох, как будто готовится к серьезному испытанию, и долго хранит загадочное молчание.
Эта мысль, начинает он, посетила одного из лучших моих авторов, Патрика Клотца. В то время были в моде пророчества Нострадамуса. Некоторые издательства, наши конкуренты, с успехом публиковали тексты такого рода. Вот Клотц и говорит мне: «Я накропаю пророчества, которые перещеголяют древностью Нострадамуса». Патрик был автором-хамелеоном: он умел подражать любым стилям и обладал феноменальными историческими познаниями. Полагаю, для него это было своеобразным вызовом: изобрести «свое» пророчество.
Боннафу ностальгически кивает головой, как будто вспоминает несчетные чудеса, сотворенные его плодовитым автором.
Клотц был большим профессионалом, но при этом графоманом. Он писал по тридцать страниц в день! Трудился с шести утра до полудня. И никогда не брал отпуск. Писать для него было то же самое, что для других говорить. При этом он был тот еще болтун. Представьте человека, который постоянно рассказывает истории, просто не может иначе. Понемножку еще туда-сюда, но когда получается перебор, то это становится утомительно для окружающих. Ох уж эти мне писатели-графоманы, со многими из них я знаком Как мне жалко их жен! Жить с человеком, строчащим не переставая, думающим только о текущей рукописи это же с ума сойти можно, вы со мной согласны?
Безусловно.
Вы, конечно, историк, вы пришли за вашей историей пророчеств, а до моих издательских страданий с сонмом писателей-графоманов вам нет никакого дела, верно?
Что вы, вовсе нет! протестует Рене.
Боннафу вздыхает и продолжает уже серьезно:
Сочинение «Пророчества о пчелах» было для него игрой. Когда он поделился со мной своим проектом, я счел это задачей, достойной такого крупного писателя, как он, и такого уважаемого издательства, как наше. Словом, мы решил рискнуть. Мы придумали загадочного Патрика Ковальски, чтобы создать эффект «таинственного автора в маске», по примеру романа Ромена Гари «Вся жизнь впереди»[9].
Сами вы читали это самое «Пророчество о пчелах»?
У меня больше сорока авторов. Нет у меня времени заниматься каждой их книгой. Достоинство такого писателя, как Клотц, в том, что его рукописей не нужно было даже касаться. Все и так уже было доведено до совершенства. Редкость, но бывает. К тому же он не выносил, когда в его текстах меняли даже запятую.
Как приняли книгу?
Я до конца надеялся, что прием будет хорошим. А тут этот критикан Жан Вилен, наткнувшийся на анахронизмы и поставивший под сомнение существование Патрика Ковальски! Знаете, парижские критики как панурговы бараны: стоит хотя бы одному из них сказать о какой-то книге хорошее или дурное, как все остальные принимаются блеять ему в унисон. Учитывая, что у большинства в этом узком мирке тоже нет времени на чтение, мнение одного становится мнением всех. Вот вам и объяснение, почему лучшие из лучших Эдгар По, Герман Мелвилл, Франц Кафка, Эмили Бронте, Борис Виан не попали на глаза критикам своего времени и обрели только посмертную славу. Даже Жюль Верн не фигурировал в литературных хрониках своего времени, о нем заговорили как об уникальном писателе только через пятьдесят лет после его смерти.
После критики Вилена на книгу набросились другие журналисты?
Ничего подобного. Хватило одной его критической статьи. Ни один журналист не рискнул выступить против этого журналистского шедевра и защитить измышления не значащегося в летописях рыцаря, раскопанные так называемым экспертом, не давшим ни одного интервью и не фигурирующего ни на одной фотографии. Так что этим все и завершилось.
А продажи?
Поскольку книга не получила прессы (не считая Вилена), ее быстро сняли с полок. Если я правильно помню, мы отпечатали несколько тысяч экземпляров, а куплена была от силы сотня. Книгу зачислили в категорию «убытки».
Куда девались непроданные экземпляры?
Пошли на макулатуру. Были переработаны в бумажную массу и стали другими книгами После статьи Вилена Клотц распсиховался. Сказал, что его книга все равно что бисер для свиней. Что люди не умеют ценить его пророчеств и вообще их не заслуживают.
Что стало с самим Клотцем?
Умер в 2010 году, во сне. Так и не вскрылось, что автором пророчеств Сальвена де Бьенна был он. Ныне эта книга никого не интересует. Но Клотц продемонстрировал этим проектом свою историческую эрудицию и способность придумать лжепророчество но к чему оно? Проблема в том, что все это известно одному мне. У Клотца был потрясающий талант фальсификатора умельца выдавать на-гора произведения, превосходящие качеством оригинал.
Можете подарить мне экземпляр?
Увы, нет. Повторяю, Клотца вся эта история взбесила. Он потребовал, чтобы я истребил все следы его текста: рукопись, гранки, контрольный оттиск. Думаю, он лично похитил экземпляры, отправленные, как того требует закон, в Национальную библиотеку. Пятнадцать лет он выискивал проданные экземпляры по одному и в конце концов все их обнаружил и уничтожил. Хотите услышать самое удивительное? Вы первый, кто задает мне вопросы об этом произведении, и, соответственно, вы становитесь единственным, не считая меня, кто знает эту историю.
Серж Боннафу умолкает, разглядывает Рене и добавляет:
И еще одно. Незадолго до его смерти мы с ним обедали, и он сказал: «Между прочим, ты не все знаешь о «Пророчестве о пчелах». С этой книгой связана одна большая тайна». Сказал и очень странно на меня посмотрел. Нас прервали общие знакомые, и разговор зашел о другом. Так я и не узнал, на что он намекал.
16
Вернувшись домой, Рене Толедано без сил опускается в низкое кресло и вкладывает в один глубокий вздох все свои мысли, не дающие покоя.
Почему будущее завело меня в этот тупик? Пресловутого рыцаря Сальвена де Бьенна окружают одни фальшивки.
Гостиная баржи украшена масками различных эпох и стран. Рене кажется, что они смотрят на него и насмехаются.
Этот издатель самый настоящий фейк. Подделка, причем неудачная.
Он смотрит в иллюминатор на Сену. Мимо проплывают баржи.
Тем не менее это, похоже, единственный путь, предлагаемый мне Рене-63, чтобы не дать разразиться в его эпоху третьей мировой войне
Чтобы изменить ход своих мыслей, Рене берет пульт от телевизора и машинально включает канал непрерывных новостей.
Ведущий читает:
« Совещание по глобальному потеплению в Париже. Страны Запада требуют, чтобы развивающиеся страны лучше контролировали свои выбросы. Те возражают, что со стороны стран, уже изрядно загадивших атмосферу, несправедливо запрещать им выброс тепличных газов и тем самым препятствовать экономическому росту, подобному западному. Тем временем температуры растут. Многие метеорологические институты бьют тревогу, предупреждая о жаре в ближайшие месяцы.
Соединенные Штаты. Демонстрации после гибели афроамериканца, убитого полицейским при обыкновенной проверке документов, переросшей в драку. Шествия, организованные движением Black Lives Matter, собрали десятки тысяч участников, в Лос-Анджелесе они вылились в мятежи, приведшие к поджогам и к грабежам магазинов.
В Турции, где в 2020 году превратили храм Святой Софии в мечеть, государство решило закрыть все церкви и запретить христианские богослужения на турецкой территории. Совет Европы заявил протест, но президент Турции напомнил, что он ни перед кем не отчитывается и что речь идет о внутренней политике страны. Арестовано множество журналистов и руководителей оппозиционных турецких газет, занимавших светские позиции.