* * *
Учитывая, сколько групп пытались урвать себе время на сцене Брума (особенно в сети заведений Мамаши Рейган), среди молодых музыкантов всегда шла конкурентная борьба. В те дни каждому артисту хотелось, чтобы случайно оказавшийся в зале менеджер или представитель звукозаписывающей компании заметил именно его. Врожденный талант и интуитивное чутье к зрелищности и конкуренции не добавляли Джону популярности среди музыкантов зависть была слишком сильной. Однако коллеги-ударники быстро осознали, что Джон вырабатывает собственный стиль и, по сути, новый подход к самому инструменту.
Репутация Бонэма как одного из ведущих барабанщиков Бирмингема отлично сочеталась с любовью ко всякого рода выходкам. «Бывало, он оставлял табурет от установки у входной двери, вспоминал позже Билл Харви. Над дверью был бетонный цоколь, обвитый плющом, и в нем Джон прятал табурет, чтобы по ночам можно было выбраться через окно, спустившись по водосточной трубе, и улизнуть. А потом вернуться тем же путем. Он как-то поведал мне этот секрет, умоляя: Только, ради бога, не сболтни отцу».
Харви рассказывал, что однажды заглянул посмотреть на выступление Джона с бирмингемской группой Locomotive. «В тот вечер Джон напился в хлам. Обычно вечер начинался с его соло так же, как когда-то у Бадди Рича. Он поднимался на сцену, отрывался на всю катушку, но со сцены спускался трезвый как стекло». К концу выступлений ударник всегда был трезв.
«В Locomotive между собой мы звали Джона Бонни, а еще, возможно, Бонзо, вспоминает Джим Симпсон (именно благодаря ему в 1965 году сформировалась группа, а позже, когда коллектив отказался от джаза и R&B в пользу психоделического прогрессивного рока, он взял на себя роль менеджера). Бонэму в любой группе мира было бы комфортно Мне приходилось пару раз его увольнять. Мы все его любили, но подобное поведение не вписывалось ни в какие рамки он был чересчур буйным. Нам из-за него запретили появляться сразу в нескольких местах. Как-то Бонэм сел без рубашки за ударную установку в танцевальной школе Фрэнка Фримена в Киддерминстере. Фрэнк мне тогда сказал: Сегодня все прошло отлично, Джим, но с этим барабанщиком вы у нас больше не выступаете».
По вечерам, когда Джеко разрешал, Джон брал семейный кабриолет «Форд Зефир» и уматывал куда-нибудь с друзьями и музыкантами из группы, среди которых часто был и Билл Харви. Тем летом Бонэма впервые лишили прав за вождение в нетрезвом виде, хотя тогда за подобные правонарушения наказания были лояльными. Несмотря на то что почти все местные музыканты напивались до чертиков, у Джона начала формироваться алкогольная зависимость. «Брат с легкостью мог меня перепить, а ведь я спокойно осушал пинту меньше чем за четыре секунды», вспоминал позже Мик.
Джон работал на отца много лет, но с увеличением числа выступлений работа на стройке начала его утомлять. В поисках бо́льшего заработка и графика, позволявшего бы хорошенько высыпаться, он принялся обходить местные магазинчики в поисках стабильной работы с посменным графиком. Как ни странно, но его наняли помощником в известное элитное ателье под названием George Osbourne & Son. Джон хоть и не славился отменным чувством стиля, однако начал замечать на музыкантах броскую одежду, формировавшую их потрясающие сценические образы, культурное влияние отвязного Лондона, наконец проникшего в центральные графства.
«На смену пестрым костюмам и галстукам пришла яркая одежда и более экстравагантные образы, рассказывал Мик Бонэм. Кричащая одежда, соответствующая их громкой музыке Rolling Stones и The Who теперь распевали иную музыку, положившую начало совершенно другой игре. Впервые увидев по телевизору барабанщика The Who молодого Кита Муна, Джон настолько был впечатлен его образом, что начал экспериментировать с модой».
Мун уже тогда превратил ритмичную партию «бит-группы» в шоу одного актера как благодаря своим диким энергичным соло, так и выходкам за кулисами, снискавшим ему дурную славу в музыкальных кругах. Однако его дизайнерские причуды вскоре переплюнул Джинджер Бейкер из Graham Bond Organisation, лишивший Муна звания лучшего рок-ударника. В свои двадцать шесть Бейкер уже заработал репутацию самого безбашенного барабанщика и самого неутомимого экспериментатора, когда дело касалось живых выступлений. Благодаря редкому сочетанию тотального технического контроля и впечатляющих сценических шоу Бейкера никогда не удавалось затмить товарищам по группе Бонду и басисту Джеку Брюсу. «Вот кем я хочу быть, объяснял он, равноправным членом команды, а не кем-то, кто просто отбивает ритм впереди стоящим музыкантам». Впечатленный личностью Муна и мастерством Бейкера, Джон твердо вознамерился следующим примерить их звание.
Вскоре после просмотра первых телешоу The Who Джон начал экспериментировать с модными стилями, дополнявшими его сценический образ. К удивлению друзей и родных, эти эксперименты с одеждой не ограничивались сценой: занимаясь повседневными делами, Бонэм часто мотался по городу в настолько экстравагантной одежде, какую только могла позволить его новая должность у портных George Osbourne & Son. Джон принялся совершенствовать свой гардероб так же, как когда-то барабанную установку. В рамках одного из первых экспериментов Бонэм покрасил ношеную белую куртку молочника в ярко-желтый цвет, а накладные карманы в кроваво-красный. На этом модные жертвы не закончились: Джоан Бонэм сшила сыну длинный сюртук из темно-зеленого материала и украсила цветами лайма дизайнером выступил сам Джон. Но гвоздем программы, по выражению Мика, стала замшевая куртка в стиле Levis с черным кожаным воротником, которую брат выкрасил в зеленый цвет. «Он в ней частенько ходил, народ никогда прежде не видел ничего подобного, вспоминал позже Мик. Все пялились, но брату было плевать Восемнадцатилетний парень в лиловой куртке молочника или ярко-зеленом сюртуке из материала для штор вызывал на улице настоящий переполох».
Нуждаясь в деньгах больше, чем в повседневной одежде, Джон как-то предложил Мику купить у него куртку за пять фунтов. Однако вскоре после сделки покупатель крайне удивился, наткнувшись на вечеринке на барабанщика Бива Бивэна в точно такой же оранжевой замшевой куртке. Мик быстро смекнул, что старший брат свистнул куртку и перепродал ее приятелю в обмен на возможность заменить его в группе Move.
На работе в George Osbourne & Son Джон приглушал свою вычурность, выбирая вместо этого более подходящий (хотя не менее элегантный) костюм и галстук, которые теперь он мог себе позволить благодаря скидке работникам ателье. Как позже вспоминал Мик: «Он хорошо устроился и благодаря своей должности мог носить современные элегантные костюмы, которые так любил Он часами проверял перед зеркалом, правильно ли завязан виндзорский узел, а стрелки на брюках могли вполне разрезать бумагу. Застегнув запонки, он отправлялся на работу на автобусе».
* * *
Если же выдавался свободный от выступлений вечер, что случалось нечасто, Джон ехал в центр и предлагал различным группам свои услуги барабанщика по найму. Поскольку на улицах, где располагались концертные площадки Мамаши Рейган, постоянно стояли фургоны артистов, груженные оборудованием, Джону удавалось договориться и выйти на сцену. Как-то в один из таких вечеров он оказался с Эдди Коноли в Киддерминстере, где познакомился с симпатичной миниатюрной блондинкой Патрицией «Пэт» Филлипс. Как и ребята, Пэт отдыхала в городе с сестрой Берил, в клубе Old Hill Plaza. Девушки частенько здесь встречались с кузинами, Шейлой и Маргарет.
С того момента, как Джон пригласил девушку на танец, больше они не расставались. Мик позже вспоминал: «Он встретил Пэт в шестнадцать, и его любовь к ней нисколько не уменьшилась за годы, проведенные вместе Она всегда была рядом».
А несколько месяцев спустя выяснилось, что Пэт беременна. Несмотря на молодой возраст (ему только исполнилось семнадцать), Джон решил поступить, как порядочный человек и жениться. Эту новость он сообщил друзьям за день до самой свадьбы в типичной для него манере: заявившись в местный паб «Бычья голова» в костюме. Как позже вспоминал один из его приятелей, товарищ по ударным Мак Пул: «Все остальные были в джинсах и ярких хипстерских футболках. Почему ты в костюме, Джон? Да репетирую. Завтра я женюсь».
Так как на настоящий мальчишник времени не оставалось, Джон угостил присутствующих выпивкой. «Он выстроил все напитки в ряд и просто с катушек слетел, вспоминал Пул. Джон уселся за установку и посыпал барабаны перцем Он практически уничтожил инструмент, хотя тогда мне это казалось забавным, даже несмотря на то, что установка была моя».
Джон и Пэт предпочли небольшую гражданскую церемонию, временно не афишируя бракосочетание и беременность, послужившую причиной такого поспешного решения. На свадьбе, состоявшейся 19 февраля 1966 года, присутствовали лишь несколько близких друзей, сестры Пэт и брат жениха Мик.
Несмотря на статус счастливого семьянина, когда 15 июля 1966 года у Джона родился первенец, Джейсон, Бонэм все еще жил с родителями и братом. Все эти месяцы Пэт продолжала жить в Дадли с родителями и тремя сестрами, помогавшими ей во время беременности, а супруг навещал ее, лишь когда хватало денег на автобус от Хант-Энда. Однако после рождения сына Джон был вынужден выполнить обещание, данное молодой жене в самом начале их брака: он оставит музыкальную карьеру и найдет нормальную работу, если только не случится «большой прорыв», о котором он грезил. «Это вопрос времени, говорил он ей. Я добьюсь своего, если ты в меня поверишь. Не ставь на мне крест».
Позже Джон признавался: «Я поклялся Пэт, что перестану играть, когда мы поженимся, но каждый вечер, приходя домой, непременно садился за барабаны Без них я чувствовал себя несчастным».
Не имея за душой никаких сбережений, новоиспеченное семейство из трех человек обосновалось в доме родителей девушки в жилом комплексе Прайори Эстейт. Ситуация усложнялась тем, что сестры Пэт все еще жили там, и тогда молодая семья приняла предложение Джеко Бонэма воспользоваться его пятиметровым трейлером, припаркованным за домом. «Отец продал предыдущий дом на колесах и купил большой туристический трейлер, который поставил за мамин магазинчик, рассказывал Мик. В здании была небольшая кладовая, которую мы отремонтировали и превратили в гостиную. Так что Пэт и Джон могли ночевать в фургоне, а жить в кладовой. Фургон был довольно большим, и мы его переоборудовали, снабдив всем необходимым».
Не желая жить с семьей в трейлере, Джон заключил с отцом договор, согласно которому он получал в пользование один из недостроенных домов компании. В то время фирма Джеко заканчивала строительные работы в паре коттеджей недалеко от магазина и в обмен на рабочую силу согласилась передать один из домов Джону и Пэт, как только долгосрочный проект будет завершен. Снова вставая на рассвете, Джон проводил почти все время, укладывая половицы. Но соглашение с Джеком было в силе недолго, как-то раз Джон так переживал, что не успеет закончить работу, что забыл пометить, где проходит водопровод, прежде чем забивать гвозди в пол. В результате он пробил трубу и вызвал потоп, отчего на сантехников, работающих внизу, ливнем хлынули потоки воды. По вспоминаниям Мик: «После этого он внезапно исчез и вернулся к игре на барабанах».
Когда появился ребенок, родители Джона и Пэт помогали деньгами. Вскоре между парой начались ссоры, поскольку значительная часть денежных поступлений продолжала спускаться на эль и новые барабаны. «Конечно, они c Пэт постоянно ругались, вспоминал Мак Пул. Как теперь оплачивать счета?».
* * *
Днем Бонэм продолжал работать в ателье, а по вечерам играл на барабанах. Бывало, он приходил домой только переночевать. В начале 1966 года Джон засиживался до глубокой ночи с Терри Уэббом и Spiders, а также с другими бирмингемскими музыкантами: Патриком Уэйном и Beachcombers, Стивом Бреттом и Mavericks, Дэнни Кингом и Mayfair Set. Но к концу года пришлось выполнить обещание, данное Пэт, и положить конец ночным вылазкам в город поиграть за гроши.
Джон уже на протяжении года заменял барабанщика в коллективе Пэта Уэйна, Beachcombers. Первоначально сформированная в 1957 году скифл-группа была детищем Патрика Кёрли из Бирмингема, позже прославившегося под сценическим псевдонимом Пэт Уэйн. Со временем они стали Rockin Jaymen, а затем, наконец, Beachcombers, незадолго до того, как Джон присоединился к коллективу в качестве постоянного барабанщика. Он возлагал на группу большие надежды, так как кавер Beachcombers на песню Чака Берри «Roll Over Beethoven» записывали на легендарной студии Abbey Road в Лондоне, немного опередив релиз хита Beatles. Но, увы, славы «Великолепной четверки» они так и не добились. А вот The Mavericks уже подписали контракт с Columbia Records и даже записали несколько треков в Hollick & Taylor Studios, на момент прихода к ним Джона. Тем не менее ни одна из групп не добилась серьезных успехов.
В 1966 году ударник попытал счастья с еще одной более-менее стабильной бирмингемской группой A Way of Life. Пообещав Пэт найти нормальную работу, Бонэм согласился выступать с A Way of Life лишь на правах постоянного участника больше никаких замен и неполного рабочего дня. Риск себя оправдал, и сотрудничество оказалось на тот момент самым продолжительным из всей совместной деятельности с местными группами.
A Way of Life дело всей жизни Криса и Реджи Джонсов из Бирмингема, Крис был солистом группы, а его брат Реджи играл на соло-гитаре. Когда к ним присоединился Джон, коллектив уже успел многого добиться. Эйс Кеффорд из The Move был кузеном братьев Джонсов, а гитарист Майк Хопкинс раньше играл с популярным Денни Лейном и the Diplomats. Учитывая такой послужной список и успешные музыкальные контакты, Джон сразу отправился к Джонсонам, как только услышал, что им требуется барабанщик.
«В воскресенье днем мы проводили прослушивания в бирмингемском Cedar Club, и тогда пришло около двадцати барабанщиков, вспоминал позже Реджи Джонс. Бонэм подошел и сказал: Когда у нас там следующее выступление? А я подумал: Блин, а парень-то самоуверенный, следующее ему выступление подавай, а ведь он даже прослушивание еще не прошел! И я ему сказал: Ты, кажется, уверен в своих силах. Как бы там ни было, работу он получил, и в тот же вечер мы уже выступали в Cedar Club».
По словам Джонса, в первый же вечер во время совместного выступления они с Бонэмом чуть не подрались, что привело к первому из череды увольнений Джона из группы. Отчаянно нуждаясь в стабильной работе, которую могли дать ему A Way of Life, Джон усмирил гордыню и следующим утром заявился домой к Джонсу. «Мы вытаскивали аппаратуру из фургона и готовились к репетиции, рассказывал Джонс, а наблюдал за нами (одетый в полосатый костюм, как у Гарольда Вильсона[6], с небольшим чемоданчиком в руках) не кто иной, как Джон. Мне стало его жаль, поэтому я сказал: Послушай, приятель, если собираешься играть в моей группе, придется делать то, что я скажу. Он согласился и вернулся, и в тот же день приехал на репетицию».