Ты снова хочешь порушить мою жизнь? в отчаянии воскликнул он, подняв взгляд в небо. Тогда-то он и увидел алый след от упавшего метеорита в первый раз. Его голос пронесся над верхушками деревьев и растворился, вспугнув стаю ворон. Как пять лет назад, когда ты, неблагодарное ничтожество, отрекся от всего святого, что я тебе дал? Ты хочешь увидеть, как я тут сдохну? Никогда помяни мое слово! Это ты подохнешь один, никому не нужный! А обо мне будут петь песни!
Томас резко клюнул носом и проснулся, все еще ощущая вонь гниющего болота. Губы у него иссохлись и треснули. В горле настолько пересохло, что язык прилип к небу и с трудом ворочался. Он понял, что сидит все на той же скамейке у дома и в той же неудобной скрюченной позе. Деревня погрузилась в кромешную темноту. Алый смог, весь день стоявший над долиной, рассеялся, и было видно, как тлеют вдалеке желтые огни аэродрома. Кое-где кажется, на берегу реки, и в вишневом саду, и еще на старом кладбище поднимались вверх плотные столбы дыма от свежеупавших метеоритов. Земля в тех расщелинах вздымалась и изрыгала пепел.
Но вокруг холма воздух был холоден и прозрачен. Пах серой и гарью. В багрово-черном небе Томас едва различил борозды, оставленные спасательными самолетами. Сегодня он их снова упустил. Ему думалось, что прямо сейчас десятки выживших счастливчиков поднимают на станции тост за свое вновь обретенное будущее. Должно быть, там, наверху, семейство Вейнов счастливо празднует избавление от немощного старика, подарившего им все, чем они владеют теперь. «Чтоб вы там подавились!» Придерживая руками ногу, обернутую в тряпки и обрывки платьев, Томас медленно распрямил колено и скривился: щиколотка невыносимо ныла, но он не хотел даже смотреть, вспухла ли она или, возможно, посинела. Он долго и бессмысленно смотрел в темноту долины, на расщелины, оставленные метеоритами, и представлял, как бы сейчас стрелял лисиц и лисят, а жена принесла бы ему вкусный горячий чай. Несколько раз она, кажется, позвала его ужинать, но есть ему совсем не хотелось. «Какая гадость этот хлеб из опилок и травяной сок. Лучше с голоду тут помереть. Ешь его сама!» думал он. Постепенно он снова ушел в себя.
Сколько времени прошло неизвестно. Томас открыл глаза, смахнув набежавшие от ветра и холода слезы, сощурился, несколько раз сжал и разжал веки. Руки и плечи у него затекли, пальцы замерзли, но только что он отчетливо услышал шорох. Возле забора был некто. Некто чужой. Томас уже протянул руку, намереваясь схватить ружье, когда через открытую калитку в сад вошел человек с агвентиловой свечой и небольшим букетом в руках. Он был высокий, плечистый, на вид молодой и, похоже, в военной форме. Свеча отбрасывала яркий теплый свет на его усталое лицо. Томас нахохлился, завернулся покрепче в плед и стал похож на взъерошенного, злобного воробья.
Пришел нас убрать? Я даже соскучился по вашему нытью! воскликнул он, внезапно развеселившись. Выходит, вы унизились и до убоя стариков, которых и без вашей помощи снесет с лица Земли? Кому я тут выдам гостайну, скажи на милость, если из выживших одни собаки? Или ты пришел по заказу нашей дорогой родни?
Человек молча поставил свечу на землю и сел рядом с Томасом.
Если ты пришел дознаваться до проекта «Сателлит-5», то можешь сразу проваливать! продолжал старик. Данные о вирусах мы давно вывезли на станцию, подальше от вашего любопытного носа. Или про договорняки? Помилуй! Давай сразу пулю в лоб! Или же тебя прислали нас вывезти? Так-то мы с женой не нуждаемся в ваших подачках! Катился бы ты отсюда на станцию, сынок, пока по головке не прилетело. Ради чего шляться в самом эпицентре прилетов.
Здесь ничего не изменилось, холодно сказал молодой человек. Удивительное постоянство.
Томас фыркнул, нырнул под плед и достал из куртки сигару.
Так ты еще живой?
Я пришел попрощаться.
И цветы притащил? Для матери, что ли? Какая прелесть!
Думаю, она простит меня за сентиментальность.
Посмотрим еще, достоин ли ты ее прощения.
Молодой человек тяжело вздохнул и положил букет на землю. Его лицо приняло странное выражение смиренности и обреченности, но глаза, казалось, слегка улыбались. Совсем рядом со скамейкой возвышался небольшой земляной бугорок с наспех сделанным деревянным крестом.
Она ведь не придет, глухо сказал он. Лицо Томаса вытянулось и посерело. Разве она в доме? Когда ты говорил с ней в последний раз?
Не смей даже думать о ней! и Томас сиплым, надрывным голосом гаркнул: Если посмеешь выйти к нему, то, клянусь, я переломаю тебе все кости! он развернулся и зашипел молодому человеку в лицо: Забудь, что она твоя мать, и проваливай! Ты бросил нас! Ты плевал на семью, на правила, на наши устои, на наше положение.
Я сегодня слишком устал, чтобы спорить. Есть вещи поважнее.
Ишь ты, устал он! Томас дышал тяжело, резко, а лицо его было красным, будто он только что вышел из жаркой бани. Знаешь, почему ты оказался там, где оказался?
Неважно. Уже ничего не изменишь.
Твоя ошибка в том, что ты считаешь, будто есть какая-то «та сторона» и «эта сторона». На деле же, есть абсолютное зло такие, как они; а значит, и как ты, бестолковые предатели, и все остальные. Никакого равноправия между нами нет.
Ты хотя бы помнишь имя своей жены?
Томас вздрогнул, сощурился:
Какого черта ты притащился сюда? Или твои новые дружки-сепаратисты не добыли тебе чип втемную?
У меня всегда был чип. Ты мой отец, нравится тебе это или нет, а здесь скоро не останется живых людей. Какая теперь разница, кто и во что верил и почему. Лучше поговорим о том, что вот-вот должно произойти.
Томас запахнулся в плед, как в огромный кокон, раскурил сигару и выпустил изо рта огромное облако дыма.
Ты, похоже, окончательно сошел с ума, сказал он.
Я пришел за тобой, молодой человек открыто посмотрел Томасу в лицо. «В прошлый раз мне бы не хватило на это смелости», мелькнуло у него в голове; он продолжил: Ты здесь совсем один. Она ведь давно умерла и лежит тут, у наших ног. Цветы я действительно принес для нее.
Томас не ответил. Он смотрел куда-то в темноту и выглядел отстраненным и скучающим.
Дядя Карл похоронил ее здесь два месяца назад, еще до того, как они все уехали, спасаясь от метеоритов. Лианна расскажет об этом Кайлу, когда он приедет на станцию примерно через три часа.
Вдруг Томас ясно вспомнил лицо своей жены, а еще, каким оно было в тот самый погожий весенний денек много лет назад; вспомнил ее обрамленный золотыми кудряшками лоб, ее персиковые губки и тот их самый первый поцелуй в вишневом саду, когда обоим было всего по семь лет. Ее имя отчетливо звенело у него в голове. Он забыл, когда они говорили в последний раз. А где та горькая бурда из ромашек, которую она принесла? Томас потер лицо руками, чтобы отогнать нахлынувшее головокружение.
Ты кто такой вообще? процедил он сквозь зубы.
Я одновременно и твой сын, и нет, улыбнувшись, отвечал молодой человек.
Хочешь сказать, что пришел по мою душу? С того света, что ли? усмехнулся Томас, но как-то неуверенно. Ему показалось, что в свете агвентиловой свечи на лице Кайла проступают странные, угловатые черты, которых он раньше не замечал. Он ясно понимал, что такие же губы были у его жены Ингрид, что точно такой же лоб был у него самого, но лицо младшего сына, сидящего сейчас перед ним и которого он увидел впервые за пять лет, было ему совершенно неприятно и незнакомо.
Я пришел предложить тебе сделку, спокойно и тихо сказал молодой человек. Ты ведь знаешь, что у меня есть сын, Майкл, и у него нет чипа, чтобы попасть на спасательный самолет. Все, у кого нет пропуска, вскоре умрут от обезвоживания, задохнутся или погибнут под метеоритами. Взамен я облегчу твои страдания прямо сейчас.
Вот же благодетель выискался! Чужие выродки не мои трудности.
Он твой внук. Всего лишь ребенок.
Раз его отец решил жить по-своему пусть несет ответственность за свой выбор! Пусть ищет помощи у своих дружков. Что ты мне дашь взамен за помощь предателю? Скорую смерть? Тут и без тебя все сложится как по маслу.
Молодой человек нервно щелкал костяшками пальцев. Он столько раз представлял в голове этот разговор, что должен был предусмотреть все варианты, но снова столкнувшись с Томасом лицом к лицу, понял, что вот-вот опять наделает глупостей. Все повторяется, как это было два года назад, слово в слово. Он незаметно поправил пластырь, скрывающий на лбу морщины.
Наказывай меня, но при чем тут дети?
А пусть вы оба будете наравне с теми, чьи интересы ты с такой страстью защищал. Чем их дети хуже? У них ведь чипов нет и не будет.
Не делай эту ошибку.
Моя единственная ошибка это рождение и воспитание предателя, решившего испортить систему, которую мы создавали годами! взревел Томас, выронив изо рта сигару. Его лицо исказилось и стало похоже на маску. Кайлу показалось, что на щеках Томаса блестят слезы. Никогда они не будут равны нам. Никогда! Жаль, что сыновей не выбирают, иначе я бы никогда не выбрал такого, как ты. По твоей милости и глупости теперь процветает черный рынок и система рушится. Это все твоя мать! Это она воспитала такого предателя и глупца, который уничтожает чипы, а затем едет выпрашивать их у своего папочки. Будьте вы все прокляты вместе с теми, кто сейчас там, на станции, гуляет на все деньги, которые я нажил кровью и потом, и кто бросил нас здесь умирать!
Повторяю, Ингрид, твоя жена, уже умерла. Вашего мира скоро не станет, Кайл поднял сигару, поднес ее к губам и вдохнул терпкий дым. Томас, весь красный, дышащий жаром и ненавистью, отвернулся. Ладно. Я слишком устал. Видимо, ты никогда не снимешь розовые очки и всегда будешь обвинять меня, что бы я ни сказал. Я уже все это слышал два года назад. В прошлый раз я даже плакал. Я умолял на коленях, чтобы ты спас Майкла, твоего внука. Два года я ждал, чтобы сегодня прийти из будущего и сохранить маленькую невинную жизнь, которую ты у меня отнял, взор Кайла затуманился. Он разговаривал будто сам с собой, далекий и холодный. В тот раз ты убил своего внука за то, что не смог простить мне старые ошибки. Потому что пять лет назад я действительно сражался против тебя за то, что было мне тогда дорого. Но ты не дал Майклу чип, и невинный ребенок погиб под метеоритами. Почему я вообще должен жалеть тебя? Пожалел ли ты меня хоть раз?
Ты сам выбрал себе подружку. Сам выбрал свою судьбу. Твои трудности, что чипы вам, отродьям, не положены.
Через пять часов Майкл снова погибнет. Похоже, это бессмысленно. Тебя даже не цепляет, что я рассказал о перемещении во времени.
Судя по твоей роже, ты сделал это противозаконно, усмехнулся Томас и сплюнул. Собственно, как обычно.
Кайлу вдруг почудилось, что тяжелая ноша, которую он два года носил где-то на груди, стала легче.
У меня билет в один конец.
Проваливай. Ты мне надоел, буркнул Томас.
Кайл отстегнул от ремня флягу и хорошенько взболтнул ее. Он видел, как зажглись глаза Томаса, лицо его приняло просящее выражение, но глаза оставались пустыми и холодными.
Хочешь пить?
Томас не сдвинулся с места. Он остро ощутил дерущую горло, словно наждачная бумага, сухость.
Я сказал, что в подачках не нуждаюсь, процедил он сквозь зубы. Пусть тебе прилетит.
Обязательно прилетит. Но тебе я желаю сдохнуть здесь безболезненно и быстро, Кайл открутил крышку.
Томас весь вспыхнул. Его подбросило на месте. Он зашелся таким сильным кашлем, что из глаз брызнули слезы и побагровели щеки. Он бил руками по пустоте перед собой и задыхался, похожий на бьющуюся в агонии мясистую рыбу. Кайл протянул ему флягу, и Томас принялся жадно обсасывать узкое горлышко.
Я ничуть не жалею, что пять лет назад выставил тебя из дома! едва отдышавшись, выпалил он. Чтобы ты и твои выродки, все вы, неблагодарные, сгнили в том мире
Тот Кайл давно умер, мягко сказал молодой человек. Просто я хотел дать тебе еще один шанс, можно сказать, покаяться. А сейчас мне нужен твой чип. Ты же хочешь увидеться с мамой?
Томас набрал в грудь воздуха, но ничего не смог сказать. Он шарил рукой по скамейке, пытаясь нащупать кружку или ружье, но ничего не нашел. Кайл безучастно смотрел, как белесая жидкость потекла по подбородку отца. Белки его глаз приобрели сиреневый оттенок. Тело старика Томаса обмякло, и он рухнул лицом на землю возле деревянного креста. «Не думал, что порошок так быстро сработает».
Знаешь, я никогда раньше, сказал Кайл, наблюдая, как сигаретный дым клубится на фоне беззвездного неба. Никогда я не чувствовал себя таким свободным.
Он погасил агвентиловую свечу, взвалил безвольное тело на плечи и поволок в дом. Через пять минут Кайл стоял у раковины в ванной комнате и до обжигающей боли тер руки намыленной губкой, но свернувшаяся под ногтями кровь никак не вымывалась. Он едва успел оторвать обвисшие, пропитанные кровью рукава рубашки и зарядить еще теплый чип в пистолет, как послышался визг тормозов. На холм, переваливаясь через колдобины и остатки кирпичных стен, влетел старенький джип. Увидев его, Кайл почувствовал, как что-то словно бы кольнуло ему прямо в сердце. Его собственная копия, каким он был два года назад, держа в руках такую же агвентиловую свечу, вышла из машины и, сделав знак тому, кто сидел внутри, зашла в дом. Зажав покрепче пистолет, Кайл бросился через заднюю дверь во двор, подлетел к джипу и постучал в окно.
Пап, ты же только что ушел. Почему так быстро вернулся? А где дедушка?
Майкл открыл замки, и Кайл, завалившись на сидение, едва удержался, чтобы не обнять сына. Он так долго этого ждал!
Дедушка не придет, родной. Ему нездоровится. Наверное, он прилетит потом. Он просил кое-что тебе передать, приставив пистолет с чипом к животу Майкла, Кайл спустил курок. Майкл еле слышно пискнул.
Держи, Кайл достал из кармана сложенный листок бумаги. Мы нашли для тебя чип и документы. Представляешь, там так и написано: «Майкл Вейн»! Давай прочитаем их вместе на аэродроме? Здесь плохо видно.
Правда, пап? Майкл не смог сдержать улыбку. А почему ты плачешь?
Просто я очень сильно тебя люблю, Кайл взглянул на часы. Никогда не стыдись говорить, что ты Майкл Вейн. Что бы ты ни думал, чего бы ни делал, всегда будут те, кто тебя поддержит и кто осудит. Но у тебя всегда буду я помни об этом, хорошо? Я всегда тебя приму, Майкл кивнул. Мама бы тобой очень гордилась. Не выпускай бумажку из рук! Я на минуту.
Кайл выскочил из машины, в три прыжка пересек двор и забился за поленницу. Скрипнула входная дверь, и Кайл из прошлого, нервно озираясь, подбежал к джипу. Взревел двигатель. Как только они уехали, Кайл из будущего сел на скамейку и, достав из-за пазухи пачку сигарет, закурил.
На горизонте загорался алый рассвет. Воздух потяжелел и больше не пах свежестью. Вскоре старенький джип превратился в еле различимую точку, которая уверенно мчалась по долине в сторону аэродрома. Через двадцать восемь часов метеорит-гигантик, который ученые будущего назовут крупнейшим среди упавших в тот месяц, разнесет маленький городской аэродром, а тех, кто окажется в пяти сотнях километрах вокруг воронки, отравит неизвестным на тот момент газом. Но это случится потом. А сейчас, думал Кайл, он ни о чем не жалеет. Билет в один конец. Он встал и направился в сарай за лопатой. Ему, как и всем, кто еще был жив в округе, оставалось жить три дня.
Андрей Владимиров
Один день Сергея Сергеевича
Слегка отодвинув занавеску, отделяющую кухню от комнаты, Сергей Сергеевич просунул в образовавшуюся щель голову и замер. Когда глаза привыкли к темноте, он бесшумно скользнул внутрь. Темнота была не полной, и утренний свет пробивался в комнату чуть выше и по бокам от плотных штор. Шторы специально сшили такими плотными, чтобы защититься не только от света ночных фонарей за окном, но и от шума оживленной улицы. Может, это был чисто психологический эффект, но казалось, что вместе с шумопоглощающим стеклопакетом в комнате стало заметно тише.