От севера до Побережья - Толстова Ольга 3 стр.


Чьё-то дыхание за спиной  пахнет кровью и разорванной плотью. С его собственных когтей падают тяжёлые капли. Когда-то Алонсо был уверен, что не забудет лицо своего «первого раза», первой жертвы, исполосованной неуверенными порезами. Умирающей слишком долго и мучительно, хотя его всегда учили: необходимость не должна быть жестокой. Если вообще можно сравнивать, то быстрая и лёгкая смерть предпочтительнее. Тогда он на собственном опыте почувствовал, какая это ужасная, но правда. И не поверил бы, что настанет день и тот человек всё-таки изгладился у него из памяти, а сейчас, спустя триста лет, две трети из них  в анабиозе, он не сможет сказать даже, мужчина то был или женщина. Просто кто-то, кого ему привели родители. На кого пал жребий. Или тот, кто продал себя, чтобы накормить родных.

И во сне у мёртвого тела не было лица.

Компас тихонько кольнул его, и Алонсо проснулся. Секунду соображал, где он и что произошло.

Потом резко сел на постели. Как он вообще мог заснуть, когда они до сих пор в этой спятившей деревеньке?

Он посмотрел на Кару: она не спала, её зрачки слабо блестели в полумраке.

 Я раньше никогда никого не видела спящим,  прошептала она.

 Даже родных?  вполголоса спросил он. Кара покачала головой.

 Нам нужно идти,  он откинул одеяло и опустил ноги на пол.  Пока ещё темно, мы сможем уйти далеко.

 Куда?  помолчав, спросила она.  Я ничего не видела в новом мире, кроме этого посёлка. Наткнулась на него сразу же и всё. Каким стал мир? В нём есть безопасное для нас место?

Он хотел бы утешить её, но пришлось ответить честно:

 Почти всё выглядит так же. Грязь, нищета, безумие. На севере хуже, на юге  немногим лучше. Революция началась оттуда, им удалось быстрее выбраться из последствий того, что они совершили. На юге стоит Капитолий.

 Столица?

 Больше, чем столица. Ты поймёшь, когда увидишь.

 Ты хочешь пойти туда?

Он вздохнул:

 Нет других вариантов. Они должны знать, что ты проснулась. Как и обо всех остальных.

Кара спросила холодно:

 Так то, что болтают эти пустомели,  правда? Про подземные лаборатории, где волков разбирают на части, про зоопарки и прочую чушь?

 Нет,  ответил он, поднимаясь.  Про лаборатории  почти всё ложь. Про зоопарки  он заколебался.  Частично правда. Но это не то, чем может показаться. Я был там раньше. Это просто убежище.

 Убежище?  она тоже поднялась, одеяло соскользнуло с её груди. Он отвернулся, заговорил быстро, чувствуя спиной её пристальный взгляд:

 То, что охотники не разбирают людей на части, не значит, что никто так не делает. Этот мир может быть опасным для того, кто ещё не научился в нём ориентироваться. Попасть в беду проще, чем кажется. Лучше начать с Капитолия. Они пытаются защищать нас. Они научат тебя выживать в этом времени. Если ты не сможешь прижиться там, то всегда можешь уйти если захочешь.

 И ты ушёл?

 Да,  Алонсо поворошил ногой кучу одежды на полу, пытаясь найти штаны.  Я ушёл. Я пошёл домой, но не нашёл ничего, кроме развалин и мёртвого оборудования в запечатанном хранилище, которое мародёры не смогли открыть. Из всего, что там было, заработал только живой компас. Сейчас он со мной. Единственное наследие семьи Веламма.

 Наш мир совсем исчез, да?  печально спросила она.  Я иногда надеялась, что это только здесь всё так ужасно, что может быть где-то остались дворцы или хоть что-то.

 Нет,  коротко ответил он.  Но новый не так плох, когда к нему привыкнешь.

Кара следила, как он одевается, но с постели так и не встала. Он решил дать ей немного времени. Она не обязана тут же ему поверить. Она ничего о нём не знает.

Наконец Кара спросила:

 Ты не останешься в Капитолии со мной?  её голос дрогнул.  Мы могли бы быть вместе?

Он замер:

 А ты хочешь этого? Хочешь семью?

Она смотрела в сторону и было не разглядеть, что за выражение у Кары на лице, но в голосе звучали слёзы:

 Я ведь правильно поняла: ты был в склепе у горы? Должно быть, искал выживших? Ты видел, во что превратилось старое убежище. Так что я не очень-то в них верю теперь, в убежища,  она будто подыскивала слова.  Я не знаю, каково это  быть в безопасности. После смерти матери старшие братья будили меня, только чтобы показать народу  вот она, будущая Матерь  и позабавиться за мой счёт. Дед-отец не спешил меня делать Матерью, ему хватало волчат, а делиться хоть крохой власти он не желал. Или будто ждал чего-то Семь с лишним десятков лет  из них едва ли месяц я провела вне холодильника. А это вовсе не старые камеры из убежищ, в холодильнике не снятся сны, но время  ощущается. Одинокие годы тьмы и холода. Но и до того до смерти Матери-Волчицы я людей почти и не видела,  горечь в её голосе была такой явной, что у Алонсо сжалось сердце.  Никого не встречала дважды, кроме деда-отца и братьев, остальные были не люди  статисты; я просыпалась  и статисты всегда были новыми. Когда мне хотелось, я съедала кого-нибудь из них, сначала не понимая, что они настоящие, живые, а потом наплевав на это. Ведь они никогда не были такими, как я.

Что-то было в её рассказе будто щелчок. Но она продолжала говорить, и Алонсо упустил это.

 Они и правда были другими,  заключила Кара без какой-либо гордости.  Жители низин, они казались муравьями. Мы владели горным хребтом, недрами под ним и воздушным пространством над ним. Наши подвесные сады поднимались уступами к вершинам, а заводы вгрызались в землю. Так про нас говорили. Правда, когда я проснулась в предпоследний раз, вокруг вместо садов были огонь, крики и толпы странных людей, и мы мчались мимо всего этого, деда-отца с нами не было, а из братьев  только трое самых младших. И ещё с нами были несколько слуг. И я спросила у братьев, что происходит. Они были слишком злы, чтобы отвечать, вместо этого сорвались на мне, как обычно, избив и изнасиловав. Я помню их семя  она вздрогнула.  Дефектное. Бесполезное. Моё тело его даже не принимало Но я почувствовала: дед-отец мёртв. Что-то сказало мне это, инстинкт, ощущение Если бы они не были такими такими дефектными, мои братья, я бы уже тогда понесла от них. Именно этого они и пытались добиться, я до сих пор так думаю.

Она помолчала и решительно добавила:

 Ты не удивишься теперь, узнав, что я постаралась испортить саркофаг одного из братьев, когда проснулась? Остальные и так были мертвы, а он должен был вот-вот очнуться. Я залезла в управление и что-то сделала. Мне повезло, что мой процесс пробуждения занял немного меньше времени, и я очнулась раньше. Что с ним там стало?

 Он превратился в жижу.

 Я рада,  кивнула она.  Интересно, что стало с теми, кто не добрался до убежища

 Их  Алонсо запнулся. Муравьи разорвали их на части, когда вспыхнула революция. Всех, кто не успел спрятаться.  Они давно погибли.

 И этому я тоже рада. Можешь презирать меня за это. Но я хочу оставить прошлое в прошлом. Я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы вызвать жалость. У каждого есть свои ужасные истории. Но мне бы хотелось объяснить тебе: у меня никогда не было семьи. Я не знаю, как это должно происходить. Наверное, всё же как-то иначе. Но

 Я не такой, как твои братья,  сказал он. Ему хотелось оправдаться, потому что теперь он вовсе не был уверен, что поступил правильно, поддавшись инстинкту. Не нужно было её трогать, пусть даже она была согласна.  В этом мире у меня никого нет. И наш вид упал на самое дно. Я хотел бы, чтобы у нас был шанс жить спокойно и тихо, где-то, где нас никто не тронет. Я мог бы сказать да, я мечтаю об этом.

 Тогда можно мне пойти с тобой в это место?

Алонсо горько усмехнулся:

 Да если бы я только знал, где такое искать.

Он вернулся к кровати, сел рядом с Карой, и она тут же потянулась к нему  доверчиво, будто признав, что он никогда её не обидит.

 Когда ты рассказал о компасе,  прошептала она,  я Знаешь, эти люди они водят меня в одну пещеру, и именно там и ну  Кара вздрогнула и вздохнула глубоко.  Это что-то вроде святилища, там есть круглый камень, который они поливают тем, что разводят в яме. И алтарь, я думаю, это именно алтарь: закуток, где они держат живые вещи, похищенные из горного дворца, а может откуда-то ещё.

Алонсо понял её: реликвии семьи, такое не оставляют муравьям. Он и сам вернулся за компасом, единственным, что у него осталось.

 Думаешь, веди ещё живы? Ты их слышала?

 Нет, мне не дают прикасаться ни к чему в пещере, кроме камня. Не верят мне. Но они сами постоянно хватают эти вещи. И притворяются, что это что-то значит, ведут себя так, как будто вещи говорят с ними и что-то делают.

 Но живые вещи, разумеется, не отвечают муравьям,  он сказал это и сам удивился: не заметил, как стал считать деревенских именно муравьями. А ведь по всем признакам так и есть.  Их святилище далеко?

 Нет, совсем рядом.

 Тогда заглянем по дороге,  полушутя сказал он. Оставаться в деревеньке или рядом хотя бы одну лишнюю минуту не хотелось, но если в пещере хранилось что-то живое, это стоило забрать.  У тебя здесь есть что-то, что ты хочешь унести с собой?

Кара отодвинулась и замотала головой:

 Только тёплая одежда.

 Значит, заберём её и пойдём.


Они оба отлично видели в темноте, Кара шла впереди  уверенно, видимо, хорошо зная дорогу. У Алонсо зачесались клыки, когда он понял, что это означает: её слишком часто туда водили.

Святилище оказалось пещерой в склоне отрога, с невысоким потолком в трещинах и выступах и полукруглым, узким входом. Снаружи промёрзшая за ночь земля отдавалась глухим стуком под ногами, а пол пещеры оказался засыпан слоем тонкого, тихо шуршащего песка, как будто кто-то специально принёс его сюда.

В центре действительно стоял небольшой круглый камень, от которого сильно несло всё той же гнилой вонью. Но было и что-то ещё, новый и тоже сильный запах.

Алонсо повёл носом, пытаясь понять, откуда это взялось, и повернулся к дальней стене пещеры.

 Ты чувствуешь это?  спросил он Кару.

Она нахмурилась, а потом на её лице отразилось смятение.

 Я да,  неуверенно ответила она.  Но я это ведь кровь и несвежая?

Алонсо прошёл мимо камня, принюхиваясь, чувствуя, как в горле само собой зарождается глухое ворчание. В дальней стене обнаружилась небольшая ниша, а в ней он нашёл то, что уже ожидал увидеть: тёмную массу, оказавшуюся скрюченным человеческим телом в одежде охотника.

Алонсо наклонился, с силой потянул левую руку мертвеца, прижатую к животу. Тело поддавалось плохо, похоже, умер охотник день или два назад.

На левом запястье чернело жирное пятно татуировки слуги Капитолия. А то, что ладонь скрывала на животе, оказалось узкой колотой раной.

Алонсо скрипнул зубами. Эти твари даже Капитолию платят чёрной неблагодарностью. Бредят о золотом веке, обвиняют всех в своей нищете. Сколько не учи идиотов, они всё равно остаются теми же идиотами. В отличие от них Алонсо своими глазами видел старый мир, и даже он понимал, что новый в чём-то лучше. Несмотря на все потери, которые понесло его племя. Несмотря на глухие деревеньки с серыми домами и их жителей, не различающих право и лево. Капитолий делает всё, чтобы вытянуть мир из тёмного колодца, и вот что получает взамен.

С усилием уняв подступающий гнев, он прикусил губу до крови, снял пальцем каплю и прижал к татуировке охотника. Узор замерцал тусклым синим светом  включился тревожный маячок. Если пост действительно рядом, скоро деревенские мерзавцы поплатятся за всё. Эти люди врали, чтобы скрыть преступление. Врали вообще обо всём. «Тут не часто увидишь охотника».

Как же они должны быть перепуганы: один охотник мёртв, но почти сразу заявился второй, да ещё замаскированный  по их мнению. Наверняка, чтобы найти своего товарища. И что он сделает, когда узнает, что с тем стало?

Это был хороший вопрос.

Алонсо поднялся, обернулся к Каре. Она спокойно ждала, стоя рядом с камнем. Удивительно, какие честные у неё глаза. Она соврала. Много раз за этот вечер. И он вспомнил, наконец, что же такое щёлкнуло в его памяти, когда Кара говорила о семье: «После смерти матери старшие братья будили меня, только чтобы показать народу». Может быть, он и не похож на её братьев, а вот она  воплощённые кровь и воспитание Лоренаров, правящего рода, чёрных волков над всеми волками. Матерь рода Сольеров была жива, когда началась революция. А Матерь Лоренар  нет. В его памяти была ещё одна Кара, самая важная Кара из всех родов, единственная дочь старого чёрного волка. Должно быть, её братья спрятались с ней в чужом склепе, как-то взломав его защиту, схитрили, и правильно: всех остальных из Лоренаров муравьи нашли и разорвали, всех-всех. За ними охотились особо. Лоренары были самой ненавидимой целью. И самой притягательной.

Муравьи ловили их, выковыривали из склепов. Пожирали. Натирались древней кровью.

И только тогда программа, впихнутая в мозги этих несчастных людей, утихала.

А Кару с братьями муравьи пропустили. Алонсо не знал этого. В Капитолии не знали этого. Кто-то из Лоренаров жив, кто-то из верхушки волчьей иерархии. Поменяет ли существование Кары что-то?

Алонсо позволил себе секунду промедления, обдумывая догадку. И надеялся, что Кара ничего не прочла по его взгляду.

Он ещё раз принюхался и в этот раз различил-таки за вонью, кровью и сладким ароматом Кары запах нескольких людей. Скоро сюда придут непрошенные гости, но их будет немного, так что опасаться нечего.

 Ты упомянула, что я тут  первый охотник за годы. Так они тебе сказали?

 А это охотник?  спросила она.  Значит, они соврали мне.

 И ты его не видела?

Она покачала головой и махнула рукой в сторону:

 Живые вещи лежат там.

Он даже головой не двинул, и тогда Кара вздохнула и перестала притворяться:

 Прости, я не могла упустить такой шанс. Они прожужжали мне уши о том, какие охотники необыкновенные. Я даже думала, что это кто-то из наших теперь занимается такими странными вещами. Но какая разница, если я получу то, что мне нужно?

 И что же с ним случилось?

 Он не был волком, но сразу понял, кто я. Не знаю, как.

 У них есть навыки и оборудование,  почти невозмутимо пояснил Алонсо. Она отвечает на его вопросы, потому что тянет время, подумал он. А он сам всё ещё надеялся, что что-то недопонял.

 Что ты с ними сделала?

Кара мотнула головой:

 Когда я нашла этих людей Они не знают, что такое эволюция, я спрашивала. Мне пришлось им объяснять, как устроена природа. Объяснять на их собственном примере. Я согласна, что новый мир не так уж плох. Те, кто двести лет назад уничтожил нашу власть, были правы. Они дали людям намного больше, чем тогда могли мы. Мы владели страхом, но любовь даёт больше. Посмотри на этих людей, они не боятся меня, они любят меня. Я вошла в их общину, и ты хоть представляешь себе, что это такое?

Он не представлял, что когда-нибудь услышит что-то такое от дочери Лоренар. Что вообще будет говорить с кем-то из них (и останется жив после этого она пока не набросилась на него, пока).

В пещеру медленно, по очереди проникли четверо: кабатчик и смуглые братья. Наверное, вообще не ложились спать, стерегли свою молодую хозяйку, ожидали её приказов. Всё, как раньше, всё, как было всегда.

В новом мире им не нужно было становиться «жертвенным агнцами», рождаться, работать и умирать ради удобства тех, кто сильнее, кто первым познал законы природы и подчинил их себе тем способом, каким захотел. Кто построил дворцы на горных вершинах и когда-то отправлял живые вещи к другим планетам системы, и думал, что это даёт ему право решать, где и когда оборвётся чужая жизнь.

Им не нужно было быть «хозяйской хавкой». А они всё равно хотели. Доктору Оро так и не удалось вытравить это из них.

В раннем часе ли было дело или в Карином дурмане, но трое братьев выглядели отрешёнными, едва замечающими, где они и что делают. У хозяина кабака и вовсе глаза были закрыты, но продвигался он вполне уверенно.

Алонсо не поверил Каре: какая любовь? В том, что он видел, не было ничего нового. Он и сам умел залезать людям в голову, заставляя делать то, что ему нужно. То, что он не поступал так уже очень давно, было всего лишь его выбором. Лоренары испокон веков  это вдруг всплыло в памяти  владели сотнями тысяч душ, всей дружной большой семейкой держа волю рабов в кулаке.

Назад Дальше