Опять окна пооткрывали.
Ваняет. Нада праветриват.
Неприязнь явно была взаимной, находиться в обществе друг друга не хотелось ни Жилину, ни уборщице. Поэтому, когда поднимающийся лифт дернулся и замер с закрытыми дверьми, оба встревоженно вздрогнули, уборщица сильнее.
Нелся, нелся, ни смагу, пробормотала она и застучала пальцем по кнопке диспетчера. Але. Лиф сасрял. Сасрял лиф!
Застрял лифт? Принято. Высылаю мастера, деловито отозвалась диспетчер и почему-то хихикнула.
Ага, хмуро заметил Жилин. Высылает она, конечно. Пьют, небось, с этим мастером, а нам здесь час сидеть.
Нелся час! Ни смагу! перепуганно вылупилась уборщица.
Растерянно засуетилась, заметалась на месте, а потом вдруг кинула пакет в угол и, безостановочно твердя «нелся» и «ни смагу», принялась раздеваться.
Эй, ты что?! Чокнулась?!
Нелся. Ни смагу.
Под ноги полетела зимняя спецовка с наименованием жилконторы, следом серая шерстяная кофта, а поверх нее вишенкой на торте упал лифчик. «Уборщицы топлес» такой слоган годился для рекламы какого-нибудь элитного жилого комплекса, но совсем не скрашивал нынешнюю ситуацию.
Да стой, дура! Прекрати раздеваться!
Чувствуя себя абсолютно по-идиотски, Жилин инстинктивно отступил и вжался в стену. Брезгливо подумал: «Еще и горбатая», словно, кроме горба, его все устраивало. А уборщица согнулась в три погибели на манер гюговского Квазимодо и, взглянув на Жилина, жалобно выдавила:
Ни магу тирпет.
Она схватила свою спецовку и торопливо закусила рукав, когда горб вдруг шевельнулся. Уборщица взвыла и скрутилась в комок. Тощие обвисшие груди прижались к коленям, лицо исказилось невыносимой мукой, серые зубы болезненно оскалились. Горб шевельнулся снова, наливаясь ему явно хотелось чего-то большего.
Глюки. Просто глюки. От таблеток, задыхаясь, прошептал Жилин и, не переставая таращиться на скрюченную уборщицу, застучал наугад по всем кнопкам сразу.
Але. Да. Я же сказала мастер идет, включилась диспетчер. Прозвучало это довольно пьяно.
Горб тем временем с нарастающей силой рвался наружу. Яростно бился под кожей, а та все натягивалась и натягивалась, пока наконец с хрустом не лопнула. Уборщица снова взвыла, не разжимая зубов, и из ее спины плюхнулся на пол сгусток плоти. Зашевелился, задергался, разбухая и обрастая очертаниями.
Тут Жилин уже не выдержал и зажмурился. Застыл, будто перепуганный ребенок, с ужасом вслушиваясь, как что-то гадко чавкает, сипит, хрипит и булькает. И совсем уж диким в сочетании с этими мерзкими, болезненными звуками показался голос диспетчерши. Она, похоже, забыла выключить связь и теперь игриво, с придыханием убеждала кого-то в динамике, что «не такая».
Когда Жилин решился открыть глаза, уборщиц в лифте было две, и обе торопливо одевались. Одна, с окровавленной спиной в свое, разбросанное. Другая, поблескивающая слизью в одежду из пакета. Точно такие же штаны, шерстяную кофту и спецовку с наименованием жилконторы.
Ни нада начала первая.
Пажалста, попросила вторая.
никаму гаварит.
Это
ниабхадимаст.
Па-другома
ни справитса.
Не скажу, буркнул Жилин, опасливо переводя взгляд с одной на другую.
Теперь, когда обе оделись, очень хотелось убедить себя, что они просто близняшки. Самые обычные близняшки.
Не скажу, повторил он. Чуть подумал и добавил: А вы окна не открывайте. Суки.
С потолка вдруг хлынула жгучая, кислая жижа. Жилину ошпарило глаза, он вскрикнул, поперхнулся и потерял сознание.
9
«Белый снег, серый лед»
«Прям ледом пакрылас?»
«Здоров, не хвор, а хвор не приговор».
«Вакцинировалась и хожу себе спокойно А вот деда моего не заставишь»
«А над городом плывут облака»
«Мне нормальная помощь нужна. Нормальная, понимаешь?»
«У вас кредитный рейтинг красный».
«А я вот читал, что в Израиле»
«По имени Солнце».
«Девятый вал, а за ним надежда».
«Ириша на кладбище».
«Надежда».
«На кладбище».
«Надежда».
«Белый снег, серый лед»
Поначалу Жилин даже не понял, что у него звонит мобильный. Решил почему-то, что песня играет по радио. А когда сообразил и рванулся рукой в карман, телефон уже затих. Номер был незнакомый. Жилин торопливо перезвонил тишина. Ну то есть буквально тишина ни гудков, ни сообщения о том, что «абонент не абонент». Ирка, наверняка Ирка.
Жилин стоял, прислонившись к какой-то двери, а когда всмотрелся, понял, что это дверь его собственной квартиры. Отпер ключом и, рассеянно почесывая затылок, вошел. На куртке обнаружились следы рвоты, во рту отдавало кислятиной. Значит, его просто вырвало в лифте и все?
«Таблеточки сильные принимаете побочечки могут выскакивать».
Таблеточки сильные, повторил Жилин вслух и неожиданно понял, что будет делать дальше.
Не подумал, не предположил, даже не решил, а именно понял. В мыслях все уже было сделано, со всем покончено, и теперь оставалось только повторить это на практике.
Жилин стремительно прошагал в кухню. Из холодильника достал непочатую бутылку водки, из аптечки пузырек антидепрессантов. Водку открыл и выковырнул ножом дозатор, а таблетки растолок массивным гранитным пестиком и высыпал получившийся порошок в бутылку. Коротко покосился на стену ледяная.
Ну ничего, ничего. Скоро все кончится. Не будет ни льда, ни амитриптилинчика. В Израиле все подлечат. Хотя при чем тут Израиль? Все это ради Ирки. Только ради Ирки.
Жилин несколько раз встряхнул бутылку, размешивая порошок. Наступало время встречать Новый год.
10
Олежка! Пришел! Вот молодец! Дед, у нас гости! Ну заходи, не стой! Дед, Олежка пришел! Баба Люба радостно засуетилась в дверях, а потом выглянула на лестничную клетку и с тревогой спросила: А барышня где ж?
Да вот никак созвониться не можем.
Жилин вошел внутрь и тут же мысленно поклялся дышать только ртом в квартире даже сквозь маску воняло просто невероятно, аж глаза слезились.
Созвониться не можем. Она позвонила, я взять не успел. Теперь я звоню, она не берет, в доказательство он вытащил мобильный и показал старухе историю звонков.
Олежка, так у тебя ж он выключен.
Да? Жилин рассеянно повертел телефон в руках, разглядывая черный экран. Разрядился наверно, а я не заметил.
И у меня, с готовностью закивала баба Люба, и у меня такое без конца случается. Чего-то не заметишь, перепутаешь, а потом смотришь и думаешь вот же дура ты старая, Никитишна! Щас вон в студень заместо яиц скорлупу положила, сижу теперь вылавливаю. Студень, конечно, вчера надо было варить, а так я запамятовала про Новый год, сегодня спохватилась. Ну ничего как супчик похлебаем, верно?
Верно, верно, согласился Жилин. Он взмахнул зажатой в руке бутылкой водки и заговорщически понизил голос. Я тут беленькой захватил, чтоб с вашим дедом отметить. Надеюсь, не откажет. Как его, кстати, по имени-отчеству?
Да какое там отчество?! Деда Вова и все. А насчет беленькой Ну не знаю. Предложи, конечно, только он у меня больше как-то сладенькое любит. Вот йогурт малиновый сегодня кушал.
А мы с ним выпьем горькой, чтоб стало сладко, неуклюже пошутил Жилин, и старуха радостно рассмеялась.
Ладно, иди-иди, поздоровайся, она подтолкнула его в сторону комнаты, а я пока на кухне салатики дорежу.
Амитриптилин с алкоголем, особенно крепким, категорически не сочетался. Жилин знал, что сам-то он сдюжит. В конце концов, «два метра в длину, метр в ширину, чисто шкаф», как любила повторять Ирка. Но вот старику практически гарантировался инсульт. А дальше либо смерть на месте, либо госпитализация в новогоднюю ночь прямо в лапы пьяных усталых врачей. Да и вездесущий ковид для непривитого деда никто не отменял.
Жилин понимал, что все эти страшные мысли не его, чужие, а сам он будто думал их со стороны. Тем легче было сделать вид, что все нормально. Притвориться доброжелателем и втереться в доверие к старику.
Здрасьте, деда Вова, бодро начал Жилин еще из коридора. Давно хотел с вами познакомиться. А меня Олегом зва Он растерянно застыл в дверях с окоченевшей на губах улыбкой и застрявшим в горле «ть».
Свет в комнате не горел. Только гирлянда бешено мигала то красным, то зеленым, то синим, освещая сидящего в кресле старика. Освещая его пустые глазницы, и безжизненно приоткрытый, будто оплавленный рот, и едва держащийся на своем месте нос, и просвечивающие сквозными ранами щеки.
Окно было нараспашку, в комнате стоял мороз, поэтому тучи жирных мясных мух пребывали в некоей дреме сидели, облепив стены, и время от времени прыгали с места на место или падали вниз. От вони мороз, впрочем, не спасал. Забывшись, Жилин случайно вдохнул носом и пошатнулся, чуть не потеряв сознание. К горлу прилила тошнота. Бутылка выпала из руки, стукнулась об пол, но не разбилась.
Что ж ты, Олежка?! Раскокаешь! воскликнула баба Люба, ловко протиснувшись в комнату. А ты, дед, сидишь, как не у себя дома! Новый год вот-вот. Телик включай!
Она вытащила из-под руки старика пульт, щелкнула по кнопкам. Экран вспыхнул, и на всю комнату запело что-то задорно-праздничное.
Страсть как любит всякие программы, старуха весело ткнула пальцем в сторону телевизора. Особенно Малахова. Сядет, уставится, не оттащишь. Ой, да что ж это я, дура старая?! Она хлопнула себя ладонью по лбу. Деда ж надо в порядок к застолью привести. Как Новый год встретишь, так и проведешь. Верно, Олежка? Щас приду, щас приду.
Глюки, прошептал Жилин. Просто глюки. От лекарств.
Баба Люба тем временем вернулась, держа в руках небольшую миску и столовую ложку. Прошла в комнату, наклонилась к трупу, расстегнула надетые на нем рубаху, брюки и старательно заскребла ложкой по телу, скидывая что-то в миску. Продолжалось это, наверное, добрых пять минут. Мухи сонно гудели, снег залетал в открытое окно, снаружи трещали петарды, из телевизора звезды шоубиза наперебой желали всего наилучшего.
Во, видал! Старуха вернулась к Жилину и сунула миску ему под нос. Внутри копошились опарыши вперемешку с кашеобразной гнилой плотью. Приходится эти штучки убирать. Ну а что сделаешь? Старость не радость. Это щас их еще поменьше стало. Она тряхнула миской с опарышами. Раньше жуть как много было, а теперь уже не так. Значит, стало быть, на поправку дед пошел, да? И вот проветриваю тоже помогает. Как ведь говорят? Солнце, воздух и вода.
Старуха расхохоталась, Жилин тоже засмеялся. Засмеялся и тут же забыл, что заставило его смеяться. Рассеянно почесал затылок, покрутил в руках бутылку водки, отвинтил крышку, сделал несколько глотков. Горькая! Чуть подумал и отхлебнул еще.
Да куда ж ты?! возмутилась баба Люба. Раньше времени-то! И деду не предложил. Дед! Водочки с нашим гостем выпьешь?
Она подошла и наклонилась ухом к самому рту трупа, напряженно прислушиваясь.
Что говорит? глухо спросил Жилин.
Что? Старуха на миг растерялась, часто заморгала честными голубыми глазами, но тут же нашлась. А что тут говорить? И так ясно. Сначала нужно президента послушать, а потом уже пить эту вашу отраву. И окошко пока закрой, Олежка. А то тебя вон уже от холода всего колотит. Закрой, закрой совсем.
Жилин осторожно, стараясь не тревожить мух, прошел через комнату. У окна, подставив лицо обжигающему ледяному ветру, снова хлебнул водки. Всмотрелся вдаль и за домами, за фейерверками, за стеной снегопада увидел исполинскую волну. Почти не удивился и не испугался, а скорее обрадовался наконец-то!
Олежка. А я все правильно делаю?
Прозвучало робко, боязливо, и Жилин представил, как старуха смотрит ему в спину своими честными голубыми глазами. Кивнул не оборачиваясь.
Правильно.
Волна приближалась, набегала. Неслась, уничтожая все на своем пути, сотрясая землю, круша дома, заглатывая взмывающие в небо фейерверки. Гигантский хищный гребень яростно пенился, будто зараженный бешенством. В комнате погас телевизор, потухла гирлянда и даже мухи зашевелились, почуяв неладное. А Жилин расставил руки в стороны, встречая волну и собираясь обнять ее, как старого приятеля.
На губах уже играл вкус моря, гул разъяренной воды нарастал, давил на уши, распирал изнутри, становясь невыносимым. И последнее, что удалось расслышать, было:
«Белый снег, серый лед»
«Белый снег, серый лед»
0
«Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле»
Жилин
Толька, молчи. Береги силы.
Жилин а какрадио уцелело?
Молчи, говорю. Не знаю, как. Советское, наверно, еще. Взрывоустойчивое.
Жилин не смеши не могу смеяться.
Не смейся. И не говори. Береги силы. Тебе крепко досталось.
Жилин а ты как?
Я ничего. Нормально. Только башка гудит.
Не храбрись Ты блевал только что.
Поблевал и перестал. Молчи, Толька. Заткнись наконец. Потерпи, к нам уже летят.
Жилин а я на море хочу.
Поедешь. Еще поедешь. Только молчи.
Знаешь сесть на берегу и рисовать как Айвазовский Девятый вал Волна а за ней солнце надежда
Нарисуешь еще, Толька, все нарисуешь. И получше Айвазовского. Все еще наладится.
Я знаю Жилин наладится обязательно нала
Дмитрий Карманов. Колпашевский обрыв
30 апреля 1979 года, город Колпашево, Томская область
Труп, подтвердил Ушков.
Хотя это было очевидно всем троим. Лицо в воде, руки неестественно вывернуты, ноги запутались в кустах прибрежного ивняка живым такой человек быть не мог.
Григорьев сопел и переминался с ноги на ногу. Он не хотел лезть в ледяную воду, но чувствовал, что придется. А Нина Павловна стиснула зубы и подумала: «Ну почему именно в мою смену?»
Нет, она не первый год работала следователем. И в Томске почти каждую весну вылавливали из Томи «поплавков-подснежников», сгинувших подо льдом зимой и выплывающих с ледоходом. Но тут, в крохотном Колпашево, в ее первую весну, да еще и накануне праздника
Ну, кивнул Ушков Григорьеву, полезли?
Здесь, в районе речпорта, Обь разлилась широко, и рыжие плети тальника оказались наполовину в воде. Сверху казалось, что труп лежит на мелководье, но, едва спустившись, Ушков сразу ухнул по пояс в мутную жижу. Выматерился, но вполголоса все-таки наверху женщина. Он вообще как судмедэксперт не должен сам тягать клиентов, но что поделать, если вся опергруппа он, сержант-водила да эта новенькая.
Григорьев, ет-тить тебя, давай помогай!
Вдвоем они вытащили тело на берег. Оно оказалось неожиданно легким, почти невесомым, как высохший майский жук. И здесь же, еще до погрузки в машину, Ушков понял, что с трупом что-то не так. Мужчина? Женщина? Не понять голова будто в известке, сожравшей и волосы, и черты лица. Но судя по одежде холщовые кальсоны и грязная рубаха-косоворотка все-таки мужчина. Косоворотка? Однако. И вдобавок полотенце обычное вафельное полотенце на шее, свернутое валиком и завязанное на узел.
Но это еще не все. Труп был сдавленным, словно угодившим под пресс между льдин его, что ли, зажало? И кожа. Коричневая, задубевшая, как у мумии. Все это совсем не походило на обычных утопленников белесых, разбухших, тяжелых. Пожалуй, никогда прежде Ушкову не доводилось видеть таких мертвецов.
Причина смерти? Нина Павловна отвела взгляд от трупа.
Вскроем и увидим. Хотя
Ушков присел на корточки и пригляделся к голове покойника. Затем натянул перчатку и очистил его затылок от грязи. В задней части черепа виднелась аккуратная дырочка.
Похоже, огнестрел.
В отделении творился дурдом. Нина Павловна пыталась дозвониться в горпрокуратуру, но утыкалась в короткие гудки. Потом телефон у нее отобрали, а майор Семин тут же выловил ее из кабинета:
Ниночка, милая, хватит линию занимать. У нас тут все с ума посходили три вызова, один дурнее другого. Весеннее обострение у них, что ли Возьми внизу у дежурного адреса, пробегись по ним. Только надо сегодня. Конец месяца, завтра Первомай, сама понимаешь.