Слишком много всего и сразу. Я хочу прочесть письмо. И остаться дома. Родители вечером идут в ресторан, Гриффина снова нет на этот раз он в футбольном лагере, куда его спонтанно отправили родители, после того как наказали всего через два дня после его возвращения из лагеря по лакроссу, поэтому дом в моем распоряжении. Когда Райан сказал, что будет ужинать с бабушкой, я тут же решила провести вечер в пижаме за поеданием печенья и просмотром «Доктора Кто».
Я знаю, что надо провести время с друзьями, но, если честно, мне совсем не хочется этого делать.
ПоцелуйМеняКэти: «Пожалуйста пожалуйста пожалуйста!!!»
ДжеширскийКот: «Твои восклицательные знаки меня убивают».
ПоцелуйМеняКэти: «Этого и добиваюсь».
В моей голове роятся и гремят оправдания, чтобы не идти: простудилась, голова болит, электричество отключили, меня похитили пришельцы, сковал экзистенциальный кризис Но сколько раз еще я смогу отказаться, прежде чем меня вообще перестанут куда-то приглашать? В голове эхом звучит мамин голос: «если она только молча сидит в углу?»
Я сдаюсь.
ДжеширскийКот: «Ок. Напиши мне детали».
ПоцелуйМеняКэти: «УРА!!!»
ДжеширскийКот: «Надо отойти. До скорого».
Перед тем как раздается дзинь-дзинь последнего сообщения Кэти, я открываю письмо.
«Уважаемая мадам!
Пишу осведомиться, по-прежнему ли Вы нуждаетесь в переводчике с русского языка. Меня зовут Эван Герман, я второкурсник Кинского университета; моя специальность русский язык и литература. В переводе чего Вы нуждаетесь?
Искренне Ваш,
Эван Герман».У меня в груди загорается маленький огонек надежды. Перечитываю письмо еще раз и еще. Оно написано странно официальным языком, но сомнений в достоверности не вызывает. «Ответить». Пальцы застывают над клавиатурой.
«Дорогой Эван»
Удаляю.
«Здравствуйте, Эван».
Так-то лучше.
«Сложно объяснить. Это старые дневники, написанные от руки, будто курсивом. Вы можете такое прочитать? Спасибо!»
Убираю последнее слово. Слишком обыденно.
«Всего доброго, Джесс».
Отправляю. К своему удивлению, тут же получаю ответ.
«Да, я умею читать написанное от руки. Вы согласны встретиться завтра в Брюбейкерс в два часа? Там можем обсудить оплату».
«Брюбейкерс» кофейня на Центральной улице, недалеко от колледжа. Она нравится мне обшарпанностью и теплой атмосферой потертый сосновый пол и такой же кожаный диван. Вроде достаточно безопасное место для встречи с незнакомцем из интернета.
Строгость ответа Эвана Германа, особенно обращение на «вы», почему-то меня смешит, а слова об оплате немного беспокоят, но с этим можно разобраться позже.
«Согласна, беспечно пишу я. До встречи завтра».
6
17 августа, 2007
Я сразу замечаю Эвана Германа. Он выглядит именно так, как я представляла человека, который спрашивает «согласны ли Вы»: худой парень с копной каштановых волос, торчащих во все стороны, будто он только что оторвал голову от подушки. Эван хоть и сидит, но сразу видно, что он высокий и другого слова не подберешь ботан. Сейчас лето, жара, а на нем до боли старомодная бежевая замшевая куртка, под ней ярко-зеленая кофта. Он выглядит так, как стремятся выглядеть хипстеры, только без намека на моду.
Что меня удивляет, так это насколько Эван Герман симпатичен: полные губы, худощавое лицо и точеные скулы. Густые брови драматично приподняты вверх, что делает его похожим на озорного эльфа.
Эван занял столик на двоих в конце длинного и узкого кафе. Из фарфоровой кружки перед ним поднимаются завитки пара. Сам Эван склонился над книгой.
Я направляюсь к нему, большая сумка через плечо с тремя дневниками внутри похлопывает по бедру.
Эван?
На меня смотрят серо-голубые глаза, сначала удивленные, потом смущенные.
Джесс?
Я киваю.
я думал, ты старше, говорит он, явно разочарованный.
А, ну, мне семнадцать? Зачем вопросительная интонация? Почему неловко мне, хотя грубо себя ведет он? Так что
Что ж присаживайся.
Он закрывает книгу и отодвигает ее на край стола. «Братья Карамазовы» Достоевского. Внушительный томище.
легкое чтиво, да? шучу я.
Эван хмурится.
Если можно назвать философскую книгу о проблемах веры и неверия легким чтивом, то да.
Ла-а-адно.
Ну, спасибо, что согласился прийти на встречу.
Чувство юмора это не то, что мне от него нужно, нужно только умение переводить с русского.
Он опускает взгляд на мою сумку на полу:
Что-то для меня?
Там дневники.
Я достаю из сумки три случайно выбранных дневника и кладу их между нами. Первый дневник простой, в синем переплете, с потрепанными закругленными углами и красным корешком. Второй похож на него, только на обложке написано «Дневник». Третий самый красивый, коричневый, с золотой каемкой и кожаной застежкой. я, разумеется, ни один из них не читала.
Можно? спрашивает Эван.
Я киваю, он берет коричневый дневник и вертит его в руках. У него пальцы пианиста, длинные и изящные, с коротко стриженными ногтями, я когда-то мечтала, чтобы у меня были такие. Эван открывает дневник на случайной странице. У него за спиной шипит кофемашина.
Я внимательно изучаю лицо Эвана, пытаюсь понять, разобрал ли он что-то, но по его лицу совершенно ничего не ясно.
Значит ты можешь это прочесть? наконец спрашиваю я.
Он не отвечает, продолжая сканировать текст. Может, зря я это затеяла? Эван не давал поводов в нем сомневаться, но брат Тайлера купил машину тоже на «Крейгслисте», а три недели спустя обнаружил, что ее топило, и пришлось менять всю обивку. Надо убедиться, что Эван и правда в силах сделать, что обещает, перевести дневники.
Может, прочтешь страничку-две вслух?
По его изогнутой брови мне кажется, что я его оскорбила. Он что-то говорит по-русски, я не понимаю.
«Доверяй, но проверяй», переводит он. Это пословица.
А-а, говорю я.
Он прокашливается, склоняется над дневником и начинает читать.
Снова снег, но сильный ветер разогнал с неба тучи, лиса гонится
Он хмурится, пытаясь либо вспомнить, как переводится следующее слово, либо разобрать почерк.
за зайцами. Какое чудесное синее небо! Днем гуляли с Марией. Снег блестел на солнце как полотно бриллиантов, так ярко, что было больно смотреть. Гуси разделяли наш восторг. Они много кричали, особенно тот, злой, что живет у мраморного моста. Он нас насмешил. Завтра катаемся на санках.
Сценка предстает передо мной раскраской, наполняясь цветами. Это красивая картина, и на мой взгляд весьма неплохо описанная. Эван перелистывает несколько страниц.
Утром был парад. Солдаты-новобранцы. Такие серьезные в красивой форме! Пили чай с тетей Ольгой. Сегодня вечером наш друг придет молиться. Завтра Пасха. Буду уплетать пасху и кулич, пока не лопну! Днем поцелуи и яйца.
Это православные традиции, объясняет Эван. яйца красят в красный с помощью луковой шелухи, три раза целуют в щеки.
Он снова перелистывает страницу и читает. Снова перелистывает. Он читает гладко, пропуская некоторые моменты в угоду более интересным, его голос меня завораживает.
Этого достаточно? наконец спрашивает он, едва заметно ухмыляясь.
Он доволен своим выступлением, да и я, собственно, тоже. И мне стыдно, что я в нем сомневалась. Мои щеки розовеют.
Да, спасибо, говорю я чуть застенчиво.
Эван снова переворачивает страницу, просматривает ее и закрывает дневник. Резко встает.
Прошу прощения, я отойду, возьму еще мокко.
Я остаюсь одна за столом. Разглядывая загадочные слова, я понимаю: мне нужен Эван Герман. Когда он садится обратно с огромной чашкой кофе в руках, я спрашиваю, как он нашел мое объявление.
Образовательный кредит, прозаично отвечает Эван. Надо же как-то его выплачивать. Ты не поверишь, но специалистов по русской литературе не заваливают предложениями работы. Он замечает мое каменное лицо и добавляет: я шучу. Отпивает кофе. В общем, я наткнулся на твое объявление и подумал, что это идеальный для меня вариант, если ты сможешь заплатить, конечно.
Я могу заплатить, возмущаюсь я. Меня взбесила снисходительность в его голосе. я, между прочим, взяла с собой пятьдесят долларов из заначки. Сорок долларов.
За дневник?
За все три.
Эван фыркает. Громко.
Это же меньше двадцати пяти центов за страницу!
Чувствую, как у меня краснеют шея и щеки.
Ладно, что ты предлагаешь?
Пятьдесят долларов за каждый.
Теперь фыркаю я.
Это намного меньше того, на что я рассчитывал.
Хорошо, с вызовом говорю я и перебрасываю волосы на другое плечо, надеясь, что этот жест продемонстрирует безразличие, а не отчаяние, которое я начинаю испытывать. В университете ведь целое русское отделение, так? Не сомневаюсь, что найду там желающих помочь с переводом.
За такие деньги нет.
Я смотрю на него с яростью. Он уже не кажется мне таким симпатичным, хотя я понимаю, что он прав.
Тридцать пять, говорю я.
Он прочесывает волосы пальцами, подергивая их за концы, нервный жест, означающий, что он размышляет.
Сорок пять.
Сорок.
Сорок пять. Он прищуривается.
Я быстро просчитываю стоимость. Сто тридцать пять долларов треть всех моих накоплений за три дневника. Надо же с чего-то начинать.
Ладно, нехотя говорю я. Сорок пять за дневник.
Договорились. Мне нужен депозит в двадцать пять долларов.
Поднимаю брови:
Это еще зачем?
Чтобы не вышло так, что я все перевел, а ты меня надула.
У тебя такое уже бывало? спрашиваю я с сильнейшим сарказмом.
У тебя бывало, что на объявление отвечал человек, утверждающий, что знает русский, хотя это не так?
Я закатываю глаза:
У меня с собой только двадцатка.
Пойдет.
Недовольно бормоча, я откапываю в сумке кошелек и бросаю купюру на стол. Эван разглаживает ее, прежде чем убрать в свой кошелек, и встает из-за стола. Он придвигает дневники к себе.
Постой, говорю я, инстинктивно накрывая рукой его руку, держащую дневники. Неожиданное прикосновение удивляет нас обоих, я одергиваю руку. У меня в животе что-то переворачивается. Я дала тебе аванс. А ты как докажешь, что тебе можно доверять?
Когда до Эвана доходит мое подозрение, что он может их украсть, на его лице появляется противная ухмылка.
Видимо, никак, говорит он. Но откуда тебе знать, что это не просто записки какой-то русской домохозяйки, списки покупок и жалобы на мужа-алкоголика и десяток гадких детей?
Я начинаю терять терпение.
Это не записки какой-то русской домохозяйки, огрызаюсь я. Это дневники моей умершей двоюродной прабабушки Анны.
Не обращая внимания на мой возглас, он берет книги под мышку. Опустевшая сумка непривычно легко повисает у меня на плече.
Сколько займет перевод? спрашиваю я.
Ну, если хочешь побыстрее, придется доплатить
Ладно! Меня и такая цена устраивает. Просто как ты думаешь, сколько у тебя на это уйдет?
Он дергает бровью, рассчитывая срок в уме.
Неделю. Плюс-минус. Я позвоню, как все будет готово.
Значит, тебе нужен мой номер?
Теперь его очередь смущаться.
Э да, запинается он. Да, наверно, мне нужен твой номер.
Хорошо У тебя с собой телефон?
У него розовеют щеки либо оттого, что девушка хочет дать ему свой номер, либо оттого, что не подумал, как иначе сможет мне позвонить. Он копается в кармане и извлекает телефон-раскладушку примерно 2000 года. Я с трудом вбиваю туда свой номер и нажимаю кнопку вызова. Мой телефон звонит, я закрываю его телефон и возвращаю ему:
Теперь у меня тоже есть твой номер.
Огибая столы, мы выбираемся из кофейни.
Эван встает спиной к солнцу, я прикрываю глаза, глядя на него снизу вверх, и указываю на дневники в его руках.
Будь с ними осторожнее, ладно? Думаю я немного мнусь. Мне кажется, тут есть какая-то история.
Я сама до конца не понимаю, что имею в виду, но Эван улыбается, поддерживая книги чуть на высоте.
Конечно, тут есть история. Это ведь дневники. «Так как же вы жили, коль нет истории?»
Я прищуриваюсь.
Поговорка?
Он улыбается.
Достоевский. Обещаю, что буду с ними осторожен. Честное ботанское.
Щеки мои краснеют. Неужели он сразу понял, что я о нем подумала?
Эван салютует мне двумя пальцами, щелкает пятками и уходит в сторону университета.
7
18 августа, 2007
Музыка из машины Райана льется по всей Вашингтон-стрит. В окна «блейзера» задувает теплый воздух. Сегодня один их тех летних вечеров, в которые кажется, что ты неуязвим, будто август никогда не кончится, будто можно всегда оставаться беспечным. Даже если на деле ты далек от беззаботности и тебя ужасает перспектива стать муравьем, застрявшим в янтаре юности, в этот момент чувствуешь настоящую жизнь.
Райан убирает руку с моего колена, чтобы переключить скорость, и мы сворачиваем направо, на зеленую тенистую улочку, ведущую к парку Робина Гуда. Премьера «Двадцать пятого ежегодного орфографического конкурса округа Патнэм» проходит в поросшем травой амфитеатре парка. Кэти всю неделю сходила с ума, переживая, что никто, кроме родителей артистов, не приедет на премьеру. Чтобы Райан присоединился, мне пришлось ему объяснить, что это не настоящий конкурс, а пьеса о конкурсе. «А, это все меняет», усмехнулся он, но прийти согласился. Я втайне надеюсь, что его присутствие поможет растопить лед, который появляется у Кэти при виде Райана.
Мы уже подъезжаем к парку, как вдруг мощный бас из автоколонок перебивают сверчки мой рингтон.
Черт, говорит Райан. Когда уже Кэти успокоится?
Я копаюсь в сумке, которую убрала в ноги. Кэти звонит уже второй раз.
Она волнуется, начинаю объяснять я, но тут замечаю, что на экране имя не Кэти, а Эвана Германа.
Бросаю взгляд на Райана с той вечеринки у Дага я ничего не говорила ему о дневниках, но звонок слишком удивляет и интригует меня, чтобы перенаправлять его на автоответчик. Эван сказал, что перевод займет неделю. Прошло полтора дня. Я беру трубку.
Алло?
Райан листает песни на айподе.
Это Джесс Морган?
Э-э ну да Это же он мне позвонил, так?
Это Эван Герман.
Ну да, говорю я снова, бросая взгляд на Райана. я знаю, у меня ведь есть твой номер.
Точно, говорит Эван.
Он что, впервые в жизни кому-то звонит?
Слушай, это шутка какая-то?
Что? недоумеваю я.
Амит тебя подговорил, да?
Какого Я не знаю, кто это.
Шины «блейзера» скрипят по тротуару Райан резко заворачивает на парковку. Эван в трубке молчит.
Алло? повторяю я.
Я прочел твои дневники, осторожно говорит он.
Все? Ты же сказал, это займет неделю.
Он замолкает, будто все еще сомневаясь, не розыгрыш ли это.
Дело пошло быстрее, чем я думал. Я начал работать, и ну, не смог остановиться.
Райан выключил машину и теперь смотрит на меня в замешательстве; очевидно, что разговариваю я не с Кэти.
Дыхание Эвана в трубке напоминает шум волн, разбивающихся о берег.
Слушай, мне кажется, нам лучше встретиться лично, наконец говорит он. я все объясню при встрече.
Почему? Что случилось? Меня напрягает его взволнованность.
Просто думаю, что лучше нам взглянуть на это вместе.
Там что-то плохое? Чувствую, как внутри все сжимается. Возможно, Анна не просто так спрятала дневники на чердаке.
«Мы идем?» одними губами спрашивает Райан. Я киваю и затыкаю другое ухо пальцем, чтобы лучше расслышать ответ Эвана.
Нет, вообще нет. Ну, не совсем, медленно говорит он.
«Не совсем»? Раз там нет ничего плохого, почему он не может просто мне сказать? Телефон вибрирует, и на этот раз я точно знаю, что это эсэмэс от Кэти.
Ладно, говорю я. Там же, завтра в четыре?
Да, увидимся там. Он кладет трубку, не прощаясь, видимо, это дается ему не лучше приветствий.
Все нормально? спрашивает Райан, когда я отнимаю трубку от уха.
Трясу головой, чтобы прийти в себя, но внутри все гудит, будто звонок Эвана включил у меня в голове огромный неоновый вопросительный знак.
Да, извини. Нужно встретиться кое с кем насчет одного проекта.
Мы направляемся к амфитеатру.
«Одного проекта»? Типа для школы?
По его тону я понимаю, что сделала правильный выбор, не рассказав о реферате для мистера Остина.