ЭЗРА ПАУНД
Оммаж Сексту Проперцию
Orfeo
«Quia pauper amavi» 4
I
II
III
IV. Разномыслие с Лигдамом
V
1
2
3
VI
VII
VIII
IX
1
2
3
X
XI
1
2
XII
БАЛЛАДЫ, 1
Эти стихи в переводе сокращены больше чем какие-нибудь другие. Я плохо знаю греческий язык, и Кавафиса читал только с помощью параллельных переводов. Они не могли передать главного во всяком поэте языка. Где Кавафис архаичен, где прозаичен, где торжествен, где сух и, главное, зачем я не знаю. Поэтому он всегда казался мне докучно многословным. Он походил на нашего Случевского безъязычного русского Бодлера, поэта, который чувствовал мир как человек XX века, но был обречен говорить о нем громоздким и неприспособленным языком XIX века. Ни Случевский, ни тем более смутно расслышанный Кавафис в этом не виноваты: виновата смена вкуса, от риторики обилия к риторике сжатости. Здесь только стихотворения на античные темы: чисто лирические стихи Кавафиса моему чувству недоступны. Стихи расположены в приблизительной исторической последовательности. О Демарате можно прочитать у Геродота, о риторе Героде Аттике у Филострата, о Либании у Либания; поэт Мелеагр эпиграмматист из евангельской Гадары, а поэт Ламон выдуман. Деметрий это Деметрий Полиоркет, царь без царства; Феодот тот, который побудил последнего Птолемея зарезать бежавшего в Александрию Помпея в угоду Цезарю; Артемидор тот, который в день убийства Цезаря подал ему письмо о заговоре против него.
КОНСТАНТИНОС КАВАФИС
Молитва
Фермопилы
Измена
Троя
Итака
Демарат
Эсхил («Сидонские юноши»)
Артаксеркс («Сатрапия»)
Лакедемоняне («Год 200 до Р. X.»)
Деметрий
Филэллин
Герод Аттик
Безымянный («Вот он»)
Феодот
Цезарь («Иды марта»)
Александрия («Александрийские цари»)
Антоний («Дионис покидает Антония»)
Юлиан («Ты не познал»)
Юлиан, посвящаемый в таинства
Симеон
Посидония
В ожидании варваров
Предстоящее
БАЛЛАДЫ, 2
Книжка Збигнева Херберта, из которой переведены эти стихи, называлась «Пан Когито» (cogito: «мыслю, следовательно, существую»): «чуть глуповатый, сильно озадаченный и всегда искренний», говорилось на обложке о ее герое. Я переводил эти стихи, заглядывая в английский перевод; при нем был отзыв Бродского: «Херберт хоть и поляк, но не романтик: он не накаляет температуру стихов, а понижает, пока они не начинают обжигать восприятие читателя, как железная изгородь на морозе». Я тоже не романтик, глуповат и озадачен, поэтому стихи мне понравились. Переводил я их для собственного удовольствия, то есть с конспективными сокращениями, помеченными на полях. Два мифологических стихотворения были в сборнике напечатаны как проза, но я их тоже разбил на верлибры.
ЗБИГНЕВ ХЕРБЕРТ
Пан Когито смотрится в зеркало 20/28
Пан Когито и его бездна 11/39
Пан Когито и его мысли 11/28
Пан Когито видит сны 12/19
Пан Когито представляет себе мифологию
Пан Когито еще раз представляет себе мифологию
Пан Когито представляет себе историю 18/30
Пан Когито рассказывает про искушение Cпинозы 36/65
Иногда пан Когито получает странные письма 25/52
Пан Когито ищет поддержки 14/39
Пан Когито размышляет о последнем
РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ, 1
Перевод из Рильке заказной: «Иностранная литература» печатала серию разных переводов этого стихотворения размером подлинника и попросила сделать точный перевод верлибром в качестве общего знаменателя к ним. Такая практика мне понравилась, и я постарался преодолеть ради этого свое отношение к Рильке. Остальные стихи отходы от занятий русским символизмом.
ЛЕКОНТ ДЕ ЛИЛЬ
Виланель
СЮЛЛИ-ПРЮДОМ
Тень 7/14
ШАРЛЬ ВАН ЛЕРБЕРГ
«Вечер. Тени» 12/29
ЭМИЛЬ ВЕРХАРН
Дерево у дома 10+7/88+84
ФРАНСУА ВЬЕЛЕ-ГРИФФЕН
«Добрые часы, ровные часы» 10/19
«Зелень, синь, лазурь» 9/20
«Вечер выцвел, как осенний цветок» 15/26
На смерть Малларме 16/21
СТЮАРТ МЕРРИЛЬ
«Дождь, снег» 27/72
ЖАК РОДЕНБАХ
«Глушь, рассвет, колокольный звон» 7/12
«Дождь: Слезы вечера» 13/25
«Нежный вечер. Клубящиеся тени» 11/20
«Траурные стены монастыря» 8/24
СЕН-ПОЛЬ РУ
Голгофа
ГЮСТАВ КАН
«Он пришел такой бледный, бледный»
«Осенние вечера, испуганные леса»
КАМИЛЬ МОКЛЕР
Памяти 6/16
ЭРНЕСТ РЕЙНО
Брюгге 7/14
ФЕРНАН ГРЕГ
Молитва 10/32
АЛЕН БОСКЕ
«Пророков спросили»
«Два дивана»
РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ
О фонтанах
РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ, 2
Здесь конспективных переводов нет, и контрастов размеру подлинника мало: по большей части это перевод верлибров верлибрами. Когда я сдал большой заказ на Э. Майстера, то стал осторожно интересоваться, почему этого лютого мизантропа поручили именно мне. Один сказал: «потому что он очень похож на вас», другой: «потому что он очень непохож на вас». Не знаю, достаточно ли этого, чтобы считать перевод экспериментом.
Т. С. ЭЛИОТ
Первый хор из «Убийства в соборе»
Второй хор из «Убийства в соборе»
Первый священник
У. Б. ЙЕЙТС
Византия
Плавание в Византию
РЕДЬЯРД КИПЛИНГ
Руны на Виландовом мече
Лесная тропа
У. Х. ОДЕН
Вольтер в Фернее
X. Л. БОРХЕС
Шахматы
Пределы
МАРГАРЕТ ЭТВУД
Начало
X. М. ЭНЦЕНСБЕРГЕР
Финское танго
ЭДНА СЕНТ-ВИНСЕНТ МИЛЛЕЙ
Плач
ХИЛЬДА ДОМИН
Марионетка
О нас
«Срежь себе веки»
«Умирающий рот»
ЛЕЯ ГОЛЬДБЕРГ
Тель-Авив, 1935
ПОЛЬ ЭЛЮАР
Здесь
А. Э. ХАУСМЕН
Революция
XАЙНЦ ПИОНТЕК
Простые предложения, 1968
Под ножом
На меди
ЙОРГОС СЕФЕРИС
Последний день
КАРЛ СЭНДБЕРГ
Трава
ЭРНСТ МАЙСТЕР
Положись на себя
Заячья зима
«То, что нужно познать»
ЭРИХ ФРИД
За смертью посылать
Страх и сомнение
Homo liber
Бессловесно
БАСНИ
Однажды нам с коллегою поручили составить антологию басен всех времен и народов. Было ясно, что переводить Лафонтена и Флориана традиционным русским вольным ямбом бессмысленно: такие переводы покажутся ухудшенными пересказами басен Крылова, и только. Мы решили сделать переводы верлибром: точность прежде всего. Издательство не возражало: ему было все равно. Но получилось плохо: длинные и короткие строки оригинала чередовались беспорядочно, и верлибр не мог воспользоваться своей способностью удлинять и укорачивать строки ради смыслового выделения. Интереснее было передавать разницу между стихом разных языков: в немецкий верлибр вводить силлабо-тонику, а в итальянский (и в старые басни Маро и Сакса) силлабику. Мне жаль, что у Маро я не сумел сохранить цезур, у Фьякки обязательных ударений в середине строк, а у Сакса строгости внутристопных переакцентуаций. Басня Парини это «сонет с хвостом», но хвост в ней больше сонета.
КЛЕМАН МАРО
Лев и мышь
ГАНС САКС
Льстивый и честный пред обезьяньим царем
ЖАН ДЕ ЛАФОНТЕН
Лисица и виноград
Ворон и лисица
ЖАН-ПЬЕР КЛАРИ ДЕ ФЛОРИАН
Истина и басня
Философ и сова
Мальчик и зеркало
ДЖУЗЕППЕ ПАРИНИ
Кот и крестьянин
ЛУИДЖИ ФЬЯККИ
Молодой дрозд и его мать
ЛОРЕНЦО ПИНЬОТТИ
Взбитые сливки
ТОМАС ДЕ ИРИАРТЕ И ОРОПЕСА
Медведь, обезьяна и свинья
ХРИСТИАН ФЮРХТЕГОТТ ГЕЛЛЕРТ
Умирающий отец
ФРИДРИХ ФОН ХАГЕДОРН
Медвежья шкура
ЭВАЛЬД ХРИСТИАН ФОН КЛЕЙСТ
Раненый журавль
КОМЕДИЯ
Это отрывок из латинской комедии IV века «Кверол». Комедия очень мало известная: даже советские историки, всюду искавшие материалов о положении и психологии рабов в древнем мире, ни разу не воспользовались тем монологом раба, который здесь переведен. Раба зовут Пантомал («негодяй на все руки»), его хозяина Кверол («брюзга»), сюжет о том, как трое мошенников хотели этого Кверола обокрасть, а вместо этого нечаянно обогатили, но этот монолог как бы интермедия, к сюжету отношения не имеющая. Он напечатан здесь дважды, сперва прозой, потом стихами; я прошу читать его именно в таком порядке. Дело вот в чем. Оригинал написан ритмической прозой: фразы и куски фраз начинаются как проза, а кончаются как стихи или почти как стихи «трохаические тетраметры» с женской цезурой и мужским или дактилическим окончанием. По-русски это выглядит как последовательность синтаксических отрезков с приблизительным чередованием женских и не-женских окончаний. Если печатать этот текст как прозу, то этот ритм должен стушевываться, если как стихи то подчеркиваться. Мне бы хотелось, чтобы читатель проверил, подтверждается ли это его восприятием. Этот текст мне пришлось печатать дважды, один раз прозой, другой стихами, но расспросить читателей о впечатлении не было случая.
КВЕРОЛ
Сцена 7
Пантомал
Нет на свете хороших хозяев это известно всякому. Но я доподлинно убедился, что самый скверный это мой. Человек-то он безвредный, только рохля и ворчун. Если, положим, что-то в доме пропало, он так и сыплет проклятиями, словно это неведомо какое преступление. Если вдруг обман заметит без перерыву кричит и ругается, да как! Если кто-нибудь толкнет в огонь стул, или стол, или кровать, как это бывает при нашей спешке, он и на это плачется. Если крыша протекает, если двери сбиты с петель он скликает весь дом, обо всем допрашивает, разве ж такого можно стерпеть? Все расходы, все расчеты записывает собственной рукой, и если в чем не отчитаешься, то деньги требует назад.
А уж в дороге до чего он несговорчив и невыносим! Выехать надо до рассвета; мы себе пьянствуем, потом спим; а он и на это уж сердит! А потом, за пьянством и сном, пойдут другие поводы: в толпе толкотня, мулов не сыскать, погонщиков след простыл, упряжка не слажена, сбруя наизнанку, возница на ногах не стоит, а он, словно сроду никогда не ездил, все это ставит нам в вину! Когда так бывает у другого, то немножко терпения и все постепенно наладится. А у Кверола наоборот: за одной бедой он ищет другую, придиркой за придирку цепляется; не хочет ехать с пустой коляской или с больной лошадью и все кричит: «Почему ты мне раньше об этом не сказал!» словно сам не мог заметить. Вот уж самодур так самодур! А если заметит какую оплошность, то скрывает и молчит, и только тогда затевает ссору, когда и сослаться не на что, когда уж не отговоришься: «Так и я хотел сделать, так и я хотел сказать». А когда наконец потаскаемся туда-сюда, то надо еще и вернуться в срок. И вот вам еще одна повадка этого негодника: чтобы мы спешили к сроку, он дает нам про запас один только день, разве же это не значит просто искать повода, чтобы гнев сорвать? Впрочем, что бы там ему ни взбрело в голову, мы всегда сами себе назначаем день для возвращения; так что хозяин, чтобы не попасть впросак, если кто ему нужен в календы, тому велит явиться накануне календ.
А как вам нравится, что он терпеть не может пьянства и сразу чует винный дух? И что за вино, и много ли пил по глазам и по губам он с первого взгляда угадывает. Мало того: он не хочет, чтоб с ним хитрили и водили за нос, как водится! Кто же мог бы такому человеку служить и слушаться его? Не терпит воды, коли пахнет дымом, ни чашки, коли засалена: что еще за прихоти! Если кувшин поломан и потрескался, миска без ручек и в грязи, бутылка надбитая и дырявая, заткнутая воском тут и там, он на это спокойно смотреть не может и еле сдерживает желчь. Не могу себе представить, что такому дурному человеку может понравиться? Как вино отопьешь и водой разбавишь он заметит всякий раз. Нередко нам случается подмешивать и вино к вину: разве грех облегчить кувшин от старого вина и долить его молодым? А Кверол наш и это считает страх каким преступлением и, что самое скверное, сразу обо всем догадывается.
Дай ему самую маленькую монетку, легонький такой серебряный кружочек, и он уже думает, что ее подменили или подпилили, потому что случай такой уже был. И какая тут разница? ведь один и тот же цвет у всякого серебра! Все сумеем подменить, а это нипочем. То ли дело золотые солиды: тысячи уловок есть, чтоб их подделывать. Если чеканка одна и та же, то попробуй-ка их различить! Где на свете больше сходства, чем между солидом и солидом? Но и в золоте есть различия: внешность, возраст, цвет лица, известность, происхождение, вес, на все это смотрят у золота внимательней, чем у человека. Поэтому где золото, там все для нас. Кверол этого раньше не знал; но дурные люди портят хороших людей!
Вот уж мерзавец этот самый наш сосед Арбитр, к которому я теперь иду! Он пайки рабам убавил, а работы свыше всякой меры требует. Кабы мог, он бы и мерки завел другие ради своей бесчестной выгоды. И вот когда он, случайно или нарочно, повстречает моего хозяина, тут-то они вразумляют друг друга. И все-таки, ей-ей, сказать по правде, если уж надо выбирать, то я выбираю своего. Хоть какой он ни на есть, а по крайней мере держит нас без скупости. Да беда, что слишком часто дерется и всегда кричит на нас. Так пусть уж и того и другого накажет бог!
А мы не так уж глупы и не так уж несчастны, как некоторые думают. Нас считают сонливцами за то, что днем нас клонит ко сну: но это потому бывает, что мы зато по ночам не спим. Днем наш брат храпит, но сразу просыпается, как только все заснут. Ночь, по-моему, самое лучшее, что сделала природа для людей. Ночь для нас это день: ночью все дела мы делаем. Ночью баню мы принимаем, хоть и предпочли бы днем; моемся с мальчиками и девками чем не жизнь свободного? Ламп мы зажигаем столько, чтобы свету нам хватало, а заметно бы не было. Такую девку, какой хозяин и в одежде не увидит, я обнимаю голую: щиплю за бока, треплю ей волосы, подсаживаюсь, тискаю, ласкаю ее, а она меня, не знавать такого хозяевам! А самое главное в нашем счастье, что нет меж нами зависти. Все воруем, а никто не выдаст: ни я тебя, ни ты меня. Но следим за господами и сторонимся господ: у рабов и у служанок здесь забота общая. А вот плохо тем, у кого хозяева до поздней ночи все не спят! Убавляя ночь рабам, вы жизнь им убавляете. А сколько свободных не отказалось бы с утра жить господами, а вечером превращаться в рабов! Разве, Кверол, тебе не приходится ломать голову, как заплатить налог? А мы тем временем живем себе припеваючи. Что ни ночь, у нас свадьбы, дни рождения, шутки, выпивки, женские праздники. Иным из‐за этого даже на волю не хочется. Действительно, откуда у свободного такая жизнь привольная и такая безнаказанность?
Но что-то я здесь замешкался. Мой-то, наверное, вот-вот закричит, как водится. Не грех бы мне так и сделать, как он сказал, да закатиться к товарищам. Но что получится? Опять получай, опять терпи наказание. Они хозяева: что захотят, то и скажут, коли в голову взбрело, а ты потом расплачивайся. Боги благие! ужель никогда не исполнится давнее мое желание: чтобы мой дурной и злой хозяин стал адвокатом, канцеляристом или местным чиновником? Почему я так говорю? Потому что после свободы тяжелее подчинение. Как же мне не желать, чтобы сам испытал он то, чего никогда не знавал? Пусть же он наденет тогу, пусть обивает пороги, пьянствует с судейскими, пусть томится пред дверями, пусть к слугам прислуживается, пусть, оглядываясь зорко, шляется по форуму, пусть вынюхивает и ловит свой счастливый час и миг утром, днем и вечером. Пусть преследует он лестью тех, кому не до него; пусть свидания назначает тем, кто не является; пусть и летом не вылезает он из узких башмаков!
Пантомал
CURIOSA
Это перевод пародии. Пародии переводятся редко: чтобы они правильно воспринимались, нужно было бы сперва перевести все пародируемые произведения. Без этого культурного фона они ощущаются не как пародии, а как самостоятельные комические (или даже не комические) произведения. Так сочинения Козьмы Пруткова для современников были пародиями, а для потомков поэзией абсурда. А. Э. Хаусмен был крупным поэтом и еще более крупным филологом-классиком. У пародии Хаусмена два адреса: первый Эсхил, его любимый драматург, второй учебные переводы: буквальные, естественно рождающиеся при всяком школьном чтении трудного автора на малознакомом языке. Поколение спустя эти же «профессорские переводы» дали Э. Паунду толчок для его Проперция. Сюжет «Отрывка» из мифа об Алкмеоне, который мстит своей матери Эрифиле за то, что она когда-то погубила его отца: точь-в-точь, как в мифе об Оресте и Клитемнестре. В 90 строчек вмещены диалог, хор и развязка. В диалоге выставлены напоказ все натяжки однострочных реплик стихомифии, в хоре и банальность философии, и неуместность мифа, в развязке противоестественность трагического действия за сценой и неподвижного обсуждения на сцене. Первая строчка копирует первую строчку «Антигоны» Софокла с ее синекдохой «О любимейшая голова Исмены», дальше с таким же буквалистическим щегольством копируются и метонимия «дождливый Зевс», и метафора «сестра грязи», и гендиадис «стопами и поспешностью», и гистеросис «сдержу бессловесный язык». Когда в 1959 году отмечалось столетие Хаусмена, английские античники перевели этот «Отрывок» точными греческими стихами: получилось очень торжественно и совсем не смешно. Студент Хаусмен писал для своих товарищей, читавших Эсхила по-гречески, мне переводить приходилось для тех, кто читает Эсхила в русских переводах, поэтому у пародии оказалось не два, а три адреса: сюжетные натяжки в ней от Эсхила, ритмическая вычурность (особенно в хорах) от Вяч. Иванова, буквализмы и прозаизмы от учебного перевода.