Это была любимая тема разговоров папы с мамой: по чьим стопам пойдёт Ксюша. Хотя обоим уже было понятно, что ни те, ни другие стопы её не привлекают.
Ночью Ксюше не спалось. Возможно потому, что это была самая длинная и самая белая ночь в году. Пришла Пуся и долго топталась на одеяле, мурлыча. А потом устроила генеральное умывание с чмоканьем. Поворочавшись с полчаса, Ксюша всё-таки задремала.
За окном что-то зашуршало. Ксюша села на кровати. Да нет, никакой кровати и в помине не было. Вокруг плескалась вода. «Как вода попала на четвёртый этаж?» подумала Ксюша и встала. Холодно. Вдруг Ксюша увидела, что над столом поднялся карандаш и полетел прямо на неё. Она отскочила. Карандаш, острый, как осиное жало, развернулся и ринулся к ней снова. Из углов послышался шёпот: «Нарисуй! Нарисуй!» Карандаш завис у неё над головой. Она протянула руку, взяла его и зачем-то подошла к окну, хлюпая по воде. Окно вроде бы уже было не окно, а большой прозрачный лист бумаги. И Ксюша стала рисовать, удивляясь неожиданной лёгкости. Но что именно она рисовала? Дерево? Нет! Мачту? Нет, не мачту! Шпиль, а на шпиле Петруху! Надо же, как похоже он получился, удивилась Ксюша. И ноги смешно болтаются! Только холодно! Вода! Всё выше, выше!!! Наводнение! Надо позвать маму! Мама!!!
Это был сон! Наверное, повлиял мамин рассказ про картину. Ксюша посмотрела на будильник. Было без пятнадцати три. «Завтра буду как сонная тетеря», подумала она, вылезла из постели и босиком подошла к столу. Там по-прежнему лежал чистый лист бумаги. Сон навёл её на мысль: «Зачем рисовать людей? Там есть ещё и собор, и всякие чудища химеры, например. Химер я ещё не рисовала».
Ксюша взяла перо, забралась на стул с ногами и принялась за дело. Силуэт получился на удивление быстро и точно. Вот остроконечные крылья, вот сгорбленная спина, большие лапы с когтями вцепились в каменный карниз Штрих за штрихом на бумаге проступало довольно страшное существо. Но Ксюша пока не видела, каким оно будет, да и не думала об этом. Вообще ни о чём не думала, просто старательно штриховала. Нарисовала тень под крючковатым носом, обвела злобно поджатые губы, выделила острые скулы Через несколько минут рисунок был почти готов. Ксюша очнулась и подняла лист над столом. Ещё ни разу в жизни работа не давалась ей так легко. «Неужели это я нарисовала?»
Химера испугала бы любого, даже преподавателя живописи. Ксюша подумала, что она странным образом похожа сразу на всех чудовищ из страшных сказок и фильмов. Но было ещё что-то Ксюша внимательно вгляделась в рисунок. В сером ночном свете перьевые штрихи словно бы двигались, перетекая друг в друга, как рябь на телевизоре, который забыли выключить
Ксюша обвела впадины глазниц.
Вдруг ей показалось, что Химера смотрит на неё, хотя сами глаза ещё не были нарисованы. Захотелось бросить рисунок и убежать. «Глупости. За химеру поставят пять, надо только закончить. Но это можно и завтра. Это можно и завтра-а-а» Ксюша сладко зевнула. «Надо поспать. Пуська, подвинься. Какого цвета у химер глаза? Всё. Спать. Завтра-а-а»
Ксюша повернулась на бок, вытянула ноги, положила руки под щёку.
Что-то чавкнуло. Пуся открыла глаза. Вскочила. Шерсть встала дыбом. Кошка выгнулась дугою и одним прыжком очутилась на столе. Через минуту она уже спала. И не слышала, как деревянную поверхность царапнули когти Лязгнули зубы
* * *
Зайчик, вставай! Если хочешь пойти со мной, у тебя есть полчаса.
Над кроватью склонилась мама.
Ксюша резко встала и почему-то сразу пошла к письменному столу.
Пуська, ну это же свинство! Где моя химера?
Пуся ничего не ответила и отвернулась.
Я тебе сто раз говорила не таскать рисунки. Где она? Ксюша встала на колени и заглянула под стол, потом легла на живот и подползла под свою кровать. Химеры не наблюдалось. Зато Ксюша нашла зеркальце и программу передач на первую неделю мая, покрытую той самой пылью, которая, если оставить её лежать, со временем может стать основанием культурного слоя и впоследствии представлять интерес для археологов.
Нечто подобное любила говорить мама. Со своей диссертацией она так занята, что даже не заставляет Ксюшу мыть пол под кроватью. Куда Пуся могла деть лист бумаги? Между шкафом и столом слишком мало места, а больше и негде искать.
Пуся! Ну что ты натворила? Я ночью мучилась, я же её уже почти дорисовала, Ксюше стало до того обидно, что она кинула в Пусю газетой. Пуся чихнула, печально взглянула на письменный стол и удалилась.
Ксюша села на пол и посмотрела в пыльное зеркальце. Ей стало грустно. Сперва ЗПТ, теперь химера «Невезуха», подумала она, разглядывая себя. Вот если бы у неё волосы были, как у Заревской. Красивые, блестящие, пышные. А то что это за волосы! Только и остаётся, что хвостик делать с такими волосами. Прямые и растут не пойми как. Глаза, говорят, красивые. А что в них такого? Никто не может решить, какого они цвета. Петруха говорит зелёные, папа говорит серые, мама болотные. Лицо тоже так себе. Почему не как у мамы? Мама красавица. Может, попросить у неё тени и помаду на первое сентября? «Суперстойкую». Тьфу ты!
Через пятнадцать минут Ксюша, одевшись, умывшись, причесавшись, подтянутая и грустная сидела за кухонным столом. Перед ней стояла тарелка с гречневой кашей быстрого приготовления. Её папа ещё два года назад рекламировал: «Пятеро нас за столом оказалось. С нами у мамы забот полон рот. Но ей на помощь пришла фирма Парус вкусная каша без лишних хлопот!»
Ксюша неохотно водила ложкой в тарелке. Химера пропала! Ну не приснилось же ей это всё, в самом деле. И какие у химер глаза, интересно? Коричневые, как эта каша?
Зайчик, ты идёшь?
Ой, мамочка, я же забыла Петрухе позвонить.
Хорошо. Не торопись. Через час я жду вас обоих у главного входа.
Ксюша стала набирать номер, глядя на красивый настенный календарь, выпущенный специально к юбилею Петербурга. На июньской странице была помещена фотография с видом Адмиралтейства. Нева, два Сторожевых льва, проплывающий «метеор». Радио «Голос Петербурга» сообщило: «Сегодня, двадцать второго июня, в воскресенье, синоптики обещают ясную погоду, без осадков, температура воздуха плюс двадцать два двадцать четыре градуса».
Алло! Петруха, привет!
Глава III
Самая короткая ночь
Булат Окуджава. «Плывут дома, как корабли»Бело вокруг белы дома, бела река,всё от Фонтанки до предместийНочь белая, ты отложи дела пока,Давай пойдём, побродим вместе.
Направо тянулась знакомая улица с огоньками фонарей, лишними в белой ночи. С другой стороны виднелось то, что раньше не попадало в поле зрения пустой Невский проспект и, чуть дальше, силуэты деревьев в Екатерининском саду. Совсем не удивляясь тому, что произошло, она впервые в жизни потянулась. Ах, как приятно! И ещё разочек! Но тут же лапы заскользили по гладкому камню, и она с трудом удержала равновесие. Ведь ей ещё ни разу не приходилось этого делать. Но получилось. Теперь надо спрыгнуть. Вон там, внизу чёрный мраморный шар. Как он красиво блестит от текущей по нему воды. Почти все, кто проходит мимо, пытаются его крутить, хотя тяжёлый шар вертится сам по себе.
Где-то пробило три часа. Пора! Она закрыла глаза, оттолкнулась, и уже через секунду крепко стояла на ногах. Оказывается, совсем не больно, даже весело. А теперь попробуем пойти. И раз! Кто бы мог подумать, что это так просто!
«Всё-таки, зачем же они его крутят? Интересно. Только посмотрю и побегу».
Она обогнула фонтан и остановилась прямо перед шаром.
Тихо журчала вода.
Она подняла лапу и тронула шар. «А-ай! Что это? Холодно, скользко! Так вот она какая, вода. Бр-р!!! Хорошо, что обычно я не чувствую капель дождя. Фу, как неприятно!»
Выскочив из фонтана, она поспешила вдоль по улице, на которой прошла вся её короткая жизнь. Вокруг было много интересного витрины, за которыми тянулись целые ряды пакетов, бутылок и свёртков, подворотни с чёрными окнами в глубине, светящиеся цифры на часах
Зря тратишь время! вдруг сказал кто-то.
От неожиданности она подскочила и тут же угрожающе зашипела, готовая броситься на неизвестного врага и разодрать его в клочья. Вгляделась в пустоту летнего кафе, где днём шкворчат на раскалённых сковородах сосиски, пирожки с мясом и бифштексы.
На одном из столиков что-то маячило.
Тихо, тихо, что это ты? Не бойся, я тебя не трону, сказало «что-то» и, выйдя в бледный круг фонарного света, превратилось в серого кота с вздёрнутым хвостом, огромными усами и наглой физиономией.
Какой конфуз! А она-то подумала, что это
А ты подумала, что это Фотодог? Не беспокойся, он уже усвистал. Так нёсся! Кстати, нам тоже нужно двигать.
Она ответила как можно презрительнее:
Мы, кажется, не знакомы.
Кот усмехнулся.
Я тебя знаю. Позволь представиться. Елисей. Герой великой войны с крысами. Ежедневно с удовольствием наблюдаю за тобой.
Ах, это вы
Да, старушка. Я стою на доме напротив. А как тебя зовут?
«Старушка? Что он себе позволяет? В высшей степени некультурный тип!»
Василиса. И попрошу вас не «тыкать».
Елисей и усом не повёл.
Пошли, я знаю дорогу.
Удивили! Дорогу знают все.
Она задрала хвост и гордо прошествовала мимо.
Василиса! Пойдём вместе, а? Веселее будет.
Елисей пристроился рядом и побежал с ней лапа в лапу.
Наверное, ещё есть новенькие, кроме нас и этой колбасы на ножках.
Колбасы на ножках?
Фотодога.
Они пробежали мимо будки с надписью «Блины», обогнули её, миновали маленькую площадь с фонтаном, свернули налево и помчались к мосту.
* * *
«Мамочки! Ужас-то какой. Ноги, куда вы бежите? Ох, как страшно! И чего не сиделось? Вскочил, помчался куда-то. Три часа как пробило, так на меня и нашло! Хоть бы кустик, чтобы схорониться! Одна вода везде. Ноги вы мои, бегите быстрее. Ах ты, вспомнил! Мы ведь на встречу бежим. Мы ведь звери маленькие, нам сказали, мы и побежали. Ох! Мост. Так я и знал, что тут мост. А кто это там стоит чёрный? Вдруг волк?! Уф! Это просто ящик какой-то. А я-то думал волк! Ой, ещё один мост! Какой длиннющий! Не ходите туда, ноги! Не ходите, я сказал. Вот, уже ноги собственные не слушаются. Зачем, собственно, мы туда бежим? Всего-то на сорок пять минут. Хорошо, что только один раз в сто лет»
Эй, косой! Чего трясёшься?
«Мамочки!»
Куда ты смотришь? Голову-то подними! Я здесь!
Ой!
Что, я такой страшный?
Нет. Я подумал, вы сова.
Сова? Хе! Не беспокойся, совы тоже там будут. А я Чижик по прозвищу Пыжик. Знаю, знаю, прозвище глупейшее. Но что поделать, положение обязывает.
А вы откуда будете?
Как откуда? С Фонтанки я.
Где это?
Тут рядом. Ты, значит, тоже новенький?
Откуда вы знаете?
Да мечешься вдоль ограды, сразу ясно, не знаешь, куда идти. Давай налево и до конца. Я же сказал налево!
Извините, это всё нервы.
Стой, раз-два. Кру-угом!
Заяц послушно повернулся и застыл перед распахнутыми воротами. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась тёмная аллея.
Т.т. уда?
Чижик-Пыжик присел на ограду и почесал клюв.
Туда, брат.
Заяц прижал уши к спине и ступил на дорожку.
* * *
В это время четыре длинные, чёрные, страшные змеи ползли по Каменноостровскому проспекту.
Как ты ссссказала, сссессстра?
Я сссказала «тоссскливый»
Я бы сссказала «тусссклый»
Сссерый, сссумрачный
Безрадоссстный город
Душшшно
Поссспешшшим
Всссе ссспят.
На моссст
Опасссно!
Тишшше!
Слышшшишшшь?
Шшшшшш навстречу медленно поднялась огромная змеиная голова.
Большая змея покачнулась и открыла чёрную пасть:
Ссспокойссствие. Ползите сссюда.
Змеи, словно загипнотизированные, последовали за извивающимся чудовищем, соскользнули, шурша, в воду Лебяжьей канавки и через секунду потекли по газону Летнего сада.
* * *
Голубь, дремавший на одной из голов квадриги Аполлона, вдруг вздрогнул, отчаянно замолотил крыльями и шарахнулся прочь. Он впопыхах взлетел на венец покровителя искусств и посмотрел вниз. За всю свою голубиную жизнь ему не приходилось видеть ничего подобного.
«Куда? Откуда? Куда? Откуда?» загундосил он в недоумении.
Его привычное место между ушами огромного коня на крыше Александрийского театра вдруг ожило Голубь взлетел
Под ним шевелилась огромная тёмная масса.
Тал, старина, ты ничуть не изменился!
И ты всё такой же красавец, Терп.
Привет, Мельп.
Привет, Эрат.
Какая сегодня чудесная ночь. Даже лучше, чем в прошлый раз.
В такую ночь к поэтам прилетают Музы. Грешно спать!
Надеюсь, что поэты всё-таки спят. Не хотелось бы снова кого-нибудь напугать, а, Тал?
Всё не можешь забыть события столетней давности, Терп?
Забыть? Тот господин точно на всю жизнь запомнил. Ха-ха-ха! заржал Тал.
Тал, ты неисправим. Смотри, чтобы сегодня без твоих выходок.
Старый зануда Мельп Поторопитесь, братья, время до сих пор никто не отменил.
Вот и дверь!
Осторожно!
Береги ноги, Мельп!
А ты голову, Тал!
Ох, и не люблю я винтовые лестницы. Развернуться негде.
Квадрига Аполлона маршем спустилась по пожарной лестнице знаменитого театра и вышла на площадь Островского. Через минуту кони оказались на Невском. Было начало четвёртого.
Уже с полчаса над городом висел неправдоподобно белый густой туман. Висел клочьями, то там, то сям.
Страдавший бессонницей бизнесмен Вятский выглянул в окно и никого не увидел. Неудивительно, Невский будто покрыли взбитыми сливками.
«Странно, подумал бизнесмен, кому пришло в голову в такой туман кататься на лошадях?»
Стук копыт раздавался отчётливо. Под окнами Вятского он усилился и постепенно стал удаляться Невидимые наездники явно направлялись в сторону Летнего сада.
Если бы не туман, Вятский мог бы разглядеть четырёх огромных коней, которые двигались по тротуару, вертели головами и заглядывали в витрины. Движения скакунов были легки и грациозны, на стройных шеях и спинах блестела узорчатая золотая упряжь.
* * *
Ты ли это, старая мохнатая колода?!
А, косолапое чудовище, здорово!
Ну, смотри, я тебе в этот раз бока-то намну!
За сто лет силёнок, небось, поубавилось.
Эх, шкура ты нечёсаная, рад тебя видеть!
Дай лапу, Топтыга!
О-о-о! Ну, кто кого? А? Давай кости разомнём!
Нет времени. Надо бежать.
А как чудно-то стало, братец! Всё блестит, сверкает, сказал один из медведей, озираясь по сторонам.
Деревьев нет, однако. Городская жизнь! Чуешь?
Медведи замерли. В десяти шагах от них, за непроницаемым слоем тумана, стояли трое юных роллеров и озадаченно пялились на белое облако посреди Разъезжей. Рома, Илья и Стас, уставшие после ночного катания, уже закончили свой маршрут и теперь собирались разъехаться по домам.
Чё за фигня? спросил Рома.
Покатили в объезд, предложил Илья.
Да ну! Проедем здесь, сказал Стас.
Так не видно ни фига! возразил Рома.
Фигня! сказал Стас и въехал в туман.
Рома с Ильёй переглянулись. Им совсем не хотелось переломать ноги. Стас исчез, в наступившей тишине было слышно, как гремят об асфальт его ролики. Вдруг громыхание прекратилось. Через секунду улица огласилась воплем:
А-а-а-а!!! Мама!!!
Стас, как ошпаренный, вылетел из тумана, пронёсся мимо друзей, чуть не сбив их с ног, и не останавливаясь, покатил по улице. Рома и Илья решили не выяснять, что его так испугало, и рванули за ним. От усталости не осталось и следа.
Догнать Стаса удалось только за Большой Московской.
Чё?! спросил Рома.
Там медведь был! Настоящий! Клыки во!
Ещё скажи слон! не поверил Илья.
Сам ты слон! Посмотрел бы я на тебя, если бы ты нос к носу с медведем столкнулся, надулся Стас. Впрочем, ему и самому уже стало казаться, что зверь просто померещился.
Домой роллеры покатили всё-таки в объезд.
Медведи тем временем продолжали свой путь.
Косолапый, зачем напугал парнишку?
Я не пугал. Я ему улыбнулся.
Этакое рыло!
Ладно, ладно. Всё равно мальчонка к утру всё забудет.
Шу, смотри. Вон они. Свернули направо. Вон уже и Фонтанку видать. Давай, поднажми, старая телега!
* * *
Мне страшно.
Не говори ерунды, ты же лев.
Ну и что?