Как она тут работает целый день в таком шуме, пожалела она продавщицу.
Ника, Коля и продавщица нырнули в подсобку, там уже мучил старенький ноутбук опер Вася Никитенко.
Вот, можно посмотреть запись. Хозяин камеру установил два месяца назад, малолетки повадились ночью в окно залезать и спиртное выносить, отчитался он.
Что там есть интересного? раздался сзади голос догнавшего их Нурсултанова.
В подсобке стало очень тесно. Ника, продавщица и трое полицейских, заинтригованные донельзя, столпились вокруг ноутбука. Никитенко отмотал запись на вечер пятницы. Камера, установленная на крыльце магазина, хорошо захватывала основной подход к дому асфальтированную дорожку, проложенную от ближайшей остановки. Пощелкав мышкой, Никитенко выбрал один из фрагментов и прокомментировал:
Вот, я так понимаю, наши будущие потерпевшие идут домой.
И правда, на экране появились фигурки мужчины и женщины, устало ползущие с пакетами ко входу в подъезд.
Вроде похожи, согласилась с Васей Ника.
А дальше камера бесстрастно зафиксировала перемещения туда-сюда жильцов подъезда. Примерно до одиннадцати часов вечера они входили и выходили из подъезда довольно активно. Около девяти часов начало темнеть, силуэты на записи стало различать сложнее.
Вооружившись флешкой с записью, они вернулись на улицу. Нурсултанов и опера закурили, следователь Речиц еще раз осмотрелась во дворе. Двор как двор. Стоят по периметру четыре кирпичные хрущевки-пятиэтажки, в центре красуется ржавый остов старой детской площадки, окруженный цветочками да лебедями из покрышек, сделанными заботливыми руками местных бабушек. Да ветер гоняет по двору пустые пакеты, явно захваченные им в ближайшем мусорном баке.
К дому два основных подхода: от остановки и со стороны реки? спросила Ника.
Да, кивнул ей в ответ Никитенко. Но с реки там сложно подниматься: берег крутой и стоит заборчик.
Ника Станиславовна, какие дальше планы? поинтересовался Нурсултанов.
Сейчас я планирую съездить в больницу, попробовать допросить мать Митрошиной. А потом вернусь в отдел, буду анализировать, кто и когда заходил в подъезд в интересующий нас период. Меня почему-то сильно беспокоит это убийство, внезапно поделилась своей тревогой Ника. Не похоже оно на простую пьяную бытовуху. Может, заказное? Или вообще серийное?
Ох, ну ты вечно придумаешь что-то, Ника Станиславовна! засмеялся Нурсултанов. Поди любовница какая-нибудь убила из ревности или любовник. Кто в здравом уме и твердой памяти будет заказывать технолога бродской «кондитерки» и бабу, которая конфеты на конвейере лепит? Или серийное, ха-ха-ха! Ты что, кино про маньяков насмотрелась? Не переживай, все раскроем!
И хотя подполковник был вполне добродушен, в его монологе Ника уловила легкую издевку.
Ах так, подумала она. Ну посмотрим потом, кто из нас окажется прав.
Она оглянулась на оперов, стараясь по выражениям лиц прочитать, что они думают.
Рыжий, высокий и широколицый Вася Никитенко продолжал курить с абсолютно непроницаемым выражением на лице, а вот Ткачук был хмур и задумчив.
Его тоже что-то насторожило. Надо будет потом спросить, что именно, подумала Ника. Кроме того, раны на шеях жертв очень похожи на раны с трупа Вити Мамонта. Неужели я поторопилась с арестом его сожительницы?
О том, как легко допустить в своей работе ошибку, следователь Речиц знала не понаслышке. Ее следственный путь, как и у многих ее коллег, не был абсолютно безупречен, и за все промахи ей было стыдно. В самый неожиданный момент они могли всплыть в памяти: и странный труп утопленника без телесных повреждений, непонятно как очутившийся в озере далеко от своего дома, и спорная ситуация, связанная с необходимой обороной, в которой Ника сгоряча разобралась неверно, и убийца, который три месяца водил ее за нос, почти убедил прекратить в отношении него уголовное преследование и привлечь к ответственности за убийство только своего подельника. И это была только верхушка айсберга таких неприятных воспоминаний, ведь чем старше и матерее становилась следователь Речиц, тем строже начинала она судить себя прежнюю молодую и неопытную.
Но тот выезд с самого начала, еще со звонка оперативного дежурного, не предвещал ничего сверхъестественного. В собственной квартире был обнаружен труп мужчины с перерезанным горлом местного алкоголика Вити Мамонта. Тело нашла сожительница покойного, она же первая и наиболее вероятная подозреваемая. И Витя, и его сожительница Верка, известная среди местных алкашей под многообещающим прозвищем «Черная вдова» злоупотребляли спиртным, и в подпитии Витя начинал лупцевать свою благоверную с такой страстью, что слышно было на всех этажах и во всех подъездах двухэтажного деревянного барака, расположенного на самой окраине Бродска, на улице с пролетарски звонким названием Красный Молот. Эта улица прямо прилегала к одноименному поселку, что зачастую рождало топографическую путаницу. Много лет назад какой-то невнимательный картограф, очерчивая границы Бродска, включил в него несколько бараков поселка Красный Молот, да не мудрствуя лукаво обозвал их улицей Красный Молот. Но проработав несколько лет в Бродском межрайонном следственном отделе следователь Речиц уже привыкла к причудам местной топонимики.
В ходе осмотра логова Мамонта и Черной вдовы Нику ничего не насторожило. Лампочка без абажура беззастенчиво освещала стол, покрытый потертой клеенкой, на котором стояли недопитая бутылка водки, две стопки, щербатая тарелка с надкушенным соленым огурцом. Натюрморт дополняло мертвое тело, лежащее на диване, и лужа крови под ним. А живую природу представляла пьяная в лоскуты сожительница Мамонта, почему-то ходившая по квартире босиком. Бурые лужицы на полу ее абсолютно не смущали, Верка топталась прямо по ним. Сама Черная вдова, одетая в хорошо знакомый любому следователю наряд типичного маргинала брюки черные спортивные с белыми лампасами «три полоски», футболка черная спортивная, тоже вся была в крови. Бурые пятна были и на трениках, и на футболке, и на маленьких аккуратных ладонях миниатюрной Верки.
Обитатели барака прозвали ее Черной вдовой не просто так. Ее первого супруга зарезал второй претендент на Веркино сердце. Но ему, по словам самой Верки, дали немного, так как «там самооборона была». Именно этот достопочтенный кавалер стал ее вторым мужем. А его самого спустя пару лет зарезали собутыльники.
После всех этих трагических событий в жизни Верки появился неоднократно судимый Витя Мамонт, такой же любитель горячительных напитков, как и она сама. Он принес в жизнь Веры покой и стабильность, в течение пяти лет они жили вполне благополучно, все больше и больше спиваясь, пока однажды Мамонт не попал под суд за то, что ткнул Веру ножом в живот. Но Вера простила своего вспыльчивого возлюбленного, дождалась его из колонии как образцово-показательная «ждуля». И в вот в ту сырую апрельскую ночь Витю догнала его судьба, Черная вдова зарезала очередного любовника уже собственноручно.
Так ты его сама? спросил у Верки Коля Ткачук, кивнув в сторону трупа.
Ты что, начальник, я такого бы никогда не сделала. Я Витю любила. Он меня вчера немножко побил, ну я и вышла освежиться. А прихожу, он тут мертвый лежит, искренне удивилась возникшему в отношении нее подозрению Вера.
Да ты, ты сама, продолжал «колоть» Верку Коля. Вон ты вся в крови: и майка, и треники, и руки.
Это я ему первую помощь оказывала, гордо ответила сожительница Мамонта. Я, между прочим, умею первую помощь оказывать, я раньше фель-фель-фельдшером работала.
Слово, обозначающее название бывшей профессии, явно далось ей с трудом.
Да что ты сочиняешь Какая тут первая помощь, у него вон глотка от уха до уха перерезана. И соседи слышали, как вы вчера сначала пьяными песни орали, а потом дрались. А кроме тебя и Мамонта, они больше ничьих голосов не слышали плавно подводил ее Ткачук к признанию вины.
Как любил говорить подполковник Нурсултанов, дело ясное, что дело светлое. И Ника, и опера были убеждены, что Мамонта зарезала сама Верка, а отпирается она сейчас только по причине пьяной бравады. К утру она проспится, протрезвеет и спокойно напишет явку. Жители бараков на Красном молоте не трепетные ромашки, а люди опытные, знающие, что в пьяной поножовщине от очевидных фактов отпираться глупо.
Но Верка все-таки попыталась ухватиться за последнюю возможность.
У меня же это самое, алибя есть, она в очередной раз запуталась в слогах и звуках. Я же была у Сашки Малинкина, он подтвердит.
Что он подтвердит? не дал сбить себя с обвинительной линии Ткачук. Ты Мамонта могла зарезать и до, и после того, как к Малинкину сходила. Тебя вообще, чего к нему понесло посреди ночи?
Так я же говорю, поругались мы с Витькой, он меня побил, я пошла освежиться снова начала Верка. Ну и пришла к Малине, выпили с ним, закусили, я успокоилась, пришла домой, а тут Витя мертвый лежит, она начала рыдать и тереть кулачками глаза.
Ох, Верка, что-то ты темнишь, вздохнул Ткачук и посмотрел на Нику, которая сидела на соседской табуретке и под диктовку судебного медика фиксировала в протоколе трупные явления. Та понимающе кивнула в ответ: Черную вдову надо было тащить в отдел, дать ей протрезветь и работать с ней по полной программе.
Особых сомнений в причастности Веры к убийству у Ники не было: не дрогнувшей рукой она сгребла в картонные коробки все имеющиеся в квартире ножи, изъяла у Верки надетое на ней окровавленное шмотье, смывы с ладоней и срезы ногтевых пластин, а после заполнила протокол задержания гражданки Снегирь Веры Федоровны на сорок восемь часов.
Для очистки совести в то же утро Ника и Коля Ткачук дошли до соседней пятиэтажки, где обитал упомянутый Веркой Сашка Малинкин, и Ника сразу же допросила его. Дружок Черной вдовы категорично сообщил, что Верку этой ночью в глаза не видел, и она сочиняет про визит к нему с пьяных глаз.
Протокол допроса свидетеля Малинкина лег в папку к остальным протоколам. На следующий день в ту же папку легли протоколы допроса Снегирь В. Ф. в качестве подозреваемой и обвиняемой и постановление суда об избрании ей меры пресечения в виде заключения под стражу.
И хотя Верка свою вину упорно отрицала, ссылаясь на то, что была у Малинкина, пока горло Мамонта перерезал неведомый злоумышленник, старший следователь Речиц была абсолютно спокойна. Перспектива этого уголовного дела виделась ей четко: для полноты следствия она проведет очную ставку между Снегирь и Малинкиным для опровержения алиби обвиняемой, приобщит к материалам дела заключения экспертов, вынесет постановление о привлечении Веры Снегирь в качестве обвиняемой в окончательной редакции, ознакомит ее с материалами уголовного дела, составит обвинительное заключение и направит дело прокурору.
И поедет дальше этот «кирпичик» в суд, и осудят Верку, и уедет она по этапу, и уже другие пьющие маргиналы схватятся за ножи, чтобы создать материал для новых таких «кирпичиков», и вновь начнется все сначала и повторится все как встарь: ночь, нож, труп, сонные лица следователя и оперов, заплаканная баба, ходящая по крови босиком.
И дел таких сотни, и баб таких тысячи, и будут они резать своих «мамонтов», а те их, и работы следователям хватит до скончания века.
Но спустя неделю ласточкины хвостики на ранах, обнаруженных на шеях супругов Митрошиных, навели Нику на очень нехорошие мысли: не поторопилась ли она с арестом Верки?
Ты что такой мрачный? спросила она у Ткачука, как только Нурсултанов и Вася Никитенко ушли в сторону «дежурки».
Мне эти трупы напомнили жуткую историю времен моей юности. Ты же не местная?
Нет, я из Энска. Что за история?
У меня, когда я учился в восьмом классе, зарезали трех одноклассников. В их собственных квартирах. Мотив корыстный, у всех были довольно обеспеченные родители, и после убийств из домов пропало что-то ценное, задумчиво сказал Коля. У меня эта вереница похорон до сих перед глазами стоит. Представь, каждую неделю похороны были. У меня с тех пор травма на всю жизнь, как вижу похороны, аж трясти начинает. Теперь еще и Аню с Димой хоронить Ткачук закурил и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.
А убийцу-то нашли? поинтересовалась Речиц.
Нашего физрука тогда закрыли, он потом в СИЗО повесился.
Следователь и опер замолчали. И тут до Ники дошло, что Коля очень тепло и почти по-родственному говорит о покойных Митрошиных.
Так ты с нашими потерпевшими хорошо знаком? удивилась Ника.
И тут Ника с удивлением узнала, что Ткачуку прекрасно знакомы и супруги Митрошины, и все семейство погибшей Анны. А Ганна Игнатьевна Михалевич мать покойной Анны Митрошиной, также является матерью ее подследственной Веры Снегирь.
Увидев, как у изумленной Речиц брови взметнулись вверх, Коля Ткачук поспешил объяснить:
Ника, чему ты удивляешься? Красный Молот поселок старый, все местные живут тут подолгу и все друг друга знают как облупленных. Тут как в деревне. Вот и получилось, что наша Верка сестра Анны Митрошиной. Но мать с ней уже давно не общается, лет шесть-семь точно, с тех пор как Верку родительских прав лишили, а детей передали бабушке.
Ника кивнула, она помнила, что факт лишения Веры родительских прав фигурировал в деле об убийстве гражданина Мамонтова, но что мир поселка Красный Молот окажется настолько тесным, не предполагала. Выросшей в большом городе и переехавшей в Бродск по работе Речиц казалась странной такая невероятная осведомленность друг о друге жителей этого небольшого городка и окрестных деревень. А осведомленность была такая, что порой казалось, что все живут в домах со стеклянными стенами: о жизни соседей свидетели могли рассказать лучше, чем о своей, все приходились другу дружке родственниками, одноклассницами, бывшими любовниками, первыми влюбленностями. И хотя такие совпадения на уровне сюжетных поворотов в индийском кино по-прежнему забавляли Нику, она со временем привыкла к ним. В маленьких городках и деревеньках всякий каждому и сват, и брат, и ничего с этим не поделаешь.
Ничего себе судьба у человека, вздохнула она. Одну дочь убили, вторая в следственном изоляторе, а бабушка осталась одна с четырьмя внуками. Врагу такого не пожелаешь.
У нее еще сын есть, он работает где-то на вахте, на севере, сказал Ткачук.
Откуда ты все это знаешь? снова удивилась Ника.
Ника, ты не поверишь это все мои одноклассники. И Верка, и ее брат-близнец Костя Михалевич, и даже Малинкин, у которого мы тогда были, это все мои одноклассники. Покойная Анна была помладше, она вместе с моей женой училась. Я же сам отсюда родом, коренной красномолотец. И Ганну Игнатьевну я хорошо знаю, это моя учительница истории.
М-да, дела, протянула Ника. Ладно, поехали в больницу, может твоя учительница хотя бы немного пришла в себя и что-нибудь полезное расскажет.
Визит в больницу прошел неудачно, мама потерпевшей чувствовала себя очень плохо, говорила что-то бессвязное и допросить ее не удалось. В отдел Ника вернулась без настроения. В ее отсутствие полицейские привезли вещдоки, изъятые по убийству Митрошиных, и рядом с ее рабочим столом громоздилась гора коробок и мешков с бирками, а рядом с горой стоял крайне недовольный Максим Николаевич Преображенский, старший следователь Бродского межрайонного следственного отдела и ее сосед по кабинету.