Тут из ближайшего кабака вывалилась группа молодых мужиков весьма специфической наружности. В спортивных костюмах, кожаных куртках, накачанные, коротко стриженные и очень в себе уверенные. Это были натуральные братки, причем не наши, азербайджанские, а приехавшие из России по каким-то своим лихим делам. Проходя мимо остановки, они случайно глянули на мои «товары».
На книги, естественно, они не обратили никакого внимания, а вот медаль сразу их заинтересовала. Они взяли ее со скамейки и принялись разглядывать, возбужденно переговариваясь и не обращая на меня ровно никакого внимания. Словно меня и не было тут вовсе.
Я поджался. Но братки явно не замышляли зла они по-детски смеялись, разглядывая медаль и повторяя «козел, не, ну слышь, козел!» и тому подобное. Потом один из них, со шрамом в углу рта, спросил:
За сколько отдаешь, брателло?
Я сказал, за сколько. Сумма была вполне приемлемой. Впрочем, браток со шрамом торговаться не стал. Он извлек из бумажника мятую купюру и небрежно сунул мне в нагрудный карман. Я видел, что это за купюра. На нее можно было купить хлеб, пачку чая, пакет макарон, немного картошки и прожить несколько дней при условии максимальной экономии. Слава Богу!
Братки удалялись, вырывая друг у друга медаль и гогоча. Потом они погрузились в «Мерс» и укатили. Я молча смотрел им вслед. На секунду мне показалось, будто я только что предал свое детство, предал своего отца. Но потом это чувство прошло.
С тех пор минуло еще два десятка лет. Мне удалось выжить.
Понемногу я возвращаю себе библиотеку хожу по книжным развалам и покупаю те же самые книги, которые когда-то продавал. У меня появилась коробка с новыми сувенирами авторучки с самыми разными логотипами, монеты несуществующих уже стран, всякие игрушки-безделушки из-за рубежа, брелоки, необычные зажигалки, курительная трубка с чашечкой в виде головы лукавого Мефистофеля Думаю, со временем я смогу восстановить практически все, что потерял.
Кроме одной вещи. Самодельной бронзовой медали с профилем козла и незатейливым стишком. Это была штучная работа. И где она сейчас, у кого ведомо одному лишь Богу
Баку. Март, 2010
Как это делалось раньше (рассказ)
Известный российский бард Юрий Визбор в одной из своих песен признался, что играть на гитаре его научили «местные злодеи» из тополевых московских двориков. Ну а меня игре на гитаре научил мой сосед по парте Аслан. Возможно, он и был в какой-то степени злодеем, но для меня он был в первую очередь другом.
Учились мы тогда в седьмом классе одной из не очень известных в истории бакинских школ. Аслан был радиотехник божьей милостью. С малых лет он научился орудовать паяльником и разбирался во всех этих транзисторах-резисторах и прочих кенотронах, которые для меня были тогда и остаются до сих пор китайской грамотой. Ну не дано мне, что тут поделаешь! А вот Аслану было дано. Из купленных, найденных и выпрошенных деталей он мастрячил всякие занятные штучки, которые работали исправно; также он брался за починку приемников, магнитофонов и телевизоров, и в комнате у него всегда вкусно пахло нагретой канифолью и расплавленным оловом.
И еще у Аслана была шестиструнная гитара.
Сейчас-то я понимаю: гитара была не бог весть что, дешевое изделие какой-то там фабрики, которое умело звучать громко, но не качественно, ибо корпус у него был фанерный. Такие гитары стоили 17 рублей, были доступны многим и на сленге назывались «русише фанере» (известно, что именно так, в издевку, германские воздушные асы времен Второй мировой войны называли первые советские истребители, чьи фюзеляжи действительно изготовлялись из особого сорта фанеры).
Я, четырнадцатилетний, смотрел на эту гитару, как загипнотизированная птичка на змею. В конце концов Аслан смилостивился и показал мне широко известные и воспетые три аккорда.
А когда мне стукнуло пятнадцать, я уговорил отца подарить мне на день рождения гитару ну хотя бы пресловутую «русише фанере». Отец нехотя, но все же уступил. Он опасался (не без оснований), что из-за гитары я окончательно заброшу уроки. Инструмент был подарен мне в обмен на страшную клятву, что я исправлю все свои тройки на пятерки. Разумеется, я поклялся; разумеется, клятвы своей так и не сдержал.
Я довольно быстро овладел гитарой, причем без нот, причем все остальные аккорды, кроме легендарных первых трех, нашел самостоятельно (шипя от боли в изрезанных стальными струнами пальцах). Видимо, тот самый медведь, который многим оттаптывает уши, обошел меня стороной и я оказался обладателем абсолютного слуха. Как же я воспользовался этим божественным даром?
Летними и осенними вечерами в компании друзей-одноклассников (или соседей) я сидел на лавочке в каком-нибудь уютном, зеленом бакинском дворике; мы бренчали на гитарах и горланили «Проскакали ковбои», «Дым сигарет с ментолом», «Шут и королева», «Вот шел я вечером один», «Кирка-лопата вот мои товарищи» и, безусловно, «Долю воровскую», которая насчитывала куплетов чуть ли не сотню. Сейчас «Долю» совершенно разучились исполнять, гнусавят по кругу первые три-четыре куплета, и всё Окружающие относились к нам по-разному: кому-то наше пение нравилось, напоминая о блатной или приблатненной молодости; кому-то нет, для них это был шум, да и только; нас часто обзывали «шпаной» и прочили разные срокá в колониях как общего, так и усиленного режима; но мы продолжали петь. Время от времени появлялся участковый (мы называли его на американский манер «шерифом»). А вот ему, кстати, наша самодеятельность была по душе! Однако по долгу службы он вынужден был нас приструнивать правда, делал это нестрого
А как к нам липли девчонки!
В моей жизни это был «розовый» период кавказского шансона. Но душе хотелось чего-то несоизмеримо большего. И тут как по волшебству появился Эльхан.
Он был старше нас с Асланом и учился в десятом последнем классе. Эльхан был спокойным черноглазым и длинноволосым юношей, великолепно играющим на гитаре. Кроме того, он коллекционировал рок-музыку, начиная от самых ее патриархов.
Это сейчас можно войти в любой магазин и свободно купить лазерный диск по вкусу. Во времена моей юности виниловые пластинки с записями рок-музыки можно было приобрести лишь у моряков, ходивших в загранку, да у дипломатов, вернувшихся из-за рубежа. Но обычно пластинки покупали у «фарцы» была тогда такая профессия, ныне практически вымершая. Фарцовщики торговали на «черном рынке» чем угодно от заграничных сигарет и жевательной резинки до фирменных шмоток и дисков. Профессия была опасной, за «фарцой» охотились и милиция, и народные дружинники; попавшемуся могли крепко впаять. Фирменная пластинка (ее называли «диск» или «пласт») стоила зверских денег чуть ли не месячного жалованья среднего советского человека, особенно пластинка новенькая, неигранная, «незапиленная», как говорили Но она того стоила! Я не говорю уже о качестве звучания от одного вида ярких, глянцевых конвертов захватывало дух!
Мы с Асланом повадились к Эльхану в гости. Там, у него дома, я и Аслан услышали лучшие образцы рока. Эльхан не был жадиной. Пластинок своих он никому не давал, но охотно переписывал их для нас на магнитофонную ленту (и делал это бескорыстно). Я слушал рок на раздолбанном еще ламповом магнитофоне «Днiпро», что переводилось «Днепр». На этой чудовищной машине мой отец крутил полулегальные записи Галича, Высоцкого, Кима и прочих бардов (в связи с чем мама постоянно восклицала: «Ох, посадят тебя один раз!», на что он непременно отвечал: «Нет, меня посадят два раза»). И к стоявшим на полке магнитофонным катушкам моего отца присоседились мои это были записи групп «Битлз», «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин», «Дип Пёрпл», «Энималз» и рок-оперы Ллойда и Уэббера «Иисус Христос суперзвезда» Примерно в то же время я прикнопил к стене над своей койкой мутную, переснятую из какого-то британского журнала фотографию: «битлы» держат в руках высшие награды, врученные им королевой английской, и при этом вся четверка вовсю скалится
А потом случилось то, что и должно было случиться, мы начали играть сами.
Сначала мы организовали трио. Ну, техническое оснащение нашего славного коллектива заслуживает отдельного описания. Аслан поставил на свою «русише фанере» самодельный темброблок и сварганил приставку для извлечения специальных звуковых эффектов, так называемых «фуззы» и «квакушки», знай только нажимай на педаль. Порождаемые Асланом звуки вызывали у нас бурный восторг. Подключался Аслан к радиоле. Так у нас появился соло-гитарист.
Эльхан приклепал к своей «фанере» звукосниматель, изготовленный Асланом, и сделался нашим штатным ритм-гитаристом. Подключался он к другой радиоле.
Со мной было сложнее. Меня назначили басистом, и я, в общем-то, ничего против не имел. Но не имел я и бас-гитары. Где было ее взять?! Завидя мои терзания, сосед, старый алкоголик и бывший уличный музыкант, решил помочь мне советом. Неплохое устройство, сказал он, можно сварганить из большого старого чемодана, швабры и натянутой бельевой веревки. Дергаешь за веревку, чемодан резонирует, переставляешь пальцы и получается тот еще контрабас! Сосед сам когда-то играл на подобном синхрофазотроне и ласково называл его не вполне благозвучным словечком «гунн-донн» (надо полагать, из-за издаваемых им звуков а может, и из-за качества этих самых звуков). Но я, глядя на фото сэра Пола Маккартни с шикарной басухой наперевес, вознегодовал. Какой еще может быть «гунн-донн» в эпоху, когда луноходы отпечатали следы своих колес в лунной пыли! Не говоря уже о внешности этого, с позволения сказать, инструмента Аслан с Эльханом заглушат меня только так! Короче, мы купили в складчину недорогую болгарскую бас-гитару «Орфей» (в комиссионном магазине), и я стал играть на ней, подключаясь к телевизору, в нем динамики были мощнее Правда, вскоре Аслан собрал самодельный усилитель («усилок», как он ласково называл его), собрал колонки, и тут-то мы!.. И тут-то мы поняли, что нам остро не хватает ударника.
Так в нашей жизни появился одноклассник Виктор, превратив наше трио в настоящий бит-квартет.
При взгляде на ударную установку, на которой стучал Виктор, хотелось рыдать. Если в нашем городе когда-нибудь будет создан Музей славы отечественного рок-н-ролла, то этот агрегат, ручаюсь, займет в нем одно из почетных мест. К началу нашей деятельности у Виктора уже имелся один «пионерский» барабан; чуть позже ему подарили списанный второй точно такой же. Одну тарелку наш друг у кого-то выпросил, другую где-то элементарно спёр, а роль большого барабана (так называемой «бочки») выполняла здоровенная картонная коробка из-под телевизора
Барабанные палочки Виктор выточил сам.
Кое-кто из молодых может спросить, почему мы не покупали инструменты в музыкальных магазинах. Ох, ребята, вы не учитываете, в какое время мы жили! В магазинах продавались советские электрогитары, страшно некрасивые, дико тяжелые и чудовищно дорогие. Еще дороже стоили польские, болгарские и гэдээровские (ну, немецкие то есть) электрогитары, хотя вид у этих был поизящнее. А к ударным установкам было вообще не подступиться они стоили баснословных денег и по карману были лишь какому-нибудь клубу или дворцу культуры. А мы в то время, как ни крути, были всего-навсего школьниками О молодежь! Взгляните по-новому на витрины нынешних магазинов, уставленные рядами соло- и бас-гитар тайваньского производства! Мы о таком и мечтать не могли. Да и не мечтали. Мы делали из всего, что подворачивалось под руку. Так сказать, с помощью проволоки, паяльника, отвертки, молотка и некоей матери
И мы сволокли весь наш инструментарий домой к Аслану, на пятый этаж «хрущевки», подключились; Аслан привязал к спинке кровати палку, к палке примотал изолентой микрофон (от бытового магнитофона), и понеслась!
Мы пробовали исполнять не сложные, как нам казалось, песни Чака Бэрри, «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Энималз», «Шокинг блю»; Аслан и Виктор пели на кошмарном английском; тексты песен мы запоминали на слух или расшифровывали с пластинок. Если бы, скажем, Джон Леннон услышал невзначай, к а к мы поем, например, его «Let it be», он прикончил бы нас всех. Но, по счастью, он не слышал; а чуть позднее прикончили его самого
Оглушенные нашими децибелами соседи вначале опешили (не ожидали такого счастья, не-е-ет!), а через какое-то время спохватились и побежали кто к родителям Аслана ругаться, а кто и в милицию жаловаться. Огрызаясь и отбрехиваясь, мы передислоцировались домой к Эльхану на предпоследний этаж «сталинки». Там и звукоизоляция была лучше, и соседи сговорчивее, и родители толерантнее, но Эльхан, себе на беду, решил задействовать пианино своей старшей сестры, которая училась в консерватории. Он вскрыл инструмент и в каждый деревянный молоточек, ударяющий по струнам, воткнул по железной канцелярской кнопке. Получился восхитительный «клавесинный» звук. Но как только сестра обнаружила эту, с позволения сказать, рационализацию, мы все с треском вылетели и с этой репетиционной базы и приземлились дома у Виктора.
А Виктор жил в легендарной «дворовой системе» большом, замкнутом в квадрат одноэтажном квартале с внутренним двориком. В таких «системах» люди жили практически на виду друг у друга, знали друг о друге решительно всё и человеку, чихнувшему в одном углу двора, кричали «Будь здоров!» из угла противоположного Короче, и там мы долго не продержались.
Вопрос о репетициях у меня дома не рассматривался вообще, поскольку я жил в своеобразной коммуналке на третьем этаже треснувшего по фасаду трехэтажного старого дома, и нас с нашей аппаратурой и инструментами соседи загрызли бы еще на ближних подступах, так что сомневаюсь, успели бы мы сыграть у меня дома хотя бы один рок-н-ролл
И начались наши скитания по всяким случайным местам пыльным чердакам, бесхозным подвалам, заброшенным складам, жарко натопленным котельным по квартирам друзей и сочувствующих На какое-то время нас приютил школьный актовый зал. Но мы, как известный попугай Хазанова, нигде долго не задерживались. Отношение начальства и учителей к рок-музыке в те времена в нашей стране было, мягко говоря, отрицательным. Хотя слушать рок любило и начальство, и учителя, но чтобы молодежь играла эту ужасную музыку в школе нет, нет и еще раз нет! Как у Полунина «низззя!».
«Да, да и еще раз да!» отвечали мы и подыскивали новое место дислокации. Льзя!
И мы играли. Играли на вечеринках у друзей, на днях рождения одноклассников, на каких-то семейных праздниках в «продвинутых», как сказали бы сейчас, семьях Несколько раз мы играли даже на школьных вечерах исполняли что-нибудь из советской эстрады и, осторожненько, что-нибудь из «битлов» или ранних «роллингов». Нам предлагали влиться в какую-нибудь комсомольскую структуру, идеологически определиться и стать так называемым ВИА вокально-инструментальным ансамблем. Но мы отказывались. Мы были по-юношески независимы, нам хотелось самостоятельности и не хотелось идти на компромиссы даже ради собственного продвижения.
Постепенно для нашего бит-квартета наступил следующий, вполне закономерный этап мы начали сочинять свои песни
Мы писали их на русском языке, реже на английском. Удивительно, но как в текстовом, так и в музыкальном отношении это были отнюдь не беспомощные, неуклюжие, наивные какие-нибудь творения юношеских лет. Любая из наших ранних вещей хоть сейчас вполне могла бы стать хитом, нашелся бы раскрутчик. Все-таки мы были чертовски талантливы! И потом, в наших песнях присутствовала душа в отличие от большинства современных песен, которые лепятся с машинным бесстрастием и оттого походят одна на другую и не живут дольше месяца