В прошлом году и в Таловке, и в Каменском, и в Паланских лесах их стадо, теперь уже камчатских лосей, по данным авиаучета егерей увеличилось почти на 32 головы, что показывало, что это животное хорошо питается, что кормовая база у него прекрасная и здесь в лесах полностью оно удовлетворяет свои пищевые потребности, которые по наблюдениям охотоведов практически не пересекаются с здешним северным оленем, которых ранее в Корякском округе было аж до 150 тысяч голов А, вот сейчас и двадцати двух тысяч, кажется их нет.
И примечательно, что ведь здесь не было ни той материковой засухи, ни опустошительных пожаров, ни других стихийных бедствий, но вот оленеводство на наших глазах сходило и сходит на нет, лишая северных жителей не только, так необходимого диетического незаменимого в этих краях мяса, а лишая их того тысячелетнего жизненного их особого здешнего северного уклада, который придя буквально четыре тысячи лет назад сюда им позволил успешно адаптироваться в этих местах и остаться на века, считая эту камчатскую землицу их своей Родиной, своим пристанищем на века.
А это и шкуры, и целебные панты, и биологические компоненты их красной крови, и диетическое без пестицидов и ядохимикатов мясо, и другая ценная биологическая продукция.
И, разве только здесь была убыль стад оленей?
Вот и домой на родину приехал этой зимой в далекие отсюда Савинцы, где была ферма на 3000 голов коров, ничего нет и не осталось в его родном селе Савинцы. А где был кирпичный завод ни одного кирпича даже в фундаментах не осталось, где был сахарный завод вот один сезон из трех сезонов и проработал, где был комбикормовый завод из 73 тысяч свиней может только 7000 голов свиней и осталось, так как границу закрыли и ценную продукцию некуда теперь отсюда сбывать, никому она здесь в самом Граково в Чугуевском районе Харьковской области и не нужна оказалась. Так как нужен беспрепятственный без границ товарообмен, нужна та прежняя интеграция в большое государство. Она их сельскохозяйственная продукция нужна в большие агломерации как Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Красноярск.
И, я невероятно удивленный, а чем еще меня теперь в моем возрасте можно и удивить, спрашиваю не известно и у кого:
Что же случилось? В чем же причина?! Почему же наш народ потерял послевоенную силу, почему он послевоенное желание жить и жить лучше?! И еще, где же делось у него то внутреннее неизбывное желание созидать и творить каждый день? Ведь ничего не производя нельзя заработать на жизнь, а значит, и жить нельзя хорошо и по-настоящему достойно.
Так еще хуже, в центре моего села настроили как в каком-то городе четырехэтажек, и вся молодежь сидит на том четвертом этаже в деревне и не поймет, и чем же ей теперь здесь и заняться.
И, я вновь задаю вопрос:
Зачем наше каждое село вгонять в системный кризис, строя эти четырехэтажки? А где же хваленое приусадебное хозяйство, а где же гараж и свой погребок, а где же крольчатник и еще домашний птичник, да тоже место для любимой и верной только тебе дворовой, пусть и беспородной собаки? Разве за всем этим крестьянину, да еще и на рынок идти, живя среди полей и на таких никем неосвоенных просторах. Человек, оторванный от земли, теряет ведь те устойчивые свои основания и теряет он те свои корни и самые мелкие корешочки, которые его привязывают к этому родному его месту, к этой родной только его землице навсегда и не только привязывает лично его, но также на века привязывает его детей и внуков его.
И я вспомнил, что давно забытый нами всеми всем известный классик марксизма-ленинизма Карл Маркс в своем труде «Капитал» всё это давно проанализировал, всё это описал на разнообразнейших примерах и не только в еще той докапиталистической Англии. Так неужели мы, так плохо учились, что вновь должны все это вновь и вновь повторят, как бы наступая на все те же неведомо кем в темноте брошенных граблях.
Да не уж то у нас нет силы их, эти то грабли убрать со своей дороги и из-под своих ног?
Ну, нельзя ведь вот так, безвольно опустить руки и ждать, что ВТО (Всемирная Торговая Организация) нам что-то принесет или привезет, о чем мы в 2011 году рапортовали: слава Богу, вступили в ВТО.
Ну, ведь наше и своё оно лучше, да и оно натуральнее. Нужно только чуть-чуть постараться, нужно чуть-чуть нам поднапрячься. Ну, нельзя, как тот вылупившийся только что из яйца кукушонок, открыв рот кричать и ждать от маленькой птички в гнездо, к которой тебя подбросила мать кукушка и вновь ждать, что кто-то и еще что-то положит в твой такой ненасытный желтый ротик.
А, что же будет завтра?
Ведь нужно же подумать и о себе, и о своих детях, а может, кому требуется еще подумать и о своих внуках Нужно подумать и о своей великой Родине. Может ли она быть теперь и сейчас богаче, если мы становимся всё беднее и там в Савинцах на черноземе метровом и здесь на такой богатой природными ресурсами Камчатке?
И, как же мы победим эту инфляцию пусть и, завезенную к нам из-за их «бугра».
Ну, если мы все же её завезли из-за «бугра», так и работать и, производительность труда должна быть, как там у них за «бугром», чтобы один сталелитейщик не 50 тонн, а все 500 тонн стали давал, вот тогда вероятно можно рассчитывать на приемлемый и достойный его заработок, да и на наше нормальное житие-бытие.
Тоже самое и с нашим камчатским северным оленеводством. Покуда сами работники-оленеводы, сами руководители хозяйств директорат не подумают, как им самим жить, покуда они все не осознают, что нужно давать по-настоящему товарную продукцию, которую купит потребитель, все их разговоры о глубокой переработке продукции оленеводства, о внедрении той же современной биотехнологии и всё другое будет абсолютно бесполезным, будет всё в трантарары.
Тогда все наши усилия по восстановлению самой численности оленей окажутся не эффективными, так как изначально не только нужно восстановить численность оленей, но и буквально с каждой шерстинки оленя, с каждого килограмма его мяса, с каждого грамма драгоценных его пантов и еще с каждой капельки его красной на снегу кровушки нужно на его забое получить максимальную отдачу и реальную материальную выручку или в наших российских рублях, а лучше и приемлемее в конвертируемых на любую валюту американских долларах или японских иенах, или, в крайнем случае, здешних соседских китайских юанях.
Завоз Олюторским госпромхозом
первых лосей в 1981 год.
Сонм, стоя у своей жены Виры, вспоминал тот 1981 год, о котором ему давно поведала его отец старый лось Рыжий, когда их охотники гнали в высокий кораль там где-то в Приморье и, как он задыхался, оказавшись в огороженном высокими лиственничными досками загороди, где, сколько бы он не поднимал свою голову ему не удавалось увидеть, что же там еще творилось за этими досками и только меткий выстрел из духового ружья и он ощутил, что его толстую шкуру у загривка прокалывает пружинящий шприц и он уже не может что-либо сделать, так как ноги сами подкашиваются под воздействием того сильного снотворного, которое легко растворилось в его крови и очнулся он только в металлической клетке с закрепленными своими рогами и сколько он затем не бил по двери до крови избив свои копыта, а боли то и не чувствовал он, так как обида на свое полное бессилие, обида, что вот они его самки рядом и он теперь ничем им не может помощь, они также зажаты до своих боков такой же клеткой, а две из них были стельными он это ясно видел и может даже от него.
И затем, долгое морское в трюме плавание за тысячи километров отсюда и он российского Приморья на далекий север Камчатского полуострова, когда твой взор в темном трюме корабля ничего не видит и только твое тело ощущает, как большущий корабль гудя своими натруженными дизелями взбирается на высокие тихоокеанские волны, чтобы преодолеет это тысячекилометровое расстояние от Владивостока до самой здешней камчатской северо-камчатской реки Апуки.
Долгое одиночество
Инмалвила (Ивтагина) Ивната его здешнее на реке Апука одиночество нисколько не тревожило, никак не напрягало, не создавало никакого душевного или какого-либо другого ему даже бытового дискомфорта.
В свои-то 23 лет он сильно теперь разочаровался во всех людях. Он давно потерял в них свою истинно чукотскую веру, как с возрастом, и сам Александр Володин сильно разочаровался в друзьях, а вернее сказать в своих сотоварищах, так как тех друзей теперь у него ох как было мало.
Но, если Александра Володина здешнее Камчатское Тиличикское одиночество как-то слегка может и тяготило, то самого Ивната, это нисколько не угнетало и за эти три года, живя зимой, да и летом на 45-ом километре зимника из Ачайваяма в Пахачи в своем дощатом бревенчатом дедовском охотничьем домике он нисколько от своего отшельничества и одиночества не страдал, и им он нисколько не тяготился.
Летом приезжали давно, знающие его сборщики икорки, а готовил он её по своими тем еще дедовским рецептам и по древней технологии на стопроцентном тузлуке, приготовленном на долго кипящей в чане воде. Он готовил такую икру, которая заводской той Усть Пахачинской по качеству нисколько не уступала, а вот хранилась она два и даже три года, и ничем ведь не отличить от свежей икры нынешнего года. Заготовители же привозили ему сюда и разнообразные крупы, и любимые им сигареты «Парламент», и часто даже немного отменной кристально чистой на камчатской водице водочки «41-регион», чтобы душу его согреть, а вернее-то отогреть, так как знали о горе его. А вот зимой ачайваямские трактористы, чтобы немного отдохнуть, что бы по пути почаевать его ароматный снова же по дедовскому рецепту, да и просто вот так по-человечески пообщаться с таким не погодам мудрым и интересным человеком, а то и в картишки в преферанс или в покер переброситься, заезжали к его дощатому приземистому засыпному домику, стоящему буквально возле самого уреза воды на правобережной почти десятиметровой возвышенности, что не позволяло реке ранней весной в настоящее половодье или дождливым летом заливать его полевой здешний лесной стан. Благо крюк от основного зимника Ачайваям Усть Пахачи к его домику всего-то буквально ничего полтора километра, и ты в гостях у знаменитого и гостеприимного человека.
А здесь у него и полное лесное апукинское затишье, и такая особая и не передаваемая здешняя особая располагающая на разговоры благодать, да и часто зайчик, запеченный на костре в алюминиевой фольге, да и рыбка из бочки всегда слабо солененькая к водочке имелась в изобилии, и никто тебя не подгоняет, никто тебя тогда не перебивает и тебя же не наставляет, никто ничего от тебя не требует взамен или даже в долг. Ну, а водочка, как та её слезиночка так душеньку-то твою так тогда пробирает, так на откровенность зовет, что хочется юному еще не искушенному самой жизнью Ивнату все гостям своим рассказать, о всех своих мыслях им поведать, и даже о тех потаенных, что другому и при других обстоятельствах ни-ни!
И, снова водочка.
Так её в Усть Пахачах трактористам на выбор предлагают чуть не в каждом доме: и казённая с розовыми разноцветными акцизными марками, но довольно таки дорогая, и естественно, есть что подешевле, но разливная из сорокалитровых молочных фляг, да еще предлагают и само дел из разведенного по домам спирта, которым некоторых из жителей в избытке Тиличикские вертолетчики постоянно снабжали. Благо еще и с кораблей, что на рейде все лето стоят и в пластмассовых 510 литровых канистрах и даже в 40 литровых молочных флягах, и в полуторалитровых бутылках из-под минералки везут, и все жители ею там торгуют на длинной Усть Пахачинской косе. И непонятно мне, как же там люди еще и выживают, как концы с концами сводят, как жены их, да и терпят все их то бесконечное пьянство?
И, теперь в средине девяностых и в начале двухтысячных никакого северного дефицита в ней, как это было ранее в восьмидесятые или семидесятые годы прошлого столетия.
А как же здесь сами трактористы?
Те давно знают все Усть Пахачинские злачные точки. Стоит им приехать в Усть Пахачи и, покуда начальник участка с легким экскаваторам «Беларусь» загрузит пятнадцати тонные сани с угольком, у тракториста есть не много свободного времени и не час или два, а целые сутки. Тогда уж те, кто, по моложе да поэнергичнее ныряет к знакомой молодухе, закрыв поплотнее двери, а другой бежит по известному только ему одном адресу, затаривается водочкой, как они говорят и для себя, и для соседей. Так затаривается, чтобы еще и по пути, после того, как на девяностокилометровой трассе на дёргавшись рычагов, да на переключавшись скоростей и, может чуть-чуть отдохнуть.
А разве нельзя? так они себе говорят.
А по прибытии в своё родное село Ачайваям, когда их полные угля сани кочегары вручную и двое, а то и трое суток выгружают, то если не продаст водку с хорошим наваром, то уж сам так надегустируется, что тогда жена рада бы из дому его выгнать, лишь бы глаза её не видели это всегда пьяное «уродище».
Но почему-то не выгоняет. Ведь все-таки он её кормилец, да и как еще любила его в молодости. И одну тысячу и полторы тысячи долларов в месяц не каждый ведь мужик из далёкого Ачайваяма в дом принесет жене и это с октября по май, а там уж, когда и рыба попрет, и на икорке еще подзаработать можно и в Апука, и в самих Усть Пахачах, да и просто на речке на себя работай, чтобы зимой оптом и все сдать на какую-нибудь плавбазу. Кто и до 800 кг икры перерабатывал за лето, а это по триста рублей кило приработок, а кому и заработок ведь довольно таки не плохой. Вот и держатся ачайваямские женщины и не только здешние чукчаночки своих мужей и безропотно терпят их пьянку.
А так давно бы ушла бы к другому.
Тем более, что все они легкие на подъем и не очень уж такие, и не доступные, как кажется на первых порах знакомства с ними. И, будь в их селе кто другой чуть поласковее, да немного потрезвее в мгновение переберутся со всем своим скарбом жить в другой домишко.
А почему-то так здесь завелось, что у всех ачайваямских трактористов жены-то чукчанки. Да и красивые они покуда молоды. А дети, такие от слияния древней славянской и здешней чукотской крови красавцы и красавицы рождаются. Трудно затем сказать, кто они славяне или теперь истинные монголоиды и настоящие камчадалы, и еще здешние коренные они олюторы.
И, мне до сих пор не понятно, чем же им этим-то женщинам свои ачайваямские-то парни не нравятся?
Вот и невеста Инмалвила (Ивтагина) Ивната, когда того призвали в армию, сначала нырнула в постель к женатому врачу участковой больницы Пронькину Вячеславу Николаевичу, да так и прикипело к нему её молоденькое сердечко. А он тот врач на два дома и жил последние пять лет. И жена ведь нутром чувствовала. Но, что поделает его жена.
Их жен вот такая судьба горемычная хоть там под Одессой у древних развалин не то греков, не то скифов, хоть здесь в ачайваямский этих северо-камчатских медвежьих углах, куда ни доехать, ни дойти другому человеку и за всю жизнь, хоть и самолеты летают везде.
Да, многие ачайваямские чукчанки не отказывались по случаю ублажать и заезжих геологоразведчиков, и молоденьких и таких энергичных геодезистов, а затем и тех трех кавказцев, оккупировавших прошлым летом их село, особенно в рунный ход красной рыбы.
Это потом Александр Володин узнает, что, как только уволился тот врач, то что-то в её любви, в исстрадавшейся по любви её душе, что-то надорвалось и тонкий кожаный шнурок, может быть еще её дедом вырезанный из шкуры здешнего породистого оленя легко на шее её тонкой затянулся, прервав все её ачайваямские девичьи страдания, прервав её такую для нас бесценную жизнь и легко, разрушив одновременно Инмалвила (Ивтагина) Ивната такую чистую ничем не омраченную юношескую любовь именно к ней.