Мефистофель Старый, больной Мефистофель, убежденно подумал я и предложил ему еще одну рюмку.
Он кивнул:
Давайте, давайте
Осторожно потягивая коньяк, оглядел комнату. Углы рта опустились еще ниже:
Гости Черт их возьми Натоптали и ушли (Глотнул. Острый кадык поднялся и опустился по жилистой шее.) Вы знаете, ужасно я хотел вмешаться в их болтовню о любви Ужасно (поставил рюмку на стол, замолчал)
Ну и почему же не вмешались? спросил я.
Не вмешался потому, что слишком печально все это, а они лепетали, лепетали, как утренние птички
Я рассмеялся. Он с шутливой строгостью посмотрел на меня, погрозил длинным, узловатым пальцем и сказал:
Смеетесь все, молодой человек, смеетесь А знаете ли вы, что видите перед собой человека, который своим счастьем, да и несчастьем тоже, обязан крысе? и прожег меня глазами.
Ну и взгляд, черт возьми, подумал я, а вслух сказал:
Как это, крысе? Самой обыкновенной крысе?
Он усмехнулся, наслаждаясь моим растерянным видом:
Что, писатель, заинтересованы? Да. Самой обыкновенной крысе. Впрочем, не совсем обыкновенной Разольем по рюмочке?
В открытое окно донесся крик какой -то ночной птицы. Антонович вздрогнул и завозился в кресле:
Черт, как кричит Пронзительно и жалобно Было это, милый Андрей Иванович, страшно давно Сразу после войны
Вы воевали? спросил я. Антонович опустил глаза:
Нет, не пришлось. У меня врожденный порок сердца Ну, вот Я тогда еще учился в медицинском После четвертого курса поехал отдыхать Какие это были годы! С каким наслаждением мы дышали, ели, валялись на солнце Любили с какой- то особенной жадностью В доме отдыха нас в комнате было шесть человек, но это никому не мешало. Кругом лес, поля, стога! Прекрасное житье! Наташа ее звали Наташа- приехала вместе с матерью через два дня после меня Отец ее был крупнейший военачальник и, разумеется по этому их поселили в прекрасный двух местный номер
Антонович как-то невесело усмехнулся и забарабанил пальцами по столу:
С одной стороны хорошо, конечно, что папа крупный командир, а с другой не очень. Мужчины почти все воевали и сохранили священный ужас к папиной фамилии Не дай бог дочка пожалуется! Тогда Страшно подумать!
Он улыбнулся и вдруг лицо его стало строгим:
Знаете ли, как только я увидел ее, мое сердце кто то сжал, мягкой, но неумолимой лапой Вот так
И показал, медленно сжал у сердца большую красную руку и, разжав, вяло бросил ее на стол:
До чего хороша была Представьте себе: не очень высока, но стройна и гибка необычайно Тонкая талия при высокой, развитой груди, золотистые, пышные волосы И глаза Изумительные глаза! Сплошь черные и как будто переливающиеся черными, влажными искорками И еще, казалось, что, что- то там дрожало лукавое, опасное Что это было, я понял в последствии
Антонович бросил на меня рассеянный взгляд и тут же опустил глаза:
Н- да И еще чудесный загар И походка очень быстрая И нос! Маленький, тонкий, чуть с горбинкой, хищно красивыми ноздрями. Ну и рот, разумеется Все в ней было красиво
Из леса опять донесся протяжный, и как будто умоляющий звук. Антонович вздрогнул. Я предложил закрыть окно. Антонович испуганно замахал руками:
Нет, нет, что вы Бог с ней, с этой птицей Ладно! Дальше! Познакомились мы с Наташей как -то очень просто Я тогда недурно играл в волейбол и часто появлялся на площадке. Она тоже любила поиграть, но не столько мячом, сколько мужскими сердцами. На площадке она вела себя очень смело Сама выбирала себе команду: вы, вы, нет, не вы И вообще любила распоряжаться.
И передразнил тонким голосом:
Товарищи офицеры! И так далее Меня она просто взяла за руку и увела из другой команды, и им тоже за руку- отдала маленького, рыжего лейтенанта Кононенко Разумеется, я играл как зверь, и мы выиграли у всех Что усмехаетесь? Неужели вы думаете, что тридцать лет тому назад, эта рука не могла хорошенько ударить по мячу?
И поднял над головой длинную, как весло, жилистую руку. Я поспешил объясниться:
Павел Сергеевич, поверьте, что усмехаюсь я над ее генеральскими замашками. Таких женщин я знаю и отношусь к ним немного иронически
Антонович улыбнулся, закурил и сказал:
И правильно делаете Ну вот Выиграли мы у всех Она взяла меня за руку и сказала Паша, с этого дня вы должны все время играть в моей команде. Вы даете мне слово? Я разумеется дал Надо сказать, что выбрала она меня а она именно выбрала не только за то, что я хорошо играл в волейбол В те времена я еще не был похож на ощипанного птеродактиля (Антонович дернул костлявыми, широкими плечами). И рост, слава богу, под два метра и сложение ничего. И женщинам я нравиться тоже, кажется, умел Но вот с ней у меня, ничего не получалось. Увижу ее и столбенею, как последний идиот. Представляете себе? Здоровенный, двухметровый мужик улыбается, молчит и смотрит восторженно и испуганно
Я перебил его:
Ей это нравилось, наверное?
Прямые, жесткие губы Антоновича перекосились насмешливо:
Нравилось? Да, нравилось. Два дня нравилось, а потом надоело. Ей нужны были страстные поцелуи, объятия, проклятия Ей нужна была страсть в клочки, а я вел себя как истукан Господи! Что она только не делала, чтобы расшевелить меня! (Антонович усмехнулся, помотал головой). Идем по лесу, слушаем, как птички поют. Я счастлив до безумия. А она вдруг остановится, возьмет меня за руку, посмотрит в глаза и скажет- нежно, так, томно Павлик, я устала, давайте полежим в траве, вон там, за тем деревом Там кажется тень, и как то скрытно, уютно И ведет меня От этих слов у меня так колотилось сердце, что слышно было по всему лесу Приведет меня и ляжет Да как! Раскинется на траве в такой призывно ленивой, красивой позе, локтем закроет лицо, а из- под локтя, сверкает сердитый, черный глаз! Ну, что же вы не ложитесь, Павлик? Вы, наверное, устали? Я, ни жив, ни мертв, садился рядом и думал: приду домой, застрелюсь У Кононенки возьму трофейный и застрелюсь. Мучился я страшно Знал, как нужно поступить, а не мог. Вот полежим мы так, полежим Она поворочается, поворочается и вдруг вскочит, как бешеная, и молча идет к дому, а я, как дурак, плетусь следом, смотрю как мелькают в траве ее ноги, и в башке одна мысль: застрелюсь!
Антонович замолчал, налил себе полстакана коньяка и выпил залпом. Глядя в окно, буркнул:
Где же эта птица? Почему она не орет? Вы не знаете?
Я сказал, что не знаю. Антонович, шутливо гневаясь, пробасил:
Писатель не знает, а доктор должен знать! Ну что же! Я объясню!
Все очень просто, дорогой мой! Птица съела какую нибудь мышку и легла спать, довольная собой и жизнью вообще! Кстати о мышке! Как- то забыли о ней! Коньяк, видно, хороший! Ну далее! Где -то перед самым нашим отъездом Наташа пришла ко мне в комнату. Офицеры играли в карты и пили пиво. Когда она вошла, Кононенко вскочил и заорал, товарищи офицеры, смирно! Она, бросив на него благодарный взгляд, подошла ко мне, взяла за руку, вытащила на улицу и там таинственно прошептала:
Павлик, идемте купаться! Я удивился. Ночь на дворе! Впрочем, больше испугался чем удивился. Сердце просто остановилось. А она нахмурилась и посмотрела так презрительно Словом через десять минут мы подошли к озеру Озеро очень большое, черное. Кругом лес, тихо. Она разделась быстрей меня и осторожно ступая, вошла в воду. Так она была грациозна в этот момент, так прельстительна, что я замер, любуясь каждым ее движением, каждым шагом Ну, наконец, добралась до воды, и, плывя, закричала: Паша, Паша! Какой же вы копуша!
И тут я заметил, что недалеко от нее, что- то быстро движется по направлению к берегу. Это была водяная крыса. Я крикнул Наташе: посмотрите в каком прелестном обществе вы купаетесь! Она, весело: А что такое? И я указал ей на крысу, которая почти добралась до берега. Услышав слово «крыса», она так дико завизжала, что я испугался и бросился к ней. Из воды вынес ее на руках. И когда нес, с удивлением заметил, что она не дрожит, и не стучит зубами, как это было бы со всяким, смертельно испуганным человеком. И только став на ноги, она затряслась и будто бы в припадке безумного страха, обхватила меня за шею и тесно прижалась ко мне всем своим голым, мокрым и упругим телом Совершенно обезумев, я швырнул ее на землю
Немного помолчав, Антонович сказал тихо: Такого счастья я не испытывал больше никогда
Он глубоко откинулся в кресле, и замолчал, глядя невидящими глазами куда то выше меня.
Ну а что было потом? спросил я.
Потом? Антонович быстро поднялся и, сгорбясь,
заходил по комнате.
Потом, дорогой мой, было вот что Были клятвы, обещания, сумасшедшие дни и ночи Все было И еще было Однажды я взглянул в ее глаза и отчетливо увидел, как в их черной и бездонной глубине, мелькнуло что то Такое скользкое и блестящее, как спинка змеи Теперь я знаю, что это был дьявол Пожалуйста, не смотрите на меня, как на сумасшедшего, я знаю, что говорю
Я спросил:
Но почему именно дьявол? А не что нибудь другое?
Антонович криво усмехнулся и махнул рукой:
Называйте, как хотите. Не в этом дело. А дело в том, что через неделю за ней приехал папаша, и увез домой, на большой черной машине. Разумеется, я поехал следом за ней, эдакий пылкий Ромео. Услышав в трубке ее голос, я чуть с ума не сошел от счастья. И знаете, что она ответила на мои «когда, где и как можно скорее»? Она совершенно спокойно заявила, что встречаться со мной не желает, категорически запретила звонить, и посоветовала не придавать большого значения нашей, как она выразилась «историйке».
Какая жестокость пробормотал я. Ну, а вы то, как же вы?
Антонович улыбнулся и, проходя к креслу, ласково коснулся моего плеча:
Я? Что я Я делал операции Делал, делал Случайно я узнал, что она вышла замуж за известного эстрадного певца. Я видел его. Маленький, чудовищно жирный человек. Кудрявый. Глаза как маслины, рот пухлый Синие восточные щеки Через год они оба погибли в авиационной катастрофе
27.5.1979 г.
В ЮЖНОМ ГОРОДЕ
Когда-то давно, я уехал из Москвы в большой, южный город. Уехал учиться разнообразным музыкальным искусствам. Мне было восемнадцать лет, я впервые вырвался из материнских рук, я сошел с ума от свободы, я ничему не учился, я пил вино в институтских аудиториях, в кафе, в подворотнях, в ресторанах везде, где можно было, и нельзя. И еще я любил одну молодую женщину. Она была старше меня на восемь лет, ей нужно было выходить замуж, а тут я, со своей любовью Мне кажется, я был забавный мальчик, и она позволяла мне быть возле нее, ходить с ней в магазин, ждать ее в парикмахерской Брала с собой обедать в кафе. Никогда не разрешала платить за нее, а за меня платила, когда я оказывался на мели. Она вовсе не вела со мной игру, которую многие женщины ведут почти бессознательно. Просто она чувствовала, что так ее любить больше не будет никто и никогда. Это может быть волновало ее, может быть печалило, может быть злило и утомляло не знаю. Но она позволяла мне быть рядом с ней. Просто рядом. Не более. Я понимал, что ничего не будет, и все равно каждую секунду своей жизни стремился к ней. Однажды мы поссорились из за какого то пустяка, и она пошла в кино не со мной, а с моим приятелем Меня она демонстративно не заметила, не позвала с собой, жестко отвела от себя Видимо с воспитательной целью, чтобы знал свое место Когда они, смеясь, вместе вышли из института, и прошли мимо меня так, как будто я стал невидимым, растворился в воздухе, исчез я почувствовал в сердце такую страшную боль, словно в него вошло что- то огненное, разрывающее меня пополам. Я пошатнулся, свет померк на мгновение, но я почему то не умер. Я пошел в кафе с Женькой и Сергеем, мы упились насмерть, попали в вытрезвитель и нас чуть было не выгнали из института. Оставили зря. Мне было бы легче, если бы выгнали. Но судьба смилостивилась надо мной. Скоро я переместился в родную Москву и постепенно пришел в себя.
Вот, что такое любовь, Саша! сказала мама, когда я ей все рассказал. И засмеялась. Впрочем, во время смеха, по ее красивому лицу бежали слезы. Мы пили с ней вино и мечтали о хорошем будущем. И для нее и для меня.
ИСПОВЕДЬ ПИСАТЕЛЯ-ЗВЕЗДЫ
Произошла одна довольно странная вещь. Я написал книгу, опубликовал, и Издательство разрекламировало ее так, как ни одно издательство Мира не рекламировало книги своих самых лучших и самых любимых авторов! Да, я уверен в этом! Так- не рекламировало! И это вдруг произошло со мной! Так как же это было? Вот как! В течении 15 дней моя книжка, с моим лицом на обложке, гуляла по всем страницам интернета! Я был прилеплен к разным фото Макрона! К фото каких- то министров, что то говорящих! Блуждал среди мускулистых, загорелых олигархов, летящих по морю на водных лыжах! Я появлялся в компании самых известных артистов и музыкантов Мира! Появлялся (часто) в рекламе женского нижнего белья! (Белье было очень красиво и это мне мешало). Появлялся в перечне всемирно известных строительных шедевров! Вклинивался в рекламу ярких, красочных морепродуктов! В рекламу самой разнообразной рыбы, охотничьих и сторожевых собак, ящериц, страусовых яиц! Вручений наград! Заседаний сенатов! Боев гигантов и карликов! Господи, ну где я только не побывал! Я понимал, что написал неплохую книжку, и Издательство рассчитывает заработать на ней хорошие деньги! Ну, правильно! Иначе ничего не будет! Но! Прошли 15 дней, и моя книжка исчезла! Я не думал о деньгах. Я надеялся получить хоть какой то отклик. Пусть самый скромный: мол, писатель такой- то, написал то -то и то- то Но никакого отклика не было! Тишина! Ошеломительная! Какое- то время я сомневался, а существую я на этом свете? Если бы не бутылка вина, я перестал бы в это верить Неделю я существовал двойственно: тело мое сидело за компьютером, а душа и разум нежились в тепле, ошеломительной, обжигающей рекламы, исчезнувшей также внезапно, как она и появилась Скоро я понял, что меня надо оттуда вырвать Получилось С большим трудом Я поверил, что я жив и существую в этом мире Но мир этот- мертв Для меня Спасло только то, что в одном американском журнале опубликовали мой рассказ За день его прочитали 136 человек На следующий день пришло сообщение, что в журнале германского города Гельзенкирхен, опубликовали еще один рассказ Я быстро просмотрел журнал Он был очень красив, красочен, и печатал хорошую литературу Потом я прочитал про этот, неизвестный мне, город Гельзенкирхен Оказывается он один из самых бедных городов Германии В нем музыкальный театр на тысячу мест, и стадион на 70 тысяч Одну треть города занимают обширные парки и сады Есть зоопарк Старинные замки Выставки Есть ярмарка, но, говорят, очень бедная А недавно в городе открыли памятник Ленину Когда его открывали, вокруг памятника собралась группа молодежи с такими хорошими улыбками на лицах, что у меня на сердце стало тепло
ГУДАУТА
Маленький приморский Гудаута Солнце печёт как в аду. Я, совершенно голенький, сижу в узкой деревянной ванне, в тени большой магнолии. Рядом со мной насыпана кучка сырого песка, и я мастерю из него разные фигурки. На крыльцо двухэтажного дома, в котором мы живём, выходит мама. Она окликает меня ласковым, певучим голосом.
В этот момент во двор к нам вбегает незнакомый мужчина. По его загорелому лицу густо течёт кровь.
Сперва немного мужчина пометался на месте, потом бросился к маме, и, зажимая рану, хрипло попросил её о чём-то.
Мама, ни слова не говоря, увела его в дом. Как только они скрылись за дверью, во двор ворвалась целая толпа разъярённых мужчин. Тесно обступив крыльцо, они закричали что-то страшными, дикими голосами. Когда из дома вышла мама, они притихли. Один из них, высокий и жилистый, спокойно и твёрдо что-то сказал ей
Мама отрицательно покачала головой.
Высокий закричал, шея его побагровела, и он медленно ступил на крыльцо.
Тогда мама вбежала в дом, и быстро вернулась, с папиным ружьём в руках.
Мужчины бешено заорали.
Высокий крикнул им что-то, и они покорно отошли от крыльца, глядя на маму, неподвижно стоящую с ружьём.