К счастью, я пришла в редакцию первой и проскользнула в свой уголок, так что никто не заметил моей новой прически и не стал ее обсуждать до поры до времени.
Потому что примерно через час из кабинета Главного донесся, как всегда, недовольный, сиплый голос Бурнуса:
Вороновская! Зайдите!
Похоже, для меня началась новая жизнь. Главный не только вспомнил о моем существовании, но завел привычку вызывать меня каждое утро.
На этот раз я не стала испытывать его терпение и сразу же отправилась в кабинет.
При этом мне пришлось пройти мимо стола Натэллы Васильевны.
Натэлла увидела меня и челюсть у нее отвисла. Вот честное слово, всегда думала, что это образное выражение, но в данном случае челюсть у Натэллы отвисла так сильно, что подбородок находился в области декольте, и я разглядела даже, что вместо своих зубов у нее протез. Натэлла по моим глазам что-то поняла, спохватилась и постаралась закрыть рот, но это ей не удалось, протез застрял.
Это было мне на руку: с отвисшей челюстью она ничего не смогла сказать, и я без помех добралась до кабинета Бурнуса, краем глаза заметив, что Натэлла пытается задвинуть челюсть на место.
Бурнус оторвался от компьютера, увидел меня и его круглые очочки свалились на стол. Бурнус громко сглотнул, надел очки и еще раз внимательно взглянул на меня.
Да я это, я! поспешила я развеять отпечатавшиеся на его лице сомнения.
М-да протянул Бурнус. Действительно вы а раз так вот вам задание. Поезжайте в Михайловский замок
У меня на мгновение возникло ощущение дежавю точно то же самое он говорил мне вчера. И чем это кончилось
Я там уже была.
Я в курсе. Потому вам и карты в руки. Поедете туда снова и подробно разузнаете, что выяснилось за это время. Узнаете все, что можно, о жертве преступления, о том, как продвинулось следствие, найден ли виновный в общем, все, что можно. С вами поедет Порфирьич, он сделает фотографии. Жду от вас статью примерно на десять тысяч знаков, с фотографиями
Он говорил ровно то же самое, что во сне! Бывает же такое!
Я уже хотела что-то ответить, но тут на столе у Бурнуса зазвонил телефон.
Главный редактор снял трубку, поднес к уху и тут же отодвинул ее подальше, потому что голос в трубке был очень громкий и резкий. Хотя и женский.
Газета «Помойка»? гаркнул этот голос.
«Мойка», привычно возразил Бурнус.
Не важно. С вами говорит следователь Камнеломова. Мне поручено дело об убийстве в этом как его в общем, в музее. Поэтому хочу вас предупредить никаких публикаций без моего ведома, и самое главное никаких фотографий.
Но наши читатели ждут информацию
Подождут. Дело серьезное, так что имейте в виду все согласовывать лично со мной! Поняли?
Понял вздохнул Бурнус. Это всё?
Нет, не всё. Вчера в этом музее была ваша сотрудница Сорочинская
Вороновская, машинально поправил Бурнус.
На этот раз собеседница приняла его слова к сведению:
Как? Вороновская? Ага, значит, пропуск нужно переписать так вот, ей предписывается явиться ко мне на дачу
На дачу? удивленно переспросил редактор. За город?
Какой загород? На дачу показаний! Сталепрокатный проспект, дом двадцать семь, кабинет номер двести семнадцать явиться немедленно не-мед-лен-но!
Продиктовав Бурнусу адрес, собеседница отключилась.
Редактор тяжело вздохнул и повернулся ко мне:
Планы меняются. Сейчас вам придется вместо Михайловского замка ехать совсем в другой замок вас вызывают на дачу показаний к следователю Камнеломовой
Он продиктовал адрес, но под конец добавил:
Когда освободитесь, все же поезжайте в музей и постарайтесь что-то разузнать. Так сказать, приватно
С Порфирьичем?
Порфирьич отменяется. Фотографий не будет. Но статью на десять тысяч знаков я все же жду.
Однако когда я вышла из кабинета Бурнуса, Порфирьич перехватил меня.
К следователю вызывают? спросил он вполголоса.
Надо же, уже вся редакция в курсе!
Имей в виду, не говори следователю ничего лишнего! Отвечай на вопросы односложно: да нет, ничего не видела, ничего не знаю.
Но я действительно ничего не видела и ничего не знаю
Вот-вот, такой линии и держись! Еще скажи, что если что и видела, то ничего не помнишь. Все забыла. Отшибло память у тебя после стресса, ясно?
Ясно А тебя тоже вызывают?
На допрос нет, велели просто все снимки сдать. У них, понимаешь, фотограф в отпуске, вместо него стажер, а у него техника фиговая. Так эта Камнеломова решила моими руками жар загребать. Отдай, дескать, все снимки. Да сейчас, спешу и падаю! Дал ей парочку, остальные, сказал, засветил с перепугу.
Неужели она поверила?
Да нет, вздохнул Порфирьич, это такая баба ты с ней поосторожнее.
Я быстро собралась и отправилась на Сталепрокатный проспект. Настроение у меня было хуже некуда меня еще ни разу в жизни не вызывали на допрос. Или на дачу показаний вряд ли одно от другого сильно отличается.
Говорила уже, что я робкая, боязливая, плохо схожусь с людьми, теряюсь, когда со мной разговаривают грубо. А если еще загнать меня в маленькое душное помещение, то вообще могу потерять сознание. А уж ничего путного точно не расскажу этой самой Камнеедовой, то есть тьфу! Камнеломовой. Впрочем, без разницы.
Нужный мне дом оказался мрачной каменной махиной конца девятнадцатого века. При входе у меня потребовали паспорт, нашли мою фамилию в списке и выписали одноразовый пропуск.
Я поднялась на второй этаж, нашла двести семнадцатый кабинет и постучала.
Из-за двери донесся резкий голос:
Обождите!
Возле двери стоял одинокий стул. Я села на него и приготовилась к длительному ожиданию.
Впрочем, особенно долго ждать не пришлось.
Дверь распахнулась, оттуда вышла заплаканная женщина средних лет. Бросив на меня сочувственный взгляд, она сказала: «Заходите!» и понурясь удалилась по коридору.
Я осторожно вошла в кабинет и по привычке огляделась. Помещение оказалось не таким маленьким, как я ожидала, и довольно много света попадало сквозь чисто вымытое окно. На окне стоял даже цветок в горшке. Это был кактус, но все же я порадовалась, что в этом месте мне не станет плохо.
Радость моя продержалась недолго до тех пор, пока я не увидела хозяйку кабинета.
За большим столом, перед высокой стопкой картонных папок, сидела женщина лет сорока с лишним и что-то писала. При моем появлении она не оторвалась от своего занятия и ничего не сказала. Я же использовала это время, чтобы как следует ее разглядеть.
Что вам сказать? Черты лица у нее были крупные, а глаза, наоборот, меленькие и очень колючие. Волосы уложены тугими скрученными прядями, чувствовалось, что она держит их в ежовых рукавицах, чтобы не смела вылезти ни одна прядка. Спина у следователя была не то чтобы прямая, но какая-то монолитная. В общем, следователь Камнеломова полностью соответствовала своей фамилии.
Она писала еще несколько минут, наконец закончила, убрала исписанный лист в картонную папку и открыла следующую папку из стопки.
Только после этого она подняла на меня колючий взгляд и строго проговорила:
Нехорошо! Очень нехорошо! Вы должны были знать, что нарушаете закон!
Нарушаю закон? испуганно пискнула я. Какой закон я нарушила?
Вот только не надо дурочку валять! Можно подумать, вы не знаете, что нанесение тяжких телесных побоев противозаконно! Конечно, свекрови всякие бывают, вас где-то можно понять, но тяжкие телесные побои это уже перебор!
Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног, что я попала в фильм абсурда.
Не понимаю, о чем вы у меня и свекрови-то нет я вообще не замужем
Как нет? женщина недоверчиво уставилась на меня. Вы ведь Пантелеева?
Нет, я Вороновская!
Вороновская? Не может быть
Да честное слово, Вороновская! Вот мой паспорт, посмотрите, если не верите!
Я положила на стол свой паспорт. Хозяйка кабинета брезгливо взяла его двумя пальцами, как опасное насекомое, открыла на первой странице, взглянула, потом перевела взгляд на меня должно быть, сличила с фотографией, затем хмыкнула:
Что-то вы на себя не похожи!
Это фотография такая, заторопилась я, у меня тогда волосы длинные были
Действительно, Вороновская значит, это не та папка
Она отложила одну папку, взяла другую, третью наконец, лицо ее посветлело, она кивнула:
Ага, действительно, Вороновская вы, значит, у нас пока проходите как свидетель по делу об убийстве в музее!
Что значит пока? удивилась я.
Пока значит, пока! отрезала женщина, взяла со стола карандаш и что-то подчеркнула в папке.
Затем она строго взглянула на меня и проговорила ледяным начальственным голосом:
Итак, вы были первой, кто нашел труп гражданина Верещагина.
Но я там была не одна! Нас было несколько человек! Мы все его видели!
Может быть, и все и мы всех непременно опросим. Но все остальные сотрудники музея, они там находились по служебной надобности, в отличие от вас
Я тоже по служебной. Я там находилась по заданию редакции, мне поручили написать заметку об этой инсталляции.
Камнеломова сделала пометку в своей папке и продолжила с того же места:
Значит, в свое время мы всех опросим. А сейчас я опрашиваю вас, так что извольте отвечать.
Да я и отвечаю
Что конкретно вы увидели на месте преступления?
Несколько восковых фигур, воссоздающих сцену убийства Павла Первого.
Убийство! повторила следователь, округлив глаза. Что вам известно об этом убийстве? Оно произошло там же, в музее? Виновные найдены? Понесли наказание?
Нет, они легко отделались.
Почему?
Во-первых, это убийство произошло двести с лишним лет тому назад
Двести лет срок давности пробормотала Камнеломова вполголоса. Ладно, с этим потом так что это за сцена?
Заговорщики то есть их восковые фигуры стоят над телом императора Павла который оказался вовсе не Павлом, а сотрудником музея
Что-то вы, Вороновская, путаетесь в показаниях!
Но так и есть в общем, все было очень натуральное, поэтому сразу мы не поняли, что труп настоящий, а когда поняли
Ага, вот тут свидетель сообщает, что вы очень эмоционально реагировали на этот труп, сломали и уронили на себя ценный музейный экспонат
Интересно, какой это свидетель? Небось, тот противный тип, замдиректора. Неужели хочет на меня все свалить? То есть не убийство, а порчу имущества. Тоже мне, ценный экспонат, балдахин пыльный!
А как я должна была реагировать? Я труп увидела! Вот если бы вы увидели этот труп
Тут я перехватила презрительный взгляд Камнеломовой и поняла, что сказала ерунду. Она этих трупов повидала столько трупом больше, трупом меньше ей это нипочем.
Кроме того, я страдаю клаустрофобией неохотно призналась я.
Чем? переспросила следователь и машинально отодвинулась от меня.
Клаустрофобия это боязнь тесного, замкнутого пространства. Я не могу находиться в тесном помещении, даже в лифте не могу ездить у меня начинается сердцебиение, головокружение, одышка
Камнеломова еще немного отодвинулась и опасливо спросила:
Это не заразно?
Наука на этот счет еще не определилась! ответила я мстительно.
Надо же кажется, эта железная женщина боится заболеть! Да ее ни один вирус не возьмет! И любая бактерия у нее в организме вымрет!
Так вот, продолжила я немного бодрее, мне и в спальне императора было нехорошо, а когда на меня свалился балдахин, у меня началась настоящая паническая атака
Камнеломова поморщилась, потом снова сверилась с папкой и продолжила:
Свидетель показывает, что после того, как вы обрушили музейный экспонат, вы уединились в соседней комнате. Что вы там делали?
Пыталась привести себя в порядок. Дело в том, что на меня упало ведерко с клеем, волосы слиплись, я была в таком ужасном виде, и хранительница впустила меня в туалетную комнату. Там я попыталась привести себя в приличный вид, но ничего не вышло
Камнеломова выслушала меня, внимательно оглядела, и тут глаза ее сверкнули, она снова придвинулась ближе, забыв о своих страхах перед моей клаустрофобией:
Вот там свидетель показывает, что вы заявили, будто там, в туалетной комнате, вы кого-то увидели. Кого именно? Расскажите об этом подробно.
Да никого я там не видела! отмахнулась я.
А свидетель показывает, что вы говорили вы знаете, Вороновская, что за дачу ложных показаний полагается срок, и довольно большой? Если вы кого-то или что-то видели, вы должны мне немедленно об этом сообщить! Возможно, это важная деталь! Возможно, вы видели там убийцу!
Да говорю же вам никого я не видела! Мне просто показалось! Я же вам сказала, что была не в себе после приступа, да там вообще душно, у меня голова кружилась, вот и померещилось что-то.
Что именно?
Ну мне померещилось, что у меня за спиной стоит мужчина в старинной одежде, со свечой в руке
А вы можете дать его подробное описание? Можете составить его фоторобот?
Да нет, конечно! Я же говорю мне померещилось, и то мельком! Вы лучше хранительницу спросите, эту Леокадию Львовну. Она говорит, что там, в музее, многие видят привидение императора вот они вам и дадут описание, и фоторобот составят!
Тут я вспомнила о кольце, которое нашла в туалетной комнате, и собралась рассказать о нем следователю.
Спросим, непременно спросим! Тут Камнеломова опомнилась, сломала карандаш и бросила его обломки на стол.
Что вы такое говорите? Что вы несете? Какое привидение? Мы в двадцать первом веке живем! Я вас предупреждала об ответственности за ложные показания!
Казалось, сейчас она набросится на меня с кулаками.
Я тут же передумала рассказывать ей про кольцо черт ее знает, что ей придет в голову. Еще обвинит меня в сокрытии важной улики. А то еще в краже нет, правильно говорил Порфирьич не надо говорить ничего лишнего!
Больше я ничего не видела! ответила я как можно тверже и решила на этом стоять. До конца. Вот пускай хоть в камеру сажает больше ничего не скажу!
Камнеломова успокоилась, видимо, сама поняла, что слишком разошлась. А возможно, она все же хорошо разбиралась в человеческой природе и решила, что раз я ушла в несознанку, то ничего она у меня не узнает. Хотя, если честно, то и узнавать-то нечего.
Ладно, сказала она сухо. Давайте ваш пропуск. Можете быть свободны, но никуда не уезжайте из города. Вы нам можете еще понадобиться.
Я вылетела из кабинета, вышла из здания, сдав пропуск, и направилась в редакцию.
Там я первым делом встретила Порфирьича, который отирался у двери, карауля меня.
Ну что? спросил он, отведя меня в уголок. Как все прошло? Как тебе следователь?
Суровая тетка! ответила я честно. Велела мне из города никуда не уезжать.
Ну, это обычная практика. Ты, главное, ничего лишнего не сказала?
Да нет да мне и говорить-то нечего было.
Тут я хотела рассказать Порфирьичу о кольце, но его отвлек звонок телефона.
Я прошла в свой уголок в надежде пересидеть там в тишине до конца рабочего дня и спокойно подумать над статьей, которую ждет от меня Бурнус. Вот что мне писать? С чего начинать? Как пришли мы с Порфирьичем в музей? И что там увидели? Я даже не знаю, кто такой был убитый, вроде бы фамилия его Верещагин, зовут Александр Павлович, а дальше
Тут рядом зазвонил редакционный телефон. Натэлла Васильевна сняла трубку, послушала и недовольным голосом окликнула меня:
Вера, тебя просят! Вообще, отвечай сама на звонки своих знакомых! Я не твой секретарь!
Как вы себя чувствуете? спросила я. Протез не беспокоит?
И обомлела: что я делаю? Зачем говорю человеку гадости? Никогда за мной такого не водилось раньше. С другой стороны, Натэлла уже всех достала своим ворчанием, даже Порфирьич с ней поругался. А уж он-то со всеми умеет ладить.