Тетрадь с гоблинами - Перцов Дмитрий 7 стр.


Я хочу ответить на вопрос. Не для того, чтобы получить пятерку или утереть нос завучу. Я по-настоящему жаждал знать. Я любил Орвандию. Я представлял, пусть это и неуместно, что живу в Бьенфорде три тысячи лет назад, в хижине из солнечного камня как в книжке Три похода в сторону моря[17]. Вокруг бегают сказочные сакиты и меньки, с неба следит гигантская бабочка Пилина[18].

 Дмитрий, вы с нами?  спросил Валентин Павлович, косясь на завуча.

* * *

Что-то случилось. Фантомы знаний вдруг вылетели из меня, обрели форму и вернулись обратно. Я почти увидел символы и знаки. Не написанные воздухом по воздуху, а саму сущность их. Они явились, как гости из иного мира, мира познания.

 Ну, что я вам и говорила,  возбухала тем временем завуч.  Учащийся Дмитрий Каноничкин наглядно демонстрирует абсолютную некомпетентность. Учеба для него пустой звук. Воспитания, очевидно, никакого. Уж не знаю, что там у него дома

За происходящим я наблюдал завороженно, как ученый, открывший солнечное затмение. Я видел знания! Я обернулся. Знаки, исходящие из меня, перемешивались с теми, что исходили из Лысого, из Валентина, из блондинки, даже из Дыбыдыщ. Это создало невиданный, волнующий, невероятный всплеск информации, вихрь фактов. Он поглощал меня

 он даже не может элементарно сказать, что первого царя объединенного орвандского Царства звали Мароган.

 Мароган II Ослепительный,  сказал я.  Если быть точным.

Валентин Павлович выронил маркер.

Со всех сторон послышалось с десяток «Чего-чего?»

 Отец его Мароган Хмурый погиб в Битве кланов, поверженный непокорным войском своего кузена. Он так и не реализовал мечту о царствии орвандцев, и дело довершил его сын.  Я повернулся к членам комиссии.  Прошу меня простить, что задумался. Я выбирал форму доклада для столь широкой темы.

 Да как вы смеете исправлять  начала было завуч, но Лысый поднял руку.

 Продолжайте, молодой человек,  мягко сказал он,  расскажите нам о древних орвандцах.

 С превеликой радостью. По утверждению историка Хижами Морескьо и его последователей, цивилизация орвандцев сформировалась задолго до шумерской и простиралась на протяжении всего течения Дуная. Об их технологическом и культурном уровне мы можем только гадать, ибо некое событие поставило точку в развитии древнеорвандского общества, благодаря чему вперед вырвались египтяне, а затем греки.

Я набрал полную грудь воздуха.

 То время кануло в Лету, подобно Атлантиде. Некоторые считают, что Древняя Орвандия и есть Атлантида, а древние орвандцы атланты, но это «по меньшей мере, странно»  именно так ответил Александр Берг, доктор наук Бьенфордского университета журналисту газеты Культура Орвандии на вопрос об Атлантиде в интервью, опубликованном 31 ноября 2013 года.

 Ого  сказал кто-то из одноклассников.

 Археологи по сей день находят древнеорвандские руины, их связывают с разрушениями, произошедшими много тысяч лет назад, хотя данных о полноценной войне нет, лишь о мифическом противостоянии Богов и Теней.

И еще:

 Кто разрушил пол-Орвандии незадолго до того, как Золотая эпоха подошла к концу? И какую роль в этом играл Шар? Ответы на эти вопросы нам еще предстоит узнать. А теперь к фактам.

Жестикулируя в стиле Шопенгауэра[19] и прогуливаясь между партами, я произнес еще несколько круто сформулированных фактов, затронул ключевые вехи орвандского Средневековья, в двух словах описал важные битвы и великих царей, еще раз упомянул Марогана Ослепительного. Из моих уст лилась интересная и всеобъемлющая история. А когда я понял, что со слушателей достаточно, медленно вернулся к своему месту и сел.

* * *

Господи боже мой, КАК ЖЕ Я КРУТ!

Оказалось, что Каноничкин тот еще крепкий орешек! Угрюмов исходил желчью, Рома с остальными аплодировал, Аннет смотрела в телефон.

 Молодец, Каноничкин,  сказал Валентин Павлович растерянно.  Хижами Марескьо, кстати, вел археологию в университете Валентина Павловича. Что ж пятерочка тебе. Думаю, никто спорить не будет.

 В смысле?!  завопил Угрюмов.  Вы этого не задавали!

 Ну и что? За такие познания можно поставить даже две пятерки. Что скажете, Маргарита Константиновна?

На Угрюмова зашикали. Иськин сказал: Канон мозгогон.

Дыбыдыщ пялилась на меня, выбирая между взрывом злобы и взрывом гнева. Наконец вся троица поднялась и, ничего не сказав, вышла из класса. Лысый напоследок улыбнулся, а красивая женщина шепнула: Молодец.

 Так их!  сказал Иськин.

 Канон красавчик!

 Догони Дыбыдыщ и всыпь ей как следует!

 Тихо, ребята, тихо,  успокоил Валентин Павлович ликующую толпу.  Продолжим урок. Каноничкин,  он посмотрел на меня,  это было нечто.

* * *

 Откуда ты все это знаешь?  прошептал Рома.

Я не ответил. То, что я стал гением эрудиции, меня самого застало врасплох. Забытые знания, словно дисциплинированные солдаты, собрались и заняли боевую позицию в моей голове.

Научно доказано, что информация из головы не исчезает. Она распределяется по дальним отсекам мозга. Следовательно, вытащить ее можно. Что повлияло на меня? Магнитные бури? Стресс? Воротник Раисы Мельберновны? Я покосился на тетрадь. Неужто какой-то из корфов все-таки помог мне и тут? Пролистав все страницы, я обнаружил изменения на одной из них.

Билиштагр, который поможет принять решение. Возле него появился нарисованный ручкой прямоугольник и надпись: Положить телефон сюда. Надеть наушники. Я посмотрел по сторонам. Валентин Павлович расхаживал в другой части класса, и в мою сторону не смотрел.

 Подвиг Каноничкина переплюнуть будет сложно,  говорил он.  Но все-таки: кто скажет, что такое Хачбун?

Пока кто-то отвечал (а я вдруг понял, что опять ничего не знаю), я подключил наушники к телефону и положил его в прямоугольник. Линии оказались подогнаны четко под контуры гаджета.

Поначалу ничего не происходило, я просто наслаждался шумоизоляцией наушников. Но потом послышался треск, как в старом радио из гаража. И голос из глубины, из чертовской глубины грубый и рычащий:

 Тем гордиться тебе не стоит.

Тетрадь не была подключена к электричеству, никаких блютузов и вай-фаев у нее не предполагалось.

 В чем?  тихо спросил я.

 По опасному пути идти не отваживайся,  сказал голос.  Блага, данные землею, принимай. Блага, данные Шаром, отринь, ибо ведут они к упадку, к вечному туману. Своим чередом позволь идти событиям.

 Это Билиштагр? Вы про урок истории?

БАЦ!

Мне в голову прилетел огрызок яблока. Треск в наушниках оборвался, надпись на развороте исчезла. Я обернулся. Главный подозреваемый Тема Крупный сосредоточенно дремал.

Я снял наушники. Постойте Что-то не клеится. Я ведь сижу у окна, справа от него. Окно закрыто. А яблоко Прилетело слева. Понимаете? Виновник не в кабинете, снаряд прилетел с улицы. Я повернул голову и обнаружил, что улицы за окном нет.

 Э,  сказал я.

За деревянной рамой был еще один класс. Как будто вплотную к нашей школе пристроили еще одну, и сделали это за секунду.

Там, за партами, сидели незнакомые ученики; у доски вел урок учитель. А на меня глумливо смотрел школьник с разноцветными глазами, крутя в руках яблоко. Я не испытал удивления или шока. Эта картина очаровала меня.

Действительность замерцала серой рябью.

Я оказался по ту сторону окна.

Глава 8. Маэстро альтернатив

Сижу в классе. В руке яблоко. Передо мной распечатки неоконченного романа. Я смотрю в окно и мечтаю.

 Каноничкин!  говорит учитель.

Встаю.

 Да?

 Что я спросил?

 Не знаю.

Я правда не знаю. Не слышал, а может не хотел слышать. Осточертело. Хочу в далекие страны. Да и в ближние. А еще больше в те, что существуют внутри меня.

 Кто бы сомневался,  говорит учитель. Его лысина тусклее, чем огонек в пыльных светильниках.  Яблоко убери. Ты в классе, а не в столовой.  И почти сплюнул:  Каноничкин.

Меня ничего не удивляет. Будто бы это нормально оказаться в другом классе, в другой школе, с другими учениками. Я знаю их имена: со мной рядом Рома. А это, впереди, Вася. У меня разноцветные глаза. И серая судьба.

 Иди к доске.

 Я не готов.

 Ты у нас не пирог, чтобы быть готовым.

Учитель жестко бьет указкой по столу. Я кладу яблоко на парту, встаю. Слышу издевательский смех задних парт.

 Канон-лохотрон!

Мне кажется чужим то, что я вижу. И те, кого я слышу,  мне чужие. Я должен вернуться обратно, в свою школу, к Роме, к ребятам, к уроку Валентина Павловича. Но решимости нет. Сейчас все так, как должно быть.

 Всем молчать!  требует учитель, когда бесконечные шутки в мой адрес сливаются в монотонный гул оскорблений.

 Покажи на карте самую высокую точку Азии. Детский вопрос, рекомендую не оплошать.

Рома шепотом дает мне подсказку. Я смотрю на широкое полотно на доске, на карту мира, и не вижу высоких точек. Но я понимаю другое: с картой что-то не так.

Орвандия отсутствует. А ведь она должна быть прямо-о-о Стоп. А где, собственно, ей следует быть? Я растерянно смотрю на учителя.

 Я я не знаю,  говорю я.

 Это двойка,  отвечает учитель.  И это  родителей в школу. Марш на место.

Учитель презрительно оглядывает класс в поисках новой жертвы. Я возвращаюсь к парте.

 Это Джомолунгма,  шепчет Рома.  Что с тобой такое?

 Ничего.

 Спятил? Тебя из школы попрут. Фреда уже поперли, но он тупой был.

 Может, и я тупой.

 Ты просто в облаках витаешь.

Кто-то хватает спинку моего стула и, когда учитель отворачивается, начинает дергать. Я держусь за парту, чтобы не упасть. Оборачиваюсь и так сильно надеюсь, что это Тема Крупный, настоящий Артем, и что я снова в своем классе. Но нет. На меня смотрит и скалится гнилыми зубами незнакомый, долговязый, коротко стриженый тип с неприятным лицом.

 Че пялишься?  зло говорит он.  Отворачивайся.

Смотрю на учителя. Он ругает мою одноклассницу. Когда-то эта девушка мне нравилась, я даже был в нее влюблен.

 Ну? Я правильно понимаю, что в этом классе мне ничего толкового не расскажут?  спрашивает учитель.  Помяните мое слово: этот вопрос придется поднять на педсовете.

Я встаю и говорю:

 Я мог бы рассказать про Орвандию.

 Про что?  не понимает учитель.  Это из какого-то фэнтези?  И смеется:  Тебе еще и к школьному психологу пора, да?

Класс тоже смеется. Надрывается, точно это космически веселая шутка. А потом резко прекращает. Ровно в тот момент, когда учитель подходит ко мне вплотную и отвешивает пощечину.

 Ай!

В глазах вспыхивают звезды.

 Зачем вы  начинаю я, но тут происходит совсем ужасное.

Увалень, шатавший мой стул, встает, подходит и тоже отвешивает мне пощечину. Следом за ним Рома поворачивается и молча бьет меня по лицу еще сильнее. А потом все остальные встают и надвигаются на меня.

Я вскакиваю. Листы моей рукописи разлетаются по всему кабинету. Что за флешмоб? Я бегу к выходу. Пощечины настигают меня. Они сыплются со всех сторон. С трудом уклоняюсь от одних, чтобы нарваться на другие. Щеки горят.

А те, кто меня лупят, молчат не хохочут, не улюлюкают, не ругаются. Лица лишены индивидуальности, как и однотонная форма, напяленная на одноклассников. Я выбегаю в коридор. Бегу, позади слышу топот. Как спастись? Куда бежать?

И есть ли у меня дом? Да, есть. Там живут мама и папа. Другие мама и папа. Не мои. Мои и не мои. Бежать к ним? Хотя бы так. Главное подальше от этих псов. Двери кабинетов открываются. Из них выходят дети и учителя, у всех одна цель: шлепнуть ладонью Каноничкина. Я бегу дальше, получаю еще несколько ударов и оказываюсь на облезлой лестнице.

Ловушка. Снизу, в едином ритме, поднимается десяток человек порождений общеобразовательной антиутопии. Мой единственный путь наверх. Бегу два пролета, спотыкаюсь о ступеньку. Сворачиваю в очередной коридор безликий и неинтересный, о котором, будь он человеком, должен был написать классик как о маленьком человеке о маленьком, никому не нужном коридоре.

Двери открываются. Из них высовываются руки-кувалды. Принять бой? Драться я не умею. Хотя мысленно частенько навешиваю бандитам, пристающим к Аннет. Замечаю, что одна дверь остается закрытой. Подбегаю ней, дергаю за ручку, она поддается, и я оказываюсь в пустом классе. Закрываюсь на защелку и громко выдыхаю.

* * *

Лицо болело. А голова? Даже не спрашивайте. Но если спросите, я отвечу: она трещала как горящее полено, а пульсация боли перекатывалась из левого полушария в правое, туда и обратно.

Судя по плакатам с ростками и зернами в разрезе и по запаху тления я оказался в кабинете биологии. Рома бы обрадовался. Биология из-за молодой учительницы Муслименды Венедиктовны стала его любимым предметом, хотя из всех разделов он понимал только главу Членистоногие.

Но! Я не Рома.

До настоящего момента Рома бы не дожил.

А я дожил.

И я не обрадовался.

Угроза не исчезла. Хотя за дверью было тихо. Либо эти зомби фантастически тупы, раз не додумались искать меня в кабинете (а зашел я у них на глазах), либо их что-то пугает. И к этому чему-то пришел в гости я.

По спине прокатился озноб. Зачесалось ухо. Я взял себя в руки и оценил обстановку. В углу стоял учебный скелет. В противоположном еще один скелет, покрупнее. На учительском столе лежали стопки тетрадей и методичек, а на стуле портфель.

Напротив доски вдоль стены громоздился длинный стеллаж. На самой доске мелом было жирно выведено:

Гибель Орвандии и ее последствия

 Что  тихо произнес я и не узнал свой голос тонкий, истеричный, чужой.

Я не соображал. Но одно уловил точно: об Орвандии здесь все-таки известно. Я почесал затылок.

 Какая еще гибель?  спросил я у пустоты.

Ответа услышать не ожидал, но он, тем не менее, последовал:

 Вот такая. Вероятная.

Я резко обернулся, смахнув с парты зеленый карандаш. Никого. Кроме скелета в углу да груды макулатуры.

 Кто здесь?

Тишина.

 Я спрашиваю: кто здесь?

Меня обуревали подозрения. Взяв с доски указку, я подошел к скелету и по-мушкетерски направил на него острие.

 Какая «гибель Орвандии»?

Скелет шевельнул желто-белыми зубами, и черные впадины глаз озарились проблеском мысли (раз в полугодие я наблюдаю подобное у Ромы).

 Вот такая. Вероятная.

 Гипотетическая,  тут же прозвучало с другого угла.  Гибель как гибель.

Второй скелет тоже говорил! Размахнувшись, я треснул первого указкой по черепу. Скелет слетел с петель, и кости рассыпались по полу, как я в комплиментах перед Аннет.

 Прекрати так поступать,  скрипнула снизу челюсть обвалившегося скелета.

 Тебе тоже дать анальгину?  сказал я второму скелету и двинулся к нему.

 Не надо. Пожалуйста,  жалобно захныкал скелет.

 Это почему еще?

 Потому что больно. Увечья.

Я остановился. Увечья это да. Папа учил: разговор способ решения любой проблемы. Даже если поговорить не с кем поговори с ситуацией. Или придумай собеседника. Даже врага. Слова все решают А указки нет.

 Вы кто?  мпросил я.

Челюсти первого скелета скрипнули:

 Обычно я не даю справок. Но в этот раз отвечу: я Маэстро альтернатив.

 Я не даю справок и не назову тебе свое имя,  добавил второй скелет.

 Что значит «маэстро альтернатив»?

 Это значит, что я знаком со всеми альтернативами, которые происходят со всеми альтернативами во всех альтернативах.

 Я не расскажу тебе, что это значит,  подхватил второй, более нахальный, скелет.

 Моя природа игра,  сказал первый.  В какой-то альтернативе я тебе отвечаю.

 А в какой-то нет,  добавил второй.

Я зарычал и воскликнул:

 А давайте только один будет говорить?

 Нет.

 Да.

Так разговаривать невозможно. Я сел на парту, поболтал ногами и сделал три глубоких вдоха.

 Что вам надо?  Наконец спросил я.

 Когда с нами кто-то встречается, это значит одно: ему грозит ужасающая альтернатива. Допустить ее мы не смеем. Хотим помочь.

Скелеты пришли в движение. Кости первого стали пересобираться, как лего; второй шагнул с подставки и дергаными движениями двинулся в мою сторону. Скелеты тарахтели и преображались. На костях вырастала шерсть. На черепе вытягивались мохнатые уши.

Назад Дальше