Ты сделал это, любовь моя, ты спас нас, тихо сказала Руна, глядя ясными сияющими глазами на жизнь вокруг и крепко сжимая руку любимого. Казалось, она боялась проснуться и вновь оказаться на том берегу, где уже был слышен топот копыт. От прилива нежности к девушке, в своём юном возрасте пережившей уже так много, у Рэма защипало в глазах. Он любил её больше жизни и не стеснялся признаваться себе в этом. Но мы обязаны найти путь обратно.
На следующий вечер после приезда в город они выспавшиеся, чистые и отутюженные сидели в уличном кафе неподалеку от гостиницы и смотрели на степенно прогуливающихся вдоль центральной площади горожан. Они все еще не могли поверить в то, что это всё вокруг реально.
И мы его найдем.
Часть I
Дримия
Рэм родился в семье учительницы и моряка. Сколько он себя помнил, отца молчаливого человека, с дублёной суровыми северными ветрами кожей практически никогда не было дома. Так что его воспитанием занималась мать и, по мнению жителей небольшого городка, в котором они жили, поначалу выходило у неё не очень.
Главное слово в мире, в котором родился Рэм, было «судьба». С самого раннего детства родители, школа, соседи все учили тебя следовать своей судьбе и ни в коем случае не идти ей наперекор. Приветствовалось, когда ребёнок в десять лет уже твёрдо знает, кем станет в будущем, какую нишу в обществе займёт. Брачные союзы также заключались задолго до того, как будущие молодожены достигали восемнадцати лет, когда в Стране Радуг разрешалось вступать в брак. Таким образом, избегали ненужных волнений среди подростков и трагедий в стиле «любит не любит». Всё в жизни граждан было подчинено законам и правилам, а тех, кто их нарушал и сеял смуту, быстро изымали, изолировали и перевоспитывали в трудовых школах и рабочих лагерях. А то, что про эти самые лагеря говорили в народе, так всё это провокации шпионов соседей, которые спят и видят, как бы оттяпать себе кусочек наших земель.
Мама, неужели в других странах живут такие плохие люди? как-то, вернувшись со школьного урока по обществознанию, спросил он, шокированный рассказом учительницы о злых кознях, которые строят против нас соседи из-за гор и моря.
Не знаю, Рэми, наверное, они просто нам завидуют, неуверенно сказала мама и быстро перевела разговор на более безопасную тему. Её очень волновало и печалило, что он отличался от других детей. Он ничего не принимал на веру и всегда старался выяснить все сам.
Поначалу это было большой проблемой, особенно в школе, где работала мама и учился Рэм. Происходило много скандальных историй, связанных с его поведением и нарушением писаных и неписаных законов общества. Дошло до того, что его именем стали попрекать других учеников. «Будешь вести себя так дальше, будешь как Рэм Мартин», говорили им взрослые, всегда с неодобрением косясь на мальчика, если он попадался им на глаза. Дошло до того, что его с мамой вызвали в Храм судьбы, где толстый потный блюститель с пальцами-сосисками долго и нудно рассказывал, как должен себя вести «правильный» член общества.
Но затем он научился скрывать своё любопытство, выбрал в классе самого правильного мальчика по имени Стюарт Бреймингэйл и в сложных ситуациях, когда не знал, как нужно поступать, чтобы было «правильно», представлял его на своем месте, и всё становилось понятно. В школе решили, что Рэм Мартин исправился. Да что там в школе, даже старая Аглая Шнипс, жившая за стенкой, решила так же и иногда угощала его засахаренным леденцом или сухим безвкусным печеньем, которые, впрочем, он никогда не ел, а отдавал птицам или другим ребятам. Но маму обмануть было нельзя, да он особенно и не старался, хотя было очень жалко смотреть на то, как она переживает.
И, как он понял гораздо позже, причины на то у неё явно были. Скорее всего, судьба привела бы юного бунтаря в трудовой лагерь или к смерти при попытке пересечь границу государства. Если бы он родился лет двадцать назад, то точно оказался среди Отрицающих, умудрившихся почти десять лет скрываться от властей в глухих чащобах Полесья. Тогда бы вместе с ними в первый день месяца Отана 287 года от принятия Предначертанного он бы стоял на свежеструганных досках эшафота, который соорудили на главной площади столицы страны Ривергарда. Люди из их городка, которые видели казнь собственными глазами, говорили, что сосна, из которой его сделали, истекала смолой так, что от подошв босых ног осуждённых, когда они болтались в воздухе, тянулись длинные желтоватые ниточки, янтарём светящиеся в солнечном свете. Да, скорее всего, с ним случилось бы что-то подобное, но в пятнадцать лет на его жизненном пути возник Борис Платократ хозяин передвижного цирка и величайший престидижитатор Дримии.
Культурно-просветительскую задачу в стране в основном выполняли государственные театры, обычные и музыкальные, чётко знающие и так же чётко доносящие до умов граждан через художественные образы что хорошо, а что плохо. Но также существовали более непосредственные и близкие к народу кочующие по стране цирки и театральные труппы. Хотя выступать им разрешалось только с утверждённым в соответствующей инстанции репертуарами, они все равно умудрялись выходить за их рамки, привнося частичку неизведанного в насквозь понятный мир Предначертанного будущего. Власти по большей части смотрели на них сквозь пальцы, ибо истинные таланты рождались именно здесь, на свободе, да и большого вреда от них быть все равно не могло. Посмотреть же на выступление великого и неподражаемого Бориса Платократа приходил сам Председатель и члены Камышового совета.
Лет с семи Рэм начал активно заниматься акробатикой, часами пропадая на спортивной площадке в гимназии, где мог побыть наедине с собой и своими мыслями, находясь при этом на виду у недремлющего общественного ока. К пятнадцати годам он так наловчился крутить сальто и выделывать всевозможные трюки на брусьях, что, начиная с двенадцати лет, каждый год выступал со своим номером на весенней, летней и Большой осенней ярмарках, неизменно срывая аплодисменты гуляющих горожан. Эта осень не стала исключением.
Хорошо крутил, малец, раздалось у него над ухом, когда Рэм, уже переодевшись за кулисой, собирал вещи в сумку. В голосе говорившего, больше напоминавшего урчание двигателя автоповозки, слышалось неподдельное одобрение. Хотел бы научиться большему?
Юноша поднял глаза и увидел высокого, слегка полноватого человека, с крупным породистым лицом и пышными усами. Он был одет в пальто, отороченное переливающимся мехом какого-то животного, тёмно-синий костюм и начищенные до блеска сапоги. В табачного цвета глазах незнакомца плясали весёлые искорки, а сам он настолько отличался от всех ранее им виденных людей, что поначалу Рэм даже немного растерялся.
Вы, что ли, учить будете, из-за этого не очень вежливо спросил он и, немного подумав, добавил: Уважаемый гражданин?
А ты дерзок, вьюнош! весело хохотнул незнакомец, разглядывая Рэма как какое-то нежданное диво. Но это и хорошо. Трусливых акробатов не бывает, а ты, поверь моему опыту, можешь стать очень даже неплохим.
Кто вы? после его слов, а главное тона, которым они были сказаны, по всему телу юноши пробежала холодная волна, а на руках высыпали мурашки. Он неожиданно понял, что этот человек не шутит и прямо сейчас открывается дверь, за которой Рэма ждало что-то новое, манящее в дальние дали
Цирк простоял в городке ещё неделю, а затем свернул шатры, погрузился в разноцветные фургоны и отправился дальше странствовать по обширным землям благословенной Дримии. Вместе с ними ушёл и юный бунтарь, научившийся скрывать свои мысли, но так и не смирившийся с тем, что он видел вокруг. Отец, который пережидал дома начавшиеся осенние шторма, ничего не сказал, лишь коротко обнял и подарил складной морской нож с широким лезвием и рукоятью из кости какой-то рыбы. Он верил в Судьбу и считал, что раз она так распорядилась, то противиться не имеет смысла. Мама долго плакала, но затем отпустила. Она понимала, что шанс выжить у сына есть только в обществе таких же неприкаянных душ, какой обладал и он сам. Разрешение в городском Храме судьбы дали охотно там явно решили, что местной общине будет лучше без притихшего, возможно лишь временно, недавнего возмутителя общего спокойствия.
Не кручинься, вьюнош, сказал Борис притихшему Рэму, когда крыши домов его родного городка скрылись за холмами. В твоей жизни будет ещё много встреч и расставаний, и тебе нужно научиться прощаться так, чтобы в душе оставались светлые воспоминания о местах и людях, а не горечь от их потери. Иначе прошлое затянет тебя в свои серые сети, оставив после себя лишь пустоту в душе и слабость в руках, он замолчал, посмотрел на серое осеннее небо и продолжил: Пусть сейчас тебе так и не кажется, но в этом мире, несмотря на все его недостатки, есть много хорошего, и вскоре ты сам в этом убедишься.
Я просто не знаю, что будет дальше, тихо ответил юный акробат, провожая взглядом растворяющиеся в пелене моросящего дождя родные места. Они сидели на облучке фургона, спрятавшись от льющейся с неба влаги под небольшим навесом.
Ты же правильный гражданин и веришь в Судьбу? неожиданно серьёзно спросил Борис, но его табачные глаза почему-то улыбались. Рэм кивнул. Вот и доверься ей.
Так началась его новая цирковая жизнь. Чтобы заглушить тоску по родному дому и неуверенность от неизвестности будущего, всё свободное время Рэм тренировался. На стоянках и даже в пути. Молчуны-акробаты Марк и Мэри, которые стали его учителями, натягивали меж двух соседних фургонов канат, и юноша, постоянно падая и набивая шишки, пытался пройти по нему. Поначалу ничего не получалось. Совсем. И это ужасно бесило Рэма и становилось большой забавой для остальной труппы.
Мальчик, может, тебе лучше пойти в клоуны? зубоскалил метатель ножей Феодор, у которого с цирковыми клоунами велась необъявленная война с мелкими пакостями с обеих сторон. В связи с этим упасть в его глазах ниже, чем стать фигляром, было невозможно. От тебя пока столько же пользы, сколько и от этих болванов, да и падаешь ты ужасно смешно.
Рэм не обижался на него, так как говорилось всё это без злобы. Он злился на себя, на свою неуклюжесть, и это заставляло работать с удвоенной силой. Хорошо, что верёвка была натянута невысоко, а то бы однажды он точно свернул себе шею. Так, видимо, думал и Борис.
Рэми, я, конечно, ценю твое рвение, но будь поосторожнее. Мне бы не хотелось по возвращении в Зелёные холмы сообщать твоей матери, что её сын разбился, так ни разу и не выйдя на арену, говорил он, попыхивая любимой трубкой на облучке фургона и глядел на красного от гнева юношу своими жёлто-карими глазами с пляшущими в их глубине смешинками. Кроме того, я обещал тебе новую жизнь и планирую сдержать своё слово.
Цирковой караван вот уже четвёртую неделю катил по дорогам Дримии на юг, давая разовые представления в находящихся по пути городках и деревушках. Начавшиеся было осенние дожди вскоре закончились, серые, низко висящие над землёй тучи расступились, а из-за них показалось синее небо и уже порядком подзабытое солнце. Деревья в этой местности ещё не успели сильно пожелтеть, и ему начало казаться, что вновь наступило лето. Ночи были тёплые, и в конце дня цирковые кибитки выстраивались полукругом на какой-нибудь поляне неподалеку от Южного тракта, где и разбивали лагерь. Это было его любимое время. Вместе с Рико мальчишкой его лет, присматривающим за цирковыми лошадьми они собирали хворост и таскали воду из реки или пруда. Выполняли другие мелкие поручения взрослых, а затем садились у костра и смотрели, как Борис колдует над большим котлом.
Вечером всегда готовил хозяин цирка. Его фургон насквозь пропах специями, чей, казалось, нескончаемый запас хранился в специально отведённом для этого сундуке. Рэм с удивившей его самого быстротой научился разбираться во всех этих травках, семенах и корешках, так что Борис начал посылать его принести что-то из необходимых в готовке ингредиентов.
В тот вечер всё шло как всегда, хотя в воздухе витало что-то странное, вызывающее непонятное томление в груди. Может быть, виной тому была по-летнему тёплая ночь, наполненная стрёкотом цикад, или же две полные жёлтые луны, игравшие в догонялки в опустившемся почти к самой земле куполе неба. А может быть, всему виной был необычный горьковатый запах, который ветер время от времени приносил из-за дальних холмов, но Рэму казалось, что вот-вот должно что-то произойти. Что-то хорошее.
Море близко, довольно зажмурившись, сказал Рико, видя, как тот крутит головой, силясь понять, что происходит. Рико родился в деревушке у самого Южного моря, так что знал, о чём говорит. Ты даже себе не представляешь, как это приятно забежать в тёплую солёную воду и просто лежать, качаясь на волнах, мечтательно проговорил он. У вас вроде даже летом не купаются?
Купаются, ответил Рэм, слегка обиженный за свою родину и Серое море, но честно добавил: В середине лета обычно выдаётся неделька-другая, когда вода хорошо прогревается, и уж тогда купайся сколько влезет!
Неделька-другая? засмеялся он. Да в Южном море купаются с конца весны до конца осени! А рыба там какая. Ух, жирнючая! Но сегодня будет рагу, авторитетно заявил он, принюхиваясь к запахам, доносящимся от костра.
Они сидели на небольшом холме, в паре десятков шагов от кольца повозок, и смотрели на звёзды. Тёмное южное небо было буквально усыпано ими, и казалось, что до некоторых можно достать рукой. Рэм откинулся на локти и жевал сладкую травинку. В воздухе плыл терпкий запах степных трав и далекого моря.
С чего ты взял? заупрямился юный акробат, хотя прекрасно знал, что Ешко Белый, отвечающий за материальное снабжение цирка всем необходимым, на дневной стоянке приволок откуда-то баранью тушу. Где он её достал в степи, если они не проезжали ни одного, даже самого маленького хуторка, я не понимал, но в умение Ешко достать что угодно и где угодно свято верил вместе со всеми остальными цирковыми. Может быть, он будет готовить жаркое.
Не, рагу, с ленивым превосходством заявил Рико. Он всегда здесь готовит рагу, если есть подходящее мясо, а оно есть. Тут какие-то клубни растут, которые Борис в него добавляет, и вкус получается такой, что пальчики оближешь, сказал он и причмокнул.
Ну, пусть будет рагу, согласился Рэм. Ему уже надоел этот дурацкий спор. А сколько нам ещё до моря добираться?
Переход или два. Если впереди сильных дождей не было и дорогу не размыло, то пойдём как по мощёному тракту, и завтра к вечеру увидишь его. Ну, или послезавтра к обеду. Вон как пахнет уже, он довольно зажмурился, почесал рёбра под потрепанной майкой и едва слышно добавил. Сегодня, наверное, будет сказка.
Что будет? не сразу понял Рэм, думая о том, что вскоре увидит тёплое Южное море.
Сказка, так же тихо сказал Рико, почему-то не глядя на него. Это такая история, ненастоящая, о чудесах всяких, героях и принцессах.
Так их же давно не рассказывают, сипло, из-за непонятного спазма, стянувшего горло, сказал Рэм. Как и все, кто учился в гимназии хотя бы несколько классов, он знал, что раньше, в древние времена, детям рассказывали сказки. Но в них была неправда и всякие фантазии, которые забивали головы несбыточными вещами типа волшебных палочек или сапог-скороходов. Юные граждане же должны были учиться и становиться сознательными членами общества, приближая ту великую Судьбу, что была предсказана Радужной стране почти три века назад. Так что уже лет двести, как никто и не помнил, что такое эти самые сказки, как и, скажем, вера в богов. В Дримии верили только в Предначертанное будущее и Эру всеобщего благоденствия.
Кое-где рассказывают, непривычно серьёзно ответил Рико и строго посмотрел в глаза другу. Думаешь, это плохо?
Да нет, растерянно произнес Рэм, удивленный больше тоном товарища, а не тем, что, возможно, вскоре услышу какую-то непонятную сказку. Ничего такого я не думал. Просто я не знал, что ещё есть люди, которые их знают, вот и удивился.