Так что там с Нелли? переключила Елена его внимание.
Да, пока ничего. Я всё думаю над тем, сколько ей заплатить. Как надумаю, обязательно вам это опишу! Во всех подробностях.
И долго ты собрался над этим думать? подколол его Ганимед.
Так это будет зависеть уже не от меня, а от Елены и Креусы. Ведь с честными девушками можно делать всё то же самое, но по любви.
То есть бесплатно?! оторопела Елена.
Или сколько тебе за это заплатить? заржал Ганимед.
Да у вас денег не хватит! засмеялась Елена. Но эта мысль, сама по себе, жутко ей понравилась. Нет-нет, не о самих деньгах, разумеется, а узнать, насколько сильно Ганеша её ценит. Хотя она тут же отогнала и эту мысль, тут же осознав, что теперь и это может выражаться для них в деньгах смазливой Нелли. Этой прости господи. И, как и все честные девушки, скорчила обиженную мину.
Разумеется, из ревности. На что Ганеша только и рассчитывал задушить сопротивление Елены Неллоновой нитью повествования. И улыбнулся.
Ну, а пока мы не выдвинулись в «Метро», предлагаю снова отправиться в литературнэ!
Давай-давай, поддержал его Ганимед. Что у тебя там?
То, что было со мной почти два года назад.
И на чём в этот раз мы туда отправимся? усмехнулась над ним Елена. На машине времени?
Сейчас узнаешь, самодовольно улыбнулся Ганеша и достал тетрадь.
«Стоит ли упоминать о том, что в ту далёкую эпоху, когда не было автомашин, ты мало куда мог добраться? Чисто физически. И если и пускался в какие-либо путешествия, то это было чем-то безумно тяжким и нудным, только и ожидая в карете, телеге или омнибусе, трясясь на кочках:
Ко-гда же э-то у-же за-кон-чит-ся?
И наконец-то позволит тебе вздохнуть, встать, отряхнуться от придорожной пыли, грязи навязчивых фантазий о симпатичной соседке, сидевшей напротив тебя в кружевных воланах, и нудных размышлений во время глазения в окно о своей нелёгкой доле, заставлявшей тебя всю дорогу покорно опускать глаза.
Под её быстрым взглядом.
Наконец-то прийти в себя. Шагнуть вслед за ней на тротуар. С сожалением оторвать от мечты, ускользающей в подворотню, свой восхищённый взгляд, глубоко вздохнув о том, что из-за сопровождавшей её пожилой гувернантки она так и не решилась назвать свой новый адрес, и наконец-то оглядеться по сторонам:
На убогие одноэтажные дома, живописные лужайки и робкие стайки пугливо слоняющихся из стороны в сторону деревьев, уклоняясь от настигающего их холодного, пронизывающего осеннего ветра. Обжигая лицо и руки воздушными поцелуями неторопливо приближающейся Снежной Королевы со всей её шумной свитой метелей, порывистых ураганных ветров и ледяных дождей, превращающих всё и вся в сияющие кристаллы чистейшего льда. Заставляя деревья, как пажей, склонять перед Снежной Королевой свои сверкающие на солнце стеклярусными доспехами ветви до самой земли. А стволы от такой непривычной для них нагрузки внезапно лопаться от подоспевшего вслед за ней трескучего мороза. Громыхая о покрытую толстой ледяной корой почву всей своей хрустальной массой.
Заставляя главного героя тут же отводить от этих ёлочных и берёзовых украшений свой суетливый взгляд и, чтобы не растерять остатки тепла из омнибуса, торопливо кутаться в дорожный плащ.
А читателя в свой тёплый плед. А то и (внезапно продрогнув, как и главный герой, которому непривычно холодный ветер этих мест залетал запазуху и овевал бока) сходить за горячим чаем, прихватив пирог.
В отличии от главного героя, который был измотан долгим путешествием, смертельно голоден, разбит плохой дорогой, сидением на жёсткой деревянной лавке и, почесывая затёкший зад, не имел возможности даже перекусить. Вынужденный (сглатывая от голода и жажды слюну на ваш пирог и чай) тут же отправится по своим делам, навязанным ему автором, чтобы захватить воображение читателей.
То есть, фактически, был постоянно привязан к одной точке повествования. Что и вынуждало писателей то и дело вдумчиво её описывать, заставляя читателя терпеливо выслушивать разливанные бредни автора, пока тот исступленно наслаждался местными красотами глазами проходящего мимо них главного героя, пытаясь подчеркнуть местный колорит. Заставляя читателя терять терпение и интерес к роману.
И Аполлон, учтя негативный опыт других писателей, за рулём своей «Короны» теперь каждый день осуществлял мечты любого литературного героя предыдущих эпох. Меняя одну локацию за другой. Наслаждаясь местными красотами со своей красоткой с видовых и заползая на самые-самые вершины сопок по разбитым такими же, как и он, энтузиастами грунтовым дорогам, нещадно шлифуя резину в рытвинах.
Чтобы наконец-то заглушить раскалённый двигатель, потрескивавший от возбуждения выхлопной системой, выйти из машины и слегка ошалеть от того, какие шикарные виды с низложенной их к ногам панорамой Дельф оглушали тебя своим размахом. Уходя в глубокую голубую даль над серебристо-синим морем, испещрённым крошечными корабликами красных, белых, синих, серых и других цветов на этой голубой опушке. И не менее голубыми вершинами стеснительно прятавшихся за спинами друг у друга сопок. Пока солнце смеялось сверху над их глупостями, согревая своими лучами и улыбками.
Ведь любая мечта вдохновляет! Поэтому Аполлон был буквально окрылён, не к месту порхая, как бабочка, от места к месту. Особенно тем, что Сита, пару минут понаслаждавшись с ним местными видами, тут же кидала в кусты окурок, от души наплевав (на окурок, а не) на правила противопожарной безопасности и прямо в машине осуществляла те его мечты, о которых он в море столь исступлённо мечтал, не смея нарушить обед безбрачия.
И не только он. Осуществляя свои мечты с Ситой «за себя и за того парня». А точнее за целое стадо парней, что толпились за Аполлоном в тесном коридоре желания на судне «Делос». Понимая теперь, насколько мучительно тесные на судах коридоры.
Но не будем забегать вперёд, расталкивая локтями предвкушения других моряков, в объятия буфетчицы. Речь о ней зайдёт чуть позже к нему в каюту. Заставляя других моряков, оставшихся за дверью, строить свои догадки. До гадкой сути их общения и взаимодействия на высокогорном плато похотливых фантазий других членов экипажа, возносивших Аполлона и Нарцисса ввысь: до супергероев! Что становились у матросов в курилке чуть ли не литературными. Срывая штампы!
Ведь если Аполлон давал в море обет безбрачия сознательно, сублимируя энергию чтением сложных книг и катая Сизифов камень, то все остальные моряки бессознательно, только и мечтая его (хоть с кем-нибудь!) нарушить. И выплеснуть на неё котёл с раскалённым маслом своего бессознательного, обжигая мечтами. День за днём, ночь за ночью пока не остынет масло. Твоей души. Заставляя тебя вдохновляться безобразным до той (даже невообразимой на берегу) степени, которая от постоянного заключения в замкнутом пространстве судна обостряет твой сенсорный голод так, что не просто сносит в море тебе крышу, но и делает даже безобразное по-настоящему прекрасным. Пока ты не сможешь его хоть с кем-нибудь(!) осуществить. Подозревая, что Аполлон и до сих пор, раздувая ноздри, столь же примитивен, как и они. И только об этом и мечтает. Но уже не на словах, как они в курилке, а за закрытой на ключ дверью. И более половины безумно долгого рейса обжигали Аполлона своими роскошными фантазиями, вливая в него раскалённую лаву своих энергий.
Которые он теперь и выплёскивал на Ситу. Одну за другой. Заставляя Ситу их воплощать, замирая от их восторга! Именно их. Как и любая нимфа, чутко улавливая в нём гулкое отражение их страстей. Впрочем, это и называется «коллективное бессознательное», заставлявшее теперь Аполлона толкаться в приёмной Ситы всем экипажем судна, принимавшей их по одному, как капитанша, выдавая секс, как честно заработанную ими за рейс плату, чтобы те не пустили её по кругу. Своих бесконечных фантазий, закольцованных в море на одном и том же. Как могло бы показаться, когда Аполлон вспоминал, о чём именно громогласно мечтал в курилке тот или иной моряк и тут же блистал в объятиях Ситы той или иной гранью своего бессознательного (желания себя реализовать) во всей красе!
Слава богу, что Сита не была Видящей и не замечала особой разницы, постоянно считая его одним и тем же моряком. Ещё более неистовым, чем прежде!»
Ты назвал себя Аполлоном, чтобы Сита не смогла подать на тебя в суд? засмеялась над ним Креуса. И не смогла его не поцеловать.
Аполлон это мой высший принцип! А Сита ждёт-не-дождётся, пока я снова заеду к ней в гости, ослепив её своими лучами страсти! усмехнулся Ганеша и открыл вино.
А вот за это стоит выпить! поддержал его Ганимед и подмигнул Елене. Мол, смотри, упустишь!
Я тоже хочу обрести свой высший принцип! возмутилась Елена. Как именно начать мыслить самостоятельно?
Отстраняться и обрабатывать каждую ситуацию отдельно, посмотрел он на Елену и Креусу, отдельно подмигнув каждой.
Это легко только на словах, не сдавалась Елена, не желая уже терять инициативу. Потому что каждый склоняет чашу весов на свою сторону и приводит свои аргументы, с которыми очень тяжело не согласиться. Ведь через взаимодействие с другим ты начинаешь видеть вещи, исходя из его опыта взаимодействия. Как же научиться отчуждаться? Как ты это начал делать?
Твои мысли есть производное твоего опыта, который нужно постоянно пересматривать, выпил Ганеша. Но и не вовлекаясь эмоционально в тот негатив, в который другие пытаются тебя вовлечь в силу своей не вполне адекватной реакции на ситуацию.
Куй железо, пока горячо! усмехнулся Ганимед и тоже выпил. Но не слишком горячась!
Мысль, как и месть, подают холодной. И они во многом связаны. Ведь вначале мы всегда внутренне протестуем в силу своей наивно-демонической природы. И лишь потом, пересмотрев события, понимаем то, что были во многом виноваты сами, пустив события на самотёк. Поэтому многие вещи мы можем понять лишь отдалившись от реальных событий.
В пространстве?
А порою и во времени. Мысли сатиров это производное их опыта. Это их месть на чуждую им неадекватную реакцию другого, поданную на их рассмотрение, на их суд, выступая перед ними как полномочный представитель всеобщих ценностей. Но в той форме, которая в данный момент для нас наиболее выгодна. Чтобы мы могли заручиться их поддержкой.
И всеобщие ценности смогли не только оправдать, но и поддержать тебя?
И так делает каждый.
Каждый? не поверила Креуса и тоже выпила.
Мы все поворачиваем для себя ситуацию таким боком, который для нас сейчас наиболее выгоден, подмигнул ей Ганеша. Поэтому в любом действии и в любой мысли, взятой как момент взаимодействия и общения, изначально заложен правовой момент.
То есть любой, подвергающий сомнению твоё действие или мысль, есть прокурор, поняла Елена и тоже выпила.
А всеобщие ценности твой адвокат? поняла Креуса, протянув Ганеше пустой стакан.
А ты, то есть твой разум тот самый Судья? протянула и Елена ему пустой стакан.
Ты, отчужденный от себя. начал разливать Ганеша им вино. Судья, ставший через отчуждение выше тебя и других, их мыслей и поведения. Поэтому если поведение и мысли других и можно использовать, то лишь как тренажер. Чтобы начать видеть себя со стороны.
Со стороны всеобщих ценностей! усмехнулся Ганимед, протянув стакан.
Научиться от себя отстраняться, отчуждаться. До тех пор, пока ты не начнёшь мыслить самостоятельно, улыбнулся Ганеша, наливая ему вино. Поэтому я и называю свой (чуждый мне и другим) разум Аполлон.
Глава8Дом Леды
Вечером, когда он уже развёз Ганимеда, которого уже и без того развезло, и наконец-то пожелавшую стать чуть более развязной к нему Креусу, Ганеша остановил машину возле подъезда Елены и стал прощаться:
Ну, спасибо тебе за то, что мы приятно провели время.
Нет-нет, это тебе спасибо. Ведь это ты его провёл, купив нам фрукты и вино. А мы просто были с тобой в доле, помогая тебе его провести и провернуть эту аферу! У тебя на подтанцовке!
Вот и спасибо, что вы так волшебно перед нами танцевали, улыбнулся Ганеша, что заставили время остолбенеть от удивления и остановиться. Пока!
А ты не хотел бы ко мне подняться?
К тебе? удивился он. Ты хочешь, что бы я провёл время у тебя дома? Или чтобы я отдал тебе твои комиссионные после столь удачной аферы?
На чашечку кофе.
А твои родители не будут против? В такое время. Ведь уже поздно.
Мать сегодня как раз на сутках на Хлебокомбинате, а младшая сестрёнка у бабушки. Ведь они не знали, во сколько я вернусь. А отчим опять в морях. Тиндарей бегает на Японию матросом. Так что дома сегодня никого нет, можешь не опасаться. Что тебя за это женят! засмеялась над ним Елена.
Что Ганеша расценил как приглашение на секс и тут же согласился. Припарковать машину.
И когда они поднялись на второй этаж, Елена вместо этого позвала его на кухню и стала варить кофе.
Есть хочешь? Разогреть?
Нет, спасибо, я пока не голоден.
Ты уже перешел на питание кишечником? усмехнулась над ним Елена. Или просто стесняешься?
Пока ещё нет, но могу уже есть только раз в сутки. А на даче мы сегодня уже поели.
Откуда ты нахватался этих глупостей? усмехнулась над ним Елена. Или ты надеешься провести меня вокруг пальца?
Ты завидуешь, что моя талия тоньше твоей? усмехнулся Ганеша, демонстративно сжав свою талию ладонями. Иди сюда, я хочу проверить, у кого из нас талия тоньше, твоя или моя?
Елена подошла, надеясь, что он тут же станет проворачивать её вокруг пальца, но он обхватил её талию ладонями.
Моя талия тоньше, чем твоя! усмехнулся Ганеша над Еленой.
Елена не поверила и обхватила его талию двумя ладонями. А затем свою.
Блин, как тебе это удаётся?
Ты действительно интересуешься или снова хочешь отправиться в литературнэ? улыбнулся он.
Ну, давай, согласилась Елена, наливая ему и себе кофе в фарфоровые кружки из кофейного сервиза матери. Так как уже успела заметить, что именно это его и заводит: любоваться собой, как Нарцисса, в лужицах своих рассказов. А не та, кому он их читает.
А ты меня за это поцелуешь?
Как Креуса?
Думаешь, у тебя получится поцеловать меня столь же страстно?
Только если мне понравится то, что я от тебя услышу, улыбнулась Елена. Видя, что он заглотил мормышку. И готов будет потратить на неё после этого всё до цента!
Ты в этом всё ещё сомневаешься? вздул он голубиный зоб самолюбия и достал тетрадь.
«Заставив Аполлона в море после диалогов с Джимом и Лайзой невольно вспомнить то, что и делало его «героизм» таким литературным. До мозга костей. Ведь у Аполлона в молодости был свой учитель, обучивший его мало есть, а не только бедность. Воображения.
Работать учитель не любил (на то он и Учитель). Но ничем хроническим не болел. И к тому же у него была первая положительная (в карман) группа крови, которая подходила почти ко всем. Причем без спросу. Нагло вливаясь в самый неожиданный для них момент. В реанимации.
Однажды Ликий, так звали будущего Учителя, тоже загремел в больницу. Не менее неожиданно, чем любой другой. Не желающий признавать, что ТЫ и, вдруг, чем-то заболел. Наивно думая, что можно есть и пить что попало, вести себя как самая разудалая свинья, повизгивая от восторга собой, не делая ни утренней гимнастики, ни ещё чего столь же вздорного и глупого, как правильное питание и распорядок дня, оставаясь при этом абсолютно во всём здоровым! Последовательно создавая своим незатейливым образом жизни как раз обратное.
И от делавших ему переливание врачей Ликий с удивлением узнал о том, что его кровь страшный дефицит. Можно сказать, драгоценность! Молча догадавшись о том, что им для него её откровенно жалко. Столь никчемно он тогда выглядел. В их глазах. Поэтому и промолчал. Да и сил возмущаться тогда, если честно, совсем не было.
Которые настоятельно и порекомендовали ему, втыкая капельницы, начать её сдавать.
Обратно?
На благо родины!