Глава 11. Снова на равнину!
Рамона
Последнюю неделю время неслось со скоростью молнии, и вот мы собираемся на равнину. Обозы нагрузили товаром и продовольствием так, что те трещали и грозили лопнуть, как переспелые фрукты. Отец довольно потирал руки, предвкушая хороший заработок, этой зимой мы точно не будем голодать.
Готова? Орм похлопал меня по плечу, и я вымученно улыбнулся. Кажется, поход расшевелил брата, и ему стало получше. Не понимаю, как это отец позволил тебе отправиться с нами.
Сама не знаю.
И правда, его добродушие казалось слишком подозрительным, хотя я упорно гнала от себя эти мысли. Буду наслаждаться каждым днем, а там посмотрим.
Дорога выдалась спокойной, без происшествий. Мы могли не опасаться банд разбойников, если кто и остался в этих горах, то теперь они затихли надолго. Конечно, врата уменьшали возможность напороться на лихой люд, большие расстояния все равно приходилось преодолевать пешком. К тому же не все обозы могли втиснуться в пространственный проход.
Лежа ночью под бескрайним и полным звезд бархатным небом, я думала. Вспоминала. Закрывала глаза и представляла, что это не ветер гладит раскрасневшиеся щеки, а теплые нежные пальцы.
После ночевки в окрестностях Лестры мы вошли в город рассвет только занимался. Алый с розовым, он заставил черепичные крыши гореть и переливаться красками осени, и пряное ее дыхание отчетливо витало в воздухе.
Я смотрела по сторонам и не могла до конца осознать, что наконец-то попала в большой мир. Тот побег на праздник Маков был лишь прелюдией, когда я увидела кусочек иной жизни, но в этот раз все было другим больше, глубже, шире. Равнина проникала в мою кровь, душу, сердце. И если ее оттуда вырывать, то только с мясом.
Лестра была огромной и немного пугала, но от этого страха сердце радостно трепетало, хотелось со всей силы броситься новому непривычному миру навстречу. От разноцветья рябило в глазах, а голова кружилась от запахов: на ярмарку съехались торговцы со всей Арнерии, привезя уйму самых невероятных товаров. Безделушки, посуда, оружие, ароматные масла и мыла, ленты, ткани У меня просто глаза разбегались и, дай мне волю, скупила бы все, до чего дотянулись руки!
А еще я увидела беловолосых северян с кожей тонкой и светлой, как лепестки лилии, и прозрачной, как шелк. Увидела шумных загорелых южан с вязью цветных татуировок, с немыслимыми прическами и в совершенно неприличной одежде. Они гомонили, как сороки, сверкали белозубыми улыбками и, кажется, ничего и никого не боялись.
Чего по сторонам глядишь, ворон считаешь? недовольно бурчал отец, раскладывая на прилавке амулеты.
В нашей палатке словно ожил осенний лес: когда солнце падало на расшитую металлическими нитями ткань с узорами из листьев, те горели багрянцем и золотом. Я, как лесная фея из сказок, была одета в зеленое платье, а в волосы вплела гранатовые бусины.
Прости, отец, я не нарочно, и взгляд невинный-невинный. Как у овечки.
Знал бы он, что я задумала, оторвал бы голову.
Раз уж я тебя сюда взял, будь добра, веди себя скромно и рот не разевай понапрасну. Да смотри в оба, чтоб ворье не вздумало поживиться нашим товаром!
Я кивала и продолжала скользить взглядом по разношерстной толпе, надеясь увидеть знакомое лицо. Каждый раз вздрагивала, стоило появиться в людском море темноволосой макушке, но каждый раз не он, не он
Эй, почем вот эти самоцветы? обратился ко мне противный старикашка, разодетый в яркие тряпки. Он брезгливо осматривал прилавок, словно на нем были разложены не амулеты, а тухлые яйца.
Проглотив столь откровенное пренебрежение, я изобразила на лице улыбку. Как назло, куда-то отец с Ормом отошли! Кажется, кто-то из искателей поймал воришку, требовалось разобраться. А я осталась один на один с покупателями, совершенно растерянная.
Сколько? старик приложил ладонь к уху, услышав цену. Вы там что, совсем рехнулись? За какие-то булыжники! А если амулет работать не будет, кто мне денежки вернет? А? Чего? Не слышу, громче говори, девчонка!
Он ушел, выпив у меня всю кровь. Я украдкой смахнула пот со лба и выдохнула оказывается, торговать на ярмарке совсем непросто, здесь никто не смотрит на меня с уважением и благоговением. Напротив, одни пялятся, как будто у меня две головы и пять рук, другие бросают сальные взгляды, так, что хочется как следует умыться, а третьи ходят мелкими группками и гадят исподтишка. Одного из искателей вообще загнали в угол и хотели побить городские бездельники, но наши мужчины его вовремя отстояли.
Как торговля, Монка? Много продала? подошел сияющий Орвин.
Двоюродного брата тоже взяли в Лестру, чему я была несказанно рада. Всю дорогу мы подбадривали и смешили друг друга, как будто каждому снова было по десять лет. Отец с дядюшкой Льерром ворчали, но приструнить нас окончательно так и не смогли. А меня шутки братца отвлекали от тягостных мыслей, благодаря Орвину я на время забывала ужасные картины посвящения Иниры.
Торговля идет. Еще немного, и тебя переплюну!
Так нечестно, притворно расстроился брат. У тебя покупают больше, потому что ты красивая! Они отсыпают арнерианские сенты только затем, чтобы увидеть твою улыбку.
Я прыснула, а Орвин наклонился к уху и зашептал:
Ко мне тут какие-то девчонки приставали, наверное, перепутали с кем. Про какой-то праздник Маков спрашивали, куда я запропал и почему волосы перекрасил. Представляешь?! А еще Ори называли
Я подавилась воздухом и застыла, глупо приоткрыв рот.
Ой-ей. Вот это я дел наворотила! Щеки загорелись от стыда. Бедный Орвин! Это точно Бетти и ее подруги из деревни. Ох, лучше бы ему с ними больше не сталкиваться, а то потом начнутся расспросы, подозрения
А что это вы тут бездельничаете? к нам подошел Горт с парочкой своих друзей. Эти верзилы загородили прилавок массивными фигурами, мешая обзору. Веселишься, Рамона? Нравится Лестра? парень озорно подмигнул.
Его внимание всегда смущало, захотелось отойти вглубь палатки и задернуть полог, но вместо этого я ответила:
Этот город волшебный. Есть от чего потерять голову.
Мы продолжали болтать о какой-то ерунде, парни улыбались мне, пользуясь тем, что Орм с отцом отлучились, а Орвин не был таким суровым и вредным и не стремился сбивать кулаки о каждого, кто посмеет поглядеть на сестру. Но внутри себя я молила их скорее уйти, я ведь ждала кое-кого.
Жаль, он не спешил. Неизвестно, появится ли вообще, потому что существует сотня причин, по которым он не может этого сделать.
И вдруг, когда я успела отчаяться и приуныть, кожу будто огнем мазнуло. Я ощутила пристальный, пробирающий до костей взгляд, задержала дыхание, судорожно вцепилась в рукава платья.
А потом увидела его.
Глава 12. Желанная встреча
Реннейр
Я нервничал, как мальчишка.
Долго сидел на постели, зарывшись пальцами в волосы и пытаясь найти причину, почему я не должен идти на ярмарку. Как назло, у лорда не было для меня никаких поручений, и этот день я мог посвятить только себе.
Но разум метался, а тело Я чувствовал себя так, будто меня поджаривают на медленном огне. В последнее время начал ощущать навязчивое жжение в грудной клетке, чаще всего оно возникало, когда начинал думать о Рамоне. Из груди разливалось по всему телу, бродило под кожей и, в конце концов, сосредотачивалось в правом запястье там, где поселился проклятый браслет.
Все. Решено. Отправлюсь к жрецам Отца Равнин и выясню, как его обезвредить, пока он окончательно не свел с ума и не спровоцировал на поступки, о которых потом пожалею. Внутри себя я знал, что не смогу причинить искателям вреда, и дело не только в Рамоне. Эта уверенность была железной, но иногда и она покидала меня.
Когда паршивый браслет жалил нетерпением, заставляя меня предпринять хоть что-то, и когда отец начинал терзать намеками. Утро только началось, а я уже был так зол, что хотелось что-нибудь сломать, выплеснуть скопившееся напряжение, лишь бы не чувствовать этого мучительного зуда в костях, в мыслях, в самом моем существе.
Очнулся я только на городской площади. Может, я начал сходить с ума? Потому что плохо помнил, как оказался здесь. Ноги сами принесли.
В тот вечер, когда ко мне в таверне подсел Ольд, я узнал всю историю искателя и роль Рамоны во всем этом. Он дал ей слово, что передаст просьбу о встрече. Я, почти смирившийся с тем, что должен отпустить ее, ощутил странную хмельную радость. Как глупец, ей-богу.
Вокруг сновал разномастный люд, зазывалы орали, не жалея глоток. Втягивая воздух, как гончий пес, я твердым шагом направился в те ряды, где обычно можно было найти искателей.
Показалось, что между палаток мелькнула рыжая макушка я замер на месте, как вкопанный. И тут
Взгляд выхватил из толпы знакомую фигурку.
Она.
Рамона кутала плечи ярко-алым платком и смеялась так заразительно, что четверо искателей, окруживших ее, точно стражи, не выдержали и поддались веселью. А жрица хохотала, запрокинув голову и обнажив белоснежные зубы, совершенно не стесняясь своего порыва. В этот момент она была такой живой, такой настоящей, будто лучик, неведомо как пробившийся сквозь тучи. Солнце играло в огненных волосах, растекалось золотом, а ветер ласкал тронутые румянцем скулы и раскачивал длинные серьги с алыми бусинами, похожие на грозди южных фруктов. Те гладили шею, когда она наклоняла голову, и я остро сожалел, что сам не могу коснуться ее кожи.
Рамона. Мо-она
Барды сравнивают женский смех с перезвоном колокольчиков или журчанием ручья, но мне переливчатый смех Каменной жрицы напоминал рассыпавшиеся алмазы когда разжимаешь кулак, и те катятся по каменному полу, весело подпрыгивая.
Боги, как я соскучился! Понял это окончательно только сейчас, и от осознания скрипнул зубами так, что те едва не раскрошились. Увальней, что сгрудились вокруг, захотелось разогнать пинками, а ее сгрести в охапку и зацеловать до полусмерти. Она источала свет, мне хотелось напиться этим светом, искупаться в нем, бессовестно присвоить себе.
Только себе. Потому что невыносимо видеть с ней другого. Знать, что она не принадлежит мне и принадлежать никогда не будет, что я хожу под одним с ней небом, дышу одним воздухом, но не могу прикоснуться мучительно. Эта боль выворачивает суставы, потрошит заживо, вытаскивая ржавым крюком наружу самое потаенное, запретное, непозволительное мою слабость.
Надеялся, наивный, что смогу отпустить ее в ночь праздника Маков, что буду выше всяких привязанностей. Но сейчас полузадушенное чувство вспыхнуло с новой силой, разгоняя по венам отраву. Бывалый солдат, дехейм лорда, Зверь-из-Ущелья прибежал по первому зову, как пес.
Как нищий, которому посулили мешок золота. Как волк, почуявший кровь.
Будь проклят этот Ольд, жаль, что он не сгинул где-то по дороге в Лестру! Зря я узнал, что она будет здесь, потому что просто не могу. Теперь не могу бороться с этой бешеной тягой.
* * *
Рамона
Он подошел так близко, стоял у соседней палатки, небрежно сложив руки на груди, а из-за плеча выглядывала рукоять страшного клинка. Лестриец смотрел так серьезно, задумчиво, с ожиданием и обещанием чего-то, и от осознания этого меня накрыло мощной волной, лишило воздуха.
Ренн выглядел усталым и осунувшимся: щетина отросла, скулы выделялись сильнее, чем раньше, но глаза сверкали бешеным огнем, когда он смотрел то на меня, то на искателей рядом. А мне безумно хотелось разогнать их всех, даже Орвина, чтобы хоть несколько мгновений провести с моим лестрийцем наедине, ведь нас разделяло всего несколько шагов пройди и дотронься рукой.
Но здесь, под прицелом чужих глаз и ушей я не смогу поговорить с ним, не смогу коснуться, да и Горт все рядом отирается, возомнил себя моим защитником или нянькой. Прибила бы!
Казалось, что все до единого видят и понимают, в каком состоянии я нахожусь, как я горю и тлею, но специально издеваются!
Наконец, когда игра в гляделки Реннейру надоела, он направился ко мне уверенным шагом. И эта уверенность, мужская непоколебимая сила волной окатила стоящих рядом. И братец, и Горт со своей компанией вдруг вспомнили о неотложных делах и поспешили раствориться.
Господин что-то хотел? спросила я ласково.
Ренн сощурился, глядя исподлобья, и шумно втянул воздух.
У меня есть то, чего нет у других.
Взгляд глаза в глаза, и по спине скользнула стайка мурашек. Сейчас мы совсем одни почти не считая сотен людей вокруг.
И что же у тебя есть особенного, дочь гор? он изогнул левую бровь, а край рта дернулся в едва читаемой улыбке.
Глупое, глупое сердце! Это ведь совсем ничего не означает. Или, наоборот, значит слишком много столько, что мой разум просто не в силах это осознать.
Вот эти чудесные камни и парочка секретов в запасе. Но секреты даром я не отдаю.
Я щедро заплачу.
Со стороны могло показаться, что это вежливая беседа с покупателем, и только мы двое знали, что на самом деле кроется за этими пустыми словами.
И сейчас Никого рядом? Все заняты своими делами? Отлично!
Я кивком велела обойти шатер, а потом схватила за рукав, молниеносно затянула его внутрь и задернула полог. Мы оказались отрезаны от всего мира.
Сумасшедшая! Если кто-то увидит Впрочем, плевать! На все плевать, потому что в голове ни одной четкой мысли, все потерялось в полутьме, вспыхивающей золотыми искрами кристаллов и в мягком свечении амулетов.
И запахе моего лестрийца. В тепле его ладоней, сдавивших талию, в сумасшедшем блеске глаз.
Я соскучился, жрица, он подхватил меня под бедра, усадил на стол и вклинился меж моих колен. Под ягодицами захрустели самоцветы недовольно, обиженно. И, может, в другое время я почувствовала бы стыд за такое неуважительное обращение, но не сейчас, когда мужская щетина царапала мою шею, а губы подбирались все ближе к моим губам.
Зачем звала? Что хотела? лихорадочный шепот, плавящий все мои страхи. Думал, что отпустил, отказался, переборол. А ты Может, ты на самом деле ведьма?
Я сама нашла губы лестрийца голод был неумолим. Скорей, скорей Испить его дыхание, прижаться грудью, запрокинуть голову вот так Так удобней, да
Мы оба на несколько мгновений обезумели, пытаясь утолить жажду и тоску друг по другу. Горы и равнины встретились, стирая в порошок все вокруг, стирая само время и расстояние.
Я тоже скучала по тебе, Зверь-из-Ущелья, чувствуя, как на исцелованных губах распускается улыбка, я огладила подушечками пальцев его скулы и лоб.
Матерь Гор, как же он красив. И он сейчас со мной.
Снаружи что-то хлопнуло, загомонили люди, и я напряглась, спряталась в объятия Реннейра. Совсем голову потеряла и забыла о самом главном!
Полагаю, мне нельзя находиться здесь долго? он огляделся, чуть ослабив хватку. Он все еще стоял непозволительно близко, а я обнимала его бедрами. Поймала в ловушку, боясь, что его от меня оторвут или что он сам сбежит.
Я схватила Ренна за отвороты куртки и заставила посмотреть в глаза.
Послушай меня, пожалуйста. Я звала тебя не просто так, не из глупой прихоти, Ренн. Мы остановимся на постоялом дворе на окраине города, он называется «У старины Эда», зашептала, чуть ли не путаясь в словах от волнения. В животе сжалась тугая пружина, а кончики пальцев, которыми я держала ткань на груди мужчины, побелели. Приходи ко мне ночью. Я буду ждать.
Синие глаза на миг распахнулись, а зрачки сузились, но в следующий миг затопили всю радужку чернильной глубиной. Его пальцы скользнули мне на шею и погладили затылок нежно, невесомо, но так чувственно, что вниз по телу покатилась волна, приподнимая мельчайшие волоски и заставляя выгнуть поясницу.