Перевалив холм, экспедиция добралась до зловонной долины, которую дочь Самоедова назвала Гиблой. Долина началась разливом выходившей из неё реки и была отдана мангровому лесу.
Путники, едва ступив на его порог, увязли в топком иле, но настойчиво шли вперёд, надеялись продвинуться вдоль русла к столовой вершине. Под ногами булькала красноватая жижа. Потревоженная, она испускала гнилостное зловоние. Стоячие озёрца кишели москитами, они беззвучным облаком опускались на людей и заставляли их истово хлестать себя стеблями сорванной травы.
Чем выше поднимались путники, тем сложнее давался каждый новый шаг. Они перепачкались и выдохлись, вынужденные перебираться через туго сплетённую сеть мангровых корней. От влажного воздуха и общей затхлости кружилась голова. Кожистые, покрытые соляным налётом листья мангров липли к телу, с ветвей падали чёрные пиявки. Птицы брезговали пологом Гиблой долины, их не прельщало даже обилие крупных насекомых. Единственными звуками, наполнявшими округу, стали чавканье ила и шлепки по искусанной москитами коже.
Первой, доведённая до слёз, не выдержала Клэр. Нащупав за ухом очередной бугорок присосавшейся пиявки, она заявила, что возвращается к берегу. Следом сдались Габриэль и Маурисио. Наконец Мактангол признал, что подняться по болотистой реке к столовой вершине невозможно. Проще уж напрямую карабкаться по скалам южного отрога. Мактангол стоял на месте, всматривался в завесу узловатых корней они свешивались из не успевших опасть плодов и деревянистыми щупальцами утыкались глубоко в ил, затем побрёл обратно.
Вернувшись к устью реки, экспедиция попыталась пройти вдоль берега на север, но там уткнулась в простиравшийся на добрые три-четыре километра гребенчатый откос, целиком заваленный базальтовыми глыбами. Маурисио заявил Мактанголу, что лучше повеситься на ближайшем суку, чем продолжать путь по скользким камням. Участники экспедиции его поддержали, и только Рита задорно перебиралась с одной глыбы на другую выискивала проходы между зубцами гигантской гребёнки. Её живость никого не впечатлила, ведь дочь Самоедова единственная отказалась продираться по руслу Гиблой реки, будто наперёд знала ошибочность выбранного направления.
Путники повернули назад. Перебрались через южные накаты главного отрога и задержались на ночёвку. Пополнили запасы пресной воды набрали её в захваченный из лагеря гермомешок, однако к ужину раздобыть ничего не сумели. Наутро они едва плелись, выискивая проторённую тропку от бухты Спасения и с трудом находя собственные следы. К сигнальному костровищу спустились грязные, со слипшимися от ила волосами. Ответив на докучные вопросы Самоедова и Тёрнера, ломанулись к пляжу отмокать в морской воде и пить подготовленные для них кокосы.
Выжившие хотели в бытовой суете отвлечься от несчастий. Самоедов и Альварес только успевали распределять задания. Им удалось нарастить пальмовый навес над общим хранением в лагере, расширить тропу к скальному выступу, расчистить сам выступ от нависавших над ним кустов и, чему особенно радовался Михаил Аркадьевич, вдвое увеличить сигнальное костровище когда оно полыхнёт, огонь взовьётся метров на шесть.
Желающих участвовать во второй экспедиции оказалось мало. В её успех никто не верил, а вновь блуждать по мангровому лесу не согласился бы даже исполнительный Габриэль. В итоге Самоедов отрядил в путь Багвиса и Маурисио, а Тёрнер преданного ему Мактангола и свою филиппинскую жену Диану. Участие Риты не обсуждалось, все понимали, что ни мать, ни отец не удержат её в бухте Спасения. Состав экспедиции ограничился бы пятью участниками, но к ней присоединился Лоран. Француза соблазнила возможность сопровождать Диану вдали от американца и в тягостной обстановке, где филиппинке «потребуется его мужская поддержка». К Лорану присоединилась Клэр, а вслед за ней на разведку вызвался идти и Дима.
К организации второй экспедиции Самоедов подошёл более основательно. Вчера весь улов скормил её будущим участникам. Старик Баньяга заготовил им впрок дюжину вяленых рыбёшек. Филиппинцы намесили кашицу из кокосовой мякоти и внутренностей морских ежей залили её во фляги из кокосовых скорлупок. Кроме того, второй экспедиции Михаил Аркадьевич выдал две дюжины пакетиков кофе «Грейт тейст» и доверил им единственную кружку. Путники рассчитывали отправиться сегодня утром, однако на рассвете выяснилось, что Адриан забыл с вечера наполнить гермомешок пресной водой. Выход отложили почти на час, и Дима с французами уединились у могилы капитана Алистера. Там и задремали, пока их не разбудил Самоедов.
Любопытно, глядя на курган, промолвил Михаил Аркадьевич. Можно сказать, нам повезло.
О чём вы?
Мы наблюдаем за тем, как тысячи лет назад в дикости зародилось земледелие.
Не понимаю.
Могила. Помнишь, в неё положили кокос? Древние поступали так же. Старались задобрить мертвеца, давали ему в путь драгоценные плоды.
Дима с Михаилом Аркадьевичем говорили по-русски, и Клэр, сидевшая рядом, выглядела озадаченной.
И они прорастали, продолжал Самоедов. Появление плодовых деревьев на могиле древний человек объяснял могуществом загробного мира, а потом сообразил, что дело в удобренной и вспаханной земле.
Удобренной мертвецами?
В том числе. А главное, за могилами следили. Очищали их от сорняков, отпугивали от них диких зверей. Идеальные садовые условия. Постепенно человек догадался вспахивать землю и ухаживать за ней без всяких погребений, хотя долгие века продолжал окроплять её кровью в память о силе загробного мира.
Получается, невежество и суеверия иногда помогают, заключил Дима.
Получается, что так
Самоедов задумался. Прошло несколько минут, прежде чем он улыбнулся собственным мыслям и вспомнил о Диме.
Вам пора. Экспедиция начинается. А этот Лоран точно пойдёт?
Да.
Хорошо. Знаешь, афиняне содержали в городе парочку-другую распутных людей. Закрывали глаза на их распутство и даже потакали ему. Считали, что это удобно. Как думаешь, почему?
Чтобы грех распутников оттенял их благочестие? удивлённый вопросом, выдавил Дима.
Не совсем. Когда приходили засуха, или эпидемия, или какоенибудь ещё бедствие, под рукой всегда находился тот, кого можно без сожалений принести в жертву богам. Распутники буквально становились козлами отпущения.
Дима, не сдержавшись, хохотнул, до того неуместно прозвучали слова Михаила Аркадьевича. Едва экспедиция покинула лагерь, он пересказал французам слова Самоедова, и они привели Клэр в восторг.
Волшебно! смеялась француженка. Малыш Лоран превратился в развратного козла. Ну хоть убережёт нас от чумы.
Лоран на слова Самоедова внимания не обратил, только спросил: «Значит, на могиле капитана прорастёт кокосовая пальма?» чем вызвал новый приступ смеха у друзей.
Провожать вторую экспедицию никто не вышел.
Низкорослые узловатые деревья крепко сидели на скальном карнизе, и взобраться по их корням не составило труда. Так же легко Дима преодолел ступени останца. Изначально готовился помогать Клэр, но пока сам напрашивался на её помощь француженка придерживала трость, когда Диме требовалось освободить руки.
Надеясь отыскать подъём на столовую вершину, исследователи на этот раз отправились прямиком на север. В сущности, они шли параллельно Гиблой долине, расстилавшейся по другую сторону отрога. От него к восточному берегу отходило несколько радиальных гребней, и за кратким спуском неизменно следовал утомительный подъём, однако, памятуя ужасы мангрового леса, никто не жаловался. Рита убегала от экспедиции, появлялась вновь то сзади, то сбоку, а то и вовсе поджидала путников на каменистой прогалине впереди. С такой же независимостью передвигался пёс Стинки; он настиг вторую экспедицию в конце первого часа и теперь её сопровождал.
Мактангол топором помечал тропу каждые двадцать-тридцать шагов делал зарубки, поочерёдно выбирая дерево то слева, то справа. Ещё недавно обычный администратор круглосуточного 7-Eleven, он уподобился первопроходцам времён конкисты, даром что был филиппинцем, точнее индиос. Так местные испанцы нарекли аборигенов, а уж филиппинцами называли исключительно самих себя. Аборигены в свою очередь предпочитали называться каюмангами, то есть «коричневыми». Дима рассказал об этом Клэр и добавил, что испанцам на Филиппинах в колониальные времена было запрещено заниматься физическим трудом.
Почему? удивилась Клэр.
Чтобы не подрывать престиж Испании. В худшем случае они устраивались сборщиками налогов. Что угодно, главное, не перетруждаться.
Хорошо, что среди нас нет испанцев, усмехнулась Клэр.
Одолев очередной гребень, исследователи вышли к травянистому изволоку. Их встретила довольная Рита. Она держала на вытянутой ладони мшистый камень, словно подзывала остальных оценить его красоту.
Невероятно подойдя, выдохнули Багвис и Маурисио.
В руках у Риты лежал не камень, а спелый плод манго. Окраина изволока заросла невысокими красноватыми деревцами. В их перистых кронах на длинных, до полуметра, шнурах свисали крупные плоды. Манговая роща оказалась препятствием пострашнее любых завалов. Путники застряли в ней часа на два. Мазались липким соком, смеялись, перекидывались косточками. Вели себя как дети, дорвавшиеся до родительского тайника с конфетами. Объевшись, падали на землю отдохнуть и напоминали остальным об участи Адриана, однако вскоре, восстановив дыхание, хватались за очередной плод. Даже Стинки, ко всеобщему смеху, не отказался от манго и с жадностью слизывал его мякоть с рук Дианы.
Лоран распушил хвост и выплясывал перед молодой филиппинкой. Ухаживал за ней, поднося наиболее зрелые плоды, рассказывал о своей вилле в Кост Шод, откуда открывался прекрасный вид на родной для Лорана и Клэр городок Ла-Сен-сюр-Мер. Говорил, что из гостевой комнаты видны острова Два Брата и суетящиеся там поутру рыбацкие лодки. Едва ли Диану впечатляли его слова, но Лоран не унимался и только успевал отмахиваться от Клэр, напоминавшей другу, что вилла не его, а родителей и вообще-то арендованная, а в гостевой комнате у них пахнет канализацией.
Пиршество сменилось сном, которому не противились ни хмурый Мактангол, ни подвижная Рита. После сна Клэр прогулялась по роще и обнаружила, что деревья растут подозрительно ровными рядами. Подозвав Диму, указала ему на это.
Думаешь, их тут посадили? с сомнением спросил он.
И где хозяин? Где плетень? Почему никто не стреляет в нас солью?
Ну, роща может быть старой. Хозяин уехал или помер. Глядишь, ещё чуть-чуть, и мы найдём старые поля риса, овса и ржи. А там найдутся и одичавшие свиньи с курицами. Вот тогда заживём по-настоящему.
Я бы предпочла заряд соли, с погрустневшей улыбкой вздохнула Клэр.
И злого старика-садовода?
О да! Я готова сделать ему массаж пяток.
Что?
Да. Целый час массировать его старые растрескавшиеся пятки. И ногти ему подпилить. И повыщипывать волосы из ушей.
Меня сейчас вырвет.
Что угодно! Только бы добраться до интернета и написать родным.
Из манговой рощи путники выходили в приподнятом настроении, однако напоследок заметили, что два дальних дерева обобраны. На земле под ними валялись обветренные косточки.
Мануэль, догадался Дима.
Как думаешь, почему он сбежал? на ходу спросила Клэр.
Чтобы не слушать, как ты рассказываешь про пятки стариков.
Нет, я серьёзно.
Крыша потекла, предположил Дима. Как у Майкла.
Вторая экспедиция приблизилась к изножью столовой вершины, и выяснилось, что перед ней лежит вершина пониже сейчас к ней открылся прямой путь по скальной гряде, и Мактангол повёл всех прямиком на запад. Ничто здесь не напоминало об ужасах Гиблой долины: ни москитов, ни пиявок, ни лопающихся болотных пузырей. В островной чаще, словно в ботаническом саду, смешались сладкие и пресные запахи с отдушкой нежной горечи. Одни деревья зацветали, другие плодоносили, а третьи стояли по-осеннему оголённые и невзрачные. В переплетении густой растительности не всегда удавалось проследить, кому принадлежат те или иные ветви. В одном пучке порой одновременно встречались грубые листья с режущей кромкой и мягкие листья вроде пальмовых толстые и плотные, будто лакированные. В разливы зелени вплетались накаты охряных и амарантовых оттенков. Взгляд, непривычный к подобной пестроте, терялся. Не верилось, что две недели назад он повсюду встречал пыльно-серые и чёрные полосы города.
Поднявшись по сыпучим уступам краснозёма, путники вышли на малую вершину хребта, которую назвали Малым плато. Деревья на краю вершины стояли в юбках из распушённых листьев монстеры и напоминали раскорячившихся танцовщиц с иссушенным многоруким телом. Само плато покрывали низкорослые пальмы и разрозненные рощицы, но земля под ними, перемешанная с галькой, оставалась свободной от подлеска, лишь изредка выпускала к солнцу чахлые папоротники и отдельные цветки. Обзор отсюда открывался скупой, но хорошо просматривалась Восточная стена острова, её редкие утёсы и ложбины, под которыми белели узкие полосы пляжей. От пляжей море уходило пятнистое. Первыми шли зелёные, затем коричневые пятна, цветом обязанные разросшимся в них водорослям. Дальше начинался пегий коралловый лабиринт с просторными, будто подсвеченными изнутри бирюзовыми отмелями и обнажёнными выступами рифов. Накат волн разбивался о рифы белой пеной, по её завиткам можно было точно определить границы природного мола, а за ним простиралась пересечённая тёмносиняя равнина моря. Ни судов, ни берега, ни даже мелких островков Дима не разглядел.
Шустрый Багвис и неугомонная Рита разведали подъём на столовую вершину и позвали остальных. Склон, соединявший вершины, рассекали несколько заросших кулуаров. По кромке одного из них экспедиция и двинулась наверх, надеясь в ближайший час заглянуть на северную часть острова. Тяжелее всего приходилось Мактанголу, тащившему общий запас воды. Остальные ограничились более скромной ношей из остатков провизии. Стинки, суетившийся поблизости, вовсе шёл налегке, чем неизменно вызывал шутливую зависть у Димы и Лорана.
Собираешь материал? спросила Клэр и протянула Диме руку, чтобы он опёрся на неё, перескакивая очередную расселину.
Собираю. Дима демонстративно проигнорировал руку француженки и чуть не поскользнулся на поехавших под его ногами камнях.
Удобно, наверное. Что бы ни случилось, ты можешь спрятаться. Сказать себе, что это случилось не с тобой, а с твоим героем.
Удобно.
И скучно.
Почему?
Ну, вокруг тебя не скалы, птицы и небо, а текст. Набор символов. Ты выбираешь наиболее удачные строки, переписываешь себе целые абзацы событий. Но разве это жизнь?
Дима не стал спорить. Идти, балансируя на кромке кулуара, и без того было утомительно.
А меня сделаешь героем своей книги? Клэр задорно улыбнулась.
«Зависит от тебя». «Посмотрим». «Из тебя выйдет отличный герой». «Почему бы и нет?» Дима не знал, какой ответ выбрать. Ругал себя за то, что не умеет говорить ёмко и остроумно, как говорили его персонажи.
Сделаю.
А каким героем?
«Красивым». «Смелым». «Героем, которого полюбят который погибнет, но красиво который запомнится» Не то. Звучит отвратительно.
Дикой, ответил Дима. Ты у меня получишься дикая.
Хм Если дикая, как Риз Уизерспун, то меня устраивает.
Решено.
А сделаешь меня гла́вным героем? Клэр игриво вытянула губы, словно пыталась подкупить Диму обещанием поцелуя.