Антоновна, принимай помощников на лето. Два цветка семейства подростковые, организмы растущие, молодые, крепкие, взгляды неокрепшие. Принимай, учи, склоняй на нашу науку, будь солнцем, водой и плодородной почвой. Авось, взрастишь наше все.
Слова Елизаветы Сергеевны меня немного смутили. Я еще подумала, что каждый взрослый считает своим долгом учить меня, чем мне интересоваться и кем быть. Я тихо повозмущалась в уме и последовала за Антоновной, которая без лишних разговоров привела нас к месту нашего труда. В этом стеклянном зале, в отличие от предыдущего было не так красиво. Здесь было много грядок, разных мешков и бочек.
Лешка, ты выгребай из мешков землю и рассыпай в эту грядку. А ты Вероника, будешь повторять за мной. Мы сегодня будет рассаживать Стевию. Она в последнее время очень популярна.
Мне стало интересно, и я спросила:
А почему?
Она отличный заменитель сахара. А сегодня модно за здоровьем следить. Еще я тебе покажу, как нужно заполнять журнал наблюдения, разъяснила Мария Антоновна.
Хорошо, ответила я.
Я все делала, что говорила мне наставница. Занятие мне показалось несложным, но через некоторое время я почувствовала, что сильно устала. В теплице казалось душно и сыро. Мне было тяжело дышать, и приходилось часто делать глубокие вздохи. Краем глаза я видела, как Лешка носил мешки с землей и при этом поглядывал на меня. Заметив мой взгляд, он загадочно улыбнулся.
Время тянулось бесконечно долго. Оказалось, что сажать растения занятие скучное и муторное. Я ждала, когда же попросят заполнять журнал. Печатала я быстро и хорошо, к тому же работа на компе была привычнее для меня.
Наконец-то Антоновна сказала:
Сейчас перерыв на обед, а потом пойдем журнал заполнять.
Лешка провел меня через теплицы, и мы вышли к серому зданию, где зашли в небольшое помещение. Помещение было посередине отгорожено шкафами. На одной половине располагались кухонные приборы и мебель с посудой. На второй был диван, кресла и стол с телевизором. Как можно догадаться, здесь работники теплицы отдыхали и обедали. Там уже находилось несколько человек. Некоторые что-то подогревали в микроволновке, кто-то вальяжно расположился на диване и кусал обеденный бутерброд. Тут я осознала, что даже не подумала взять с собой что-нибудь перекусить. Только я успела расстроиться, как Лешка достал из холодильника пакет и пригласил меня к столу.
Так, что мне тут тетя Лиза приготовила? спросил Лешка, обращаясь к пакету.
Он начал доставать разные банки, коробки. Там было все и суп, и котлеты, и пирожки, и булочки, печенье, и варенье, и чай и многое что еще.
Это тебе на весь месяц? спросила я.
Представь, это только на сегодня. Почему-то тетя Лиза убеждена в том, что я не доедаю и хожу вечно голодный, ответил Лешка с усмешкой.
Неподалеку на стуле сидела какая-то немолодая женщина и невольно слышала наш разговор. Она посчитала нужным вставить свое слово. Я заметила, что чем старше человек, тем он становится разговорчивее и любопытнее.
Ешь, Лешка, а то худой какой. И к тому же сытым ты не так страшен для нашего тропического сада, сказала женщина и посмотрела на меня, видимо, ожидая ответной реакции в виде вопроса или одобрительного кивка. Я ничего не сказала и никакой эмоции не выразила. Тогда женщина все сделала сама.
Я рассказывала, как Лешка бананы слопал? спросила она как бы в воздух.
Мы тогда его еле нашли в саду, только по шкуркам сумели след взять, широко улыбаясь, сказала женщина.
Я еще тогда представила, как маленький Лешка, словно гусеница ходит по ботаническому саду и грызет все на своем пути. Мне стало смешно, и я улыбнулась.
Неохотно женщина соизволила спросить мое имя и, ничего не сказав, ушла. Ее уходу я обрадовалась. Мы с Лешкой опустошили почти весь стратегический запас, сделанный Лешкиной тетей. Я так наелась, что не хотела не то, что работать, не хотела даже думать о работе. Единственным желанием было прилечь и вздремнуть. Но Антоновна пришла и потащила меня заполнять журнал. Мы зашли в какой-то кабинет, где стоял стол и шкаф. Я не нашла и следа компьютера.
А где комп? спросила я с нескрываемым удивлением.
Что за комп такой? вопросом на вопрос ответила Антоновна.
Компьютер, чтобы заполнять журнал, уточнила я.
А это. Нет, журнал нужно заполнять ручкой.
«Ну и отстой», подумала я, но вслух ничего не сказала.
Мария Антоновна вывалила передо мной кучу бумажных книг и стала раскладывать их со словами:
Это за прошлый год. Посмотри и аналогично напиши. Только вноси изменения в соответствии с новыми сроками.
Антоновна вышла, я осталась наедине с бумажной кучей. Столько писанины я никогда не видела в своей жизни. «Ну почему нельзя печатать на компьютере?» недоумевала я. Немного разобравшись в ранних записях, я поняла, что ничего сложного здесь нет, и принялась писать новые записи наблюдений. Описывать работу с растениями еще скучнее и тягомотнее, чем сама эта работа.
Через какое-то время ко мне пришел Лешка и сказал, что пора домой. По пути к остановке мы зашли к Елизавете Сергеевне.
Ну как первый рабочий день? спросила Лешкина тетя.
Хорошо, хоть мышцы подкачаю, оптимистично ответил Лешка.
Елизавета Сергеевна посмотрела на меня.
Лешка, показал тебе красивые цветы? спросила она.
Лешка не дал мне ответить и сказал:
Завтра покажу. Ее Антоновна увела какие-то журналы заполнять, вот я и не успел.
Ну, журналы это важное дело. По ним можно много интересных открытий сделать и исследований провести. Это очень ответственная работа, начала было говорить Елизавета Сергеевна с видом опытного учителя, как Лешка снова ее перебил:
Ну ладно, мы пойдем, а то на автобус опоздаем.
Ну, давайте, до завтра. Отцу передавай привет, сказала тетя Лиза и еще продолжала что-то говорить нам вслед. Но мы вышли и ничего не слышали.
Мне вдруг стало интересно, почему все уже уходят с работы, а Лешкина тетя нет. Я не стала спрашивать об этом Лешку, побоялась показаться заинтересованной. На самом деле все они мне были безразличны. Если бы ни обстоятельства, меня близко бы здесь не было.
Так, я проработала первую неделю в ботаническом саду. Занималась посадкой растений и заполнением журналов. Лешка все-таки показал мне свой любимый цветок, который, как ему казалось, был на меня чем-то похож. Если честно, то я ожидала увидеть какой-то яркий впечатляющих размеров цветок, а увидела какие-то тоненькие закорючки, торчащие в разные стороны, вокруг трех тычинок. Я даже название этого страшилища не запомнила, видимо, от шока, вызванного дисбалансом ожидаемого и реального. А Лешка начал распинаться про нежные и хрупкие лепестки, которые, кажется, вот-вот опадут, но на самом деле держаться довольно прочно и уверенно. Такое сочетание нежности и силы его впечатляло и напоминало меня. «Фу, блин, философ, совсем меня не знает. Вот Джон, другое дело, все про меня знает», думала я.
Эта неделя казалась мне целой вечностью. Я приезжала домой такой уставшей и разбитой, что еле ноги переставляла. Сколько не пыталась мать выведать у меня, чем я занимаюсь на своей работе, я молчала, как партизан и уговаривала оставить меня в покое и перенести разговор на потом. Мать сгорала от любопытства и все-таки выбрала момент, когда Лешка пришел за мной утром. Она пристала к нему с вопросами, и Лешка все как есть рассказал.
Она вечером такая уставшая, что кажется, что она там вагоны разгружает, внимательно выслушав Лешку, сказала мама и как-то ехидно улыбнулась.
Она меня никогда не понимала и не верила мне, отчего ей сейчас понять и поверить, чуть позже вслух высказалась я перед Лешкой по дороге к автобусу.
Да не переживай, адаптируешься постепенно. Глядишь, на следующие каникулы снова захочешь здесь работать. Я узнал, что кроме зарплаты, нам с тобой еще и премию дадут, сообщил Лешка, и, надо сказать, обрадовал меня этим сообщением.
Мне нужны были деньги, чтобы скорее все это закончилось. Свою усталость я объясняла тем, что занималась не своим делом, так как не рождена для работы и видела свое предназначение в другом. Я верила, что создана, чтобы сопровождать своего мужчину по жизни, радовать его своим взглядом, красотой и нежностью, вдохновлять своей любовью на подвиги. Мне с самого детства казалось, что я родилась не в свое время. Я должна была появиться на свет в королевской семье и быть принцессой. Мои родители были из рабочего класса, и я всегда чувствовала себя чужой среди них. «Хотя кто-то же должен был обслуживать мои детские годы. А когда придет время, которое уже пришло, я уду туда, где мое истинное место. Я так долго ждала этого, и теперь осталось еще совсем немного», эти мысли грели душу и давали сил преодолевать усталость и делать то, что неинтересно, терпеть рядом всех этих людей, таких простых и болтливых.
Почти месяц я проработала в ботанической лаборатории. Ленка неоднократно звала меня погулять, но я все время отказывалась. Сводное время мне больше всего хотелось проводить одной с мечтами о Джоне. Я уже написала ему, что работаю, и скоро у меня будет нужная сумма, чтобы перевести ему. Он обрадовался и стал чаще присылать письма, в которых продолжал признаваться мне в любви. Только эти минуты давали мне сил, и только благодаря этим письмам я могла преодолевать усталость. Каждый выходной я ждала, как приз. Правда, отдохнуть за два дня не получалось, несмотря на то, что я особо ничем не занималась. Надо сказать, я никак не могла почувствовать себя бодрой и отдохнувшей. Даже душ не помогал мне взбодриться.
Однажды выдалось три выходных, и Ленка, Петька и Лешка пришли ко мне в гости. Я, конечно, была неприятно удивлена, но что было делать, выгнать их не могла, воспитание не позволяло.
В процессе разговора Лешка вдруг сказал:
Говорят, что Рибсон возвращается в хоккей.
Мне показалось странным, что Лешка, когда говорил это, пристально смотрел на меня. Я ничего не ответила, но он продолжал сверлить меня своим взглядом. Тут встряла Ленка:
Ты вообще про что?
Я про Рибсона хоккеиста, сказал Лешка.
Какого хоккеиста? продолжала недоумевать Ленка. Мое любопытство тоже вдруг обострилось.
Американский хоккеист. Получил травму, хотел уйти из спорта. Теперь решил вернуться, потому что излечился, продолжал Лешка.
Ну и что из этого? вслух произнесла Ленка мой вопрос.
Лешка немного замялся и нерешительно сказал:
Я как-то видел у Вероники фотографию Рибсона, случайно, конечно. Ну, я подумал, что она интересуется хоккеем. Я тогда еще немного удивился.
Ты это про какую фотографию? спросила Ленка и перевела свой удивленный взгляд на меня.
Ну, Джона Рибсона. Я видел его страничку, сказал Лешка и смущенно добавил:
Может я что-то напутал?
Конечно, что-то напутал. Я хоккеем никогда не интересовалась, гневно ответила я.
Тут молнией пронеслось в моей голове: «Это он про моего Джона. Но когда он успел увидеть?» Я судорожно начала припоминать день, когда он неожиданно пришел, а я выскочила из комнаты вслед за мамой и оставила ноут открытым. Я не понимала, причем тут хоккей. Джон никогда не говорил, что он имеет какое-то отношение к хоккею. «Ладно, потом разберусь», решила я, а сама сгорала от нетерпения и ждала, когда же мои гости соберутся уходить. И когда мне позвонила мама, она в это время была на даче, я сразу сориентировалась и радостно сообщила:
Сейчас родители приедут, попросили обед сготовить.
Ленка с Петкой засобирались, а Лешка предложил:
Хочешь, я помогу? Отец говорит, я неплохо готовлю.
Нет, спасибо. Я сама, ответила я, а сама подумала: «Вот привязался».
Наконец-то я осталась одна. Мама действительно попросила что-нибудь приготовить. Про обед, я благополучно забыла, успокоив себя тем, что в шкафу есть лапша быстрого приготовления и чай. Я подумала, что для обеда сойдет. Тем более, у меня появилось важное дело, которое не требовало отлагательств.
Я быстро набрала в поисковике «Джон Рибсон». Интернет выдал кучу результатов по запросу. Я нашла много информации о хоккеисте Джоне Рибсоне. Это мужчина уже немолодой, но еще нестарый, бывший хоккеист, пережил серьезную травму, даже был прикован к кровати, поправился, решил вернуться в спорт тренером. Внешне он действительно был похож на моего Джона, только в молодости. Может быть, Джон сын этого хоккеиста? мелькнула в голове мысль. Я судорожно стала искать информацию о семье хоккеиста. Он оказался женатым человеком. Но у него была только одна дочь, и, ни слова о сыне.
«Нет, просто похожие люди, так бывает», после нервных поисков подумала я. Я немного успокоилась, но что-то непонятное и неприятное поселилось в уголке сердца и начало тревожить его. Настроение было на нуле. Тут входная дверь открылась, и в квартиру вошли мама и папа.
Я вышла к родителям и почувствовала, как ноги подкашиваются, невыносимо захотелось прилечь.
Ты что-то бледная, как себя чувствуешь? взволнованно спросила мама. Я еле стояла на ногах, и чтобы не упасть, держалась рукой за стенку. Мама, не раздеваясь, бросилась ко мне. Отец тоже подбежал. Потом я очнулась в кровати. Как я там оказалась, я не помнила. И как не пыталась вспомнить, что же со мной было, память останавливалась на моменте встречи родителей, а дальше пустота. Я попыталась встать, но слабость не проходила, в голове царил туман, мысли путались. «Это от тревоги и усталости», подумала я. Я услышала какой-то шум за дверью. Вдруг она отворилась, и ко мне в комнату вошла группа людей. Среди вошедших я узнала маму, папу и незнакомого мужчину, одетого в синий костюм. В руках у незнакомца был большой чемодан с красным крестом. Постепенно я стала понимать, что это был врач. Он спросил про самочувствие, замерил давление и прослушал пульс. Я решила скрыть от врача свое истинное состояние и попыталась убедить его, что со мной все хорошо, просто немного устала. Врач поднялся, чтобы выйти, за ним последовали мама и папа. Мама немного задержалась и посмотрела на меня глазами, блестящими от слез.
Поправляйся, сказал она, протянула ко мне руку и провела ей, будто погладила меня на расстоянии.
Все хорошо, сказала я, пытаясь улыбнуться.
В коридоре еще некоторое время были слышны голоса, затем стихло. Через некоторое время зашли родители.
Доча, доктор советовал пройти обследование. Завтра едем в больницу, сообщила мама.
Не надо! У меня все хорошо, сказала я, как могла громко, но все равно получалось тихо и слабо.
Надо, настаивала мама.
Нет, не хочу. Не поеду, запротестовала я.
Ну, Ника, решил встрять отец.
Нет, дайте мне немного отдохнуть и все, решительно прервала я все уговоры родителей.
Чтобы доказать всем, что я здорова, я поднялась с кровати и стала одеваться.
Ты лежи, лежи, не вставай, сказала мама.
Мне надоело лежать, притворялась я. На самом деле ужасно хотелось снова улечься в кровать.
А то отправите меня в больницу, добавила я.
Нет, не отправим. Когда будешь готова, тогда и поедем, сказала мама. Казалось, она на все была согласна, лишь бы я успокоилась.
Хочу есть. Правда, я ничего не сготовила, вдруг сказала я, и поняла, что этот факт сойдет мне с рук.
Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю, а пока ягодки поешь. Мы с дачи малинки привезли. Сейчас принесу, сказала мама, и поспешила на кухню.
Со здоровьем шутки плохи, перед тем, как выйти из комнаты вдруг сказал отец, до этого момента молчаливо наблюдавший за всем происходящим.
Я оделась и пошла на кухню. По дороге, я почувствовал, как стены, пол и потолок движутся вокруг меня. Пытаясь скрыть свое истинное состояние от родителей, я старалась идти прямо и уверенно.
Мама поставила на стол большую чашку с малиной. Я в предвкушении удовольствия засунула в рот первую ягодку и не поняла вкуса. Она была пресной и немного кислой. Потом я взяла другую, и тоже не поняла. Отец ел и млел от удовольствия.