Это ужасно.
Кассиэль пожал плечами.
Это их работа. Грех. Порок. Безнравственность. Лень. То, что вы называете «смертными грехами», это наши визитные карточки.
И какая же визитная карточка у тебя? поинтересовалась я, не уверенная, что хочу услышать ответ.
Гнев.
Он сказал это прямо, без гордости или высокомерия в голосе, но и без угрызений совести. Я скользнула взглядом по его шрамам, которые выглядывали из-под ворота плаща. Снова в голове промелькнули крики и окровавленные камни из сна, но тут же исчезли.
Тебе приходилось убивать кого-нибудь?
При жизни да, ответил Кассиэль. Я был воином.
Ты был человеком? Судя по крыльям, я подумала, что, может быть, ты падший ангел.
От того, что я озвучила эту мысль, менее безумной она казаться не стала.
Кассиэль покачал головой, его глаза потемнели.
Нет, когда-то у меня была жизнь. Давным-давно. Я командовал армиями. Теперь же мои армии не владеют мечами; мы разжигаем войны между людьми. Распаляем ярость в сердцах людей. Гнев.
Похоже, ты не очень печалишься по этому поводу.
Но я же здесь, верно? произнес он и вернулся к своим хлопьям, оставив меня озираться в поисках «Деб» и «К».
Сколько раз я слышала их шепот? Который советовал мне держать при себе свои идеи по очистке океанов от пластика, потому что наверняка кто-то умнее и сообразительнее меня уже этим занимается. Или когда Яна Гилл приглашала меня куда-нибудь сходить с компанией после работы, я всегда отказывалась, боясь оказаться в неловкой ситуации. Или когда я набиралась смелости поговорить с Гаем Бейкером, голос нашептывал, что «глупышка Люси» не сможет сказать ему ничего интересного.
Так вот что делают демоны? спросила я через минуту, от злости голос стал резче. Сдерживают людей? Отправляют нас на войну или заставляют нас плохо думать о себе же самом?
Демоны не могут заставить тебя что-либо делать, поправил Кассиэль. Мы намекаем. Влияем на ваши решения. Уговариваем. Разжигаем огонь вашей лени, или гнева, или ревности, а затем питаемся этим. Будете ли вы действовать в соответствии с нашими желаниями или нет, полностью зависит от вас, хотя вы редко в это верите. Нашей величайшей победой было убедить людей в том, что они не могут контролировать свою реакцию на невзгоды. Он постучал себя пальцем по подбородку. Асмодей этим заработал себе повышение.
«Это сон. Я скоро проснусь. В любую секунду»
Я отпила большой глоток холодной воды.
Много ли демонов на Этой Стороне?
Не так много. В данный момент, возможно, несколько тысяч.
Тысяч?
Нас легион, сказал он. И у тебя закончились кукурузные хлопья.
Добавлю в список покупок, буркнула я, когда Кассиэль вытер рот тыльной стороной рукава и соскользнул с табурета. Он решил побродить по моей гостиной.
Подошел к окну и побарабанил своими длинными пальцами по стеклу.
Оно заперто?
Да, но
Кассиэль толкнул его и открыл.
Я оставляю его приоткрытым только летом, сказала я, потянувшись снова его закрыть. Это небезопасно
Никто не посмеет причинить тебе вред. Пока я здесь.
От прозвучавшей в его голосе угрозы по спине пробежали мурашки. У меня никогда не было мужчины или разумного его подобия, который поклялся бы так защищать меня. Словно под его присмотром моя безопасность была сама собой разумеющейся.
Это приятно.
Кассиэль продолжил осмотр, направившись в спальню, и наклонился рассмотреть фотографию на моей тумбочке. На ней мы с отцом на Кони-Айленде, когда мне было десять.
О, так он улыбается, пробормотал Кассиэль. А то я уже начал задаваться вопросом, сходит ли с его лица когда-нибудь недовольная мина.
Папа сейчас здесь?
И да, и нет. Здесь относительный термин.
Я подумала, ты говорил
Кассиэль раздраженно махнул рукой, просматривая мою забитую до отказа книжную полку.
Он всегда здесь и в то же время где-то в другом месте. Везде и нигде. Демон склонил голову набок, прислушиваясь, затем усмехнулся. Позволю себе не согласиться.
Вы сейчас разговариваете?
Он говорит, что я намеренно расплывчато выражаюсь. Как будто так легко объяснить природу космоса примитивному человеческому мозгу, для которого истина это только то, что воспринимается чувствами.
Это немного грубо, заметила я. У многих людей есть вера.
Кассиэль фыркнул.
Ее видимость. Лишь привычка стоять на коленях раз в неделю, если точнее.
У тебя смутное представление о человечестве. Я скрестила руки на груди. Вряд ли справедливо подстрекать людей к войне и ненависти, нашептывать нам на ухо, что мы недостаточно хороши, или вводить нас в искушение, а потом осуждать за это.
Кассиэль пожал плечами.
Я демон. И никогда не претендовал на то, чтобы быть справедливым.
Я закатила глаза и взяла в руки фотографию. Мы с папой улыбаемся. Оба беззаботны и счастливы. Там нет никаких демонов.
Он теперь ангел, пробормотала я, обводя пальцем его лицо.
Играет на арфе, проплывая мимо жемчужных врат на пушистом белом облаке? поддразнил Кассиэль. Он провел пальцем по ряду любовных романов на моей полке. Врата рая или адское пламя. Божественный или дьявольский. Ангел или демон. Для вас, людей, все черно-белое, в то время как существует тысяча оттенков серого. Он снял книгу с полки и выгнул бровь. Уж точно больше пятидесяти.
Ладно, тогда на что это похоже?
Другая Сторона? Он пожал плечами, бросил книгу на пол и продолжил осмотр моей квартиры. Ты не сможешь понять, а я бы предпочел не доводить тебя до безумия своими попытками объяснить.
М-да, спасибо, проворчала я и поставила книгу на полку. Кассиэль просунул голову в мою крошечную ванную.
Я знавал монахов с бо́льшим мирским имуществом, чем у тебя, Люси Деннингс.
Я пожала одним плечом.
Здесь все, что мне нужно.
Он указал на мои полки.
Тебе нужны все эти книги? В основном романтическая литература, как я заметил.
И поэзия. Мне нравятся поэзия и романтика. Я смущенно улыбнулась. Люблю красивые слова.
Кассиэль фыркнул.
Эти «красивые слова» заменяют тебе реальность.
Я это неправда.
Неправда, говоришь? Он растянулся своим длинным телом на моем слишком маленьком диване. Один табурет у стойки. Один стул за письменным столом. Я в шоке, что твоей кровати хватит для двоих.
Я оттянула воротник свитера, потому что меня внезапно бросило в жар.
В этом доме нет места для дополнительной мебели. И не то чтобы это тебя касалось, но у меня не так уж часто бывают гости.
«Точнее никогда, глупышка Люси».
Кассиэль пожал плечами, потянулся за пультом от телевизора, лежавшим на кофейном столике, и начал переключать каналы.
Мы можем заказать пиццу?
Я выхватила пульт из его рук и выключила телевизор.
О, конечно, давай закажем пиццу. Как только ты скажешь мне, что я должна, по-твоему, делать. Помочь тебе не быть демоном?
Он пристально посмотрел на меня.
Мое искупление лежит на тебе, Люси Деннингс. Ты эксперт в жизни ради других, из кожи вон лезешь, чтобы всем угодить, часто за свой счет.
Ничего подобного, тихо возразила я.
Как говорится, ты бы последнюю рубашку отдала ближнему.
Это неправда.
Останемся каждый при своем мнении.
Я сильнее закуталась в свитер. В груди змеей свилась в клубок неприятная нервозность. Масштабность того, о чем меня просили и во что заставляли поверить, поражала. Демонические или нет, но голоса в моей голове оказались правы: я была доверчивой и глупой и всегда хотела видеть в людях лучшее, даже когда они явно мною пользовались.
От этого разговора мне становится не по себе, сказала я. Просто безумие с моей стороны тебя впустить. Насколько я знаю, все ложь и ты здесь, чтобы сделать мне больно.
Ленивая ухмылка Кассиэля исчезла.
Я же говорил, что никогда не причиню тебе вреда.
Говорил, но чего стоит слово демона? И как я должна тебе помочь? Ты совершил Бог знает сколько преступлений
Бог знает, тихим голосом согласился Кассиэль. До последней пролитой капли крови, Бог знает все.
Я вздрогнула.
Это было ошибкой. Думаю, тебе следует уйти.
Демон сел, склонив голову и свесив руки с колен.
Прости меня, Люси, рожденная светом. Прошло почти четыре тысячи лет с тех пор, как я в последний раз отдавал себя на милость человеческого великодушия. Он поднял на меня взгляд, и выражение его лица было странно нежным. Я поклялся никогда
Что?
Он отвел глаза.
Ничего.
Его словно окутала боль и вторым плащом опустилась на плечи. Или доспехи вдруг стали слишком тяжелыми. Мое сердце невольно смягчилось по отношению к нему, но он был прав. Я действительно прогибалась перед другими, и иногда в большинстве случаев, если быть честной, потом возникало ощущение, что мной воспользовались.
Я скрестила руки на груди.
Как я могу тебе доверять?
Твой собственный отец заверил тебя в этом.
А если о нем ты тоже солгал?
Ты спрашивала, здесь ли он, и я ответил размыто. Кассиэль раздраженно поморщился. Ладно. Я выразился грубо и пренебрежительно. Так лучше?
Несмотря на ситуацию, я улыбнулась. Я почти видела, как папа стоит над Кассиэлем, уперев руки в бока, и отчитывает его. Почти. Как бы сильно мне ни хотелось верить, но там никого не было.
Когда теряешь близкого человека, самое тяжелое думать, что он ушел навсегда, сказала я. В глубине души ты знаешь, что это неправда, но тихие голоса сомнения шепчут: «Что, если так и есть?»
Кассиэль кивнул, а затем склонил голову набок, прислушиваясь. Когда он заговорил, его тон звучал намного мягче прежнего.
Он просит напомнить тебе о детстве. Как ты делала домашнее задание в столовой, пока он готовил ужин на кухне вашего дома в Милфорде.
Милфорд. На глаза навернулись слезы. Я помню.
Всплывшая в памяти картинка такая четкая, словно это было вчера. Папа хлопочет на кухне нашего уютного дома, в воздухе витает аромат тушеного мяса или соуса для спагетти. Я, с косичками, сижу за столом, окруженная организованным беспорядком разбросаных бумаг. Я была отличницей и всегда старалась делать все, что в моих силах, чтобы папа мной гордился, хотя он никогда не требовал от меня слишком многого.
А если тебе нужна была помощь с уравнением или возникал какой-нибудь вопрос, продолжал Кассиэль, он приходил к тебе на помощь, а затем, когда все проблемы находили свое решение, возвращался на кухню.
Я кивнула, и мой голос стал не громче шепота:
Да. Так он и делал.
Ничего не изменилось. Он всегда рядом, Люси. Он просто в соседней комнате. И, если понадобится, придет к тебе.
Теперь слезы полились рекой, но я улыбнулась сквозь них, чувствуя, словно с плеч свалился тяжелый груз. Он не исчез и никогда не исчезнет полностью, но впервые за шесть месяцев я почувствовала, что снова могу дышать полной грудью.
Спасибо, Кассиэль.
До этого я не произносила его имени. Возможно, у меня разыгралось воображение, но мне показалось, что воздух между нами пришел в движение. Задрожал, словно размытое марево над костром, а затем все стихло.
И я помогу тебе, добавила я. Не знаю даже, как или с чего начать, но попытаюсь.
Глаза Кассиэля расширились, когда мы встретились с ним взглядами.
Благодарю тебя, Люси Деннингс, тихо произнес он. Затем его раздраженное хмурое выражение лица вернулось, словно он на мгновение позабыл о своей маске. А теперь мы можем заказать пиццу?
Я заказала пиццу для своего демона и свернулась калачиком на кровати, пока он на диване смотрел телевизор. В конце концов, мои веки отяжелели; события дня и бурные эмоции вытянули из меня все силы, и я задремала, слушая беглые комментарии Кассиэля ко всему подряд. Он то презрительно насмехался, то бормотал что-то на своем странном языке. Языке, который, казалось, вытащили из могилы: пыльный, гортанный, веками не слышимый живыми.
Я заснула, и мне приснилась женщина.
Она стоит в поле, спиной ко мне, ее черные волосы до талии заплетены в толстую косу. На ней бесформенное шерстяное платье, подпоясанное чуть ниже талии. Ее кожа бронзового цвета, а серебряные браслеты с голубыми камнями скользят по запястью, когда она прикрывает глаза рукой от заходящего солнца. Вдалеке на берегу реки раскинулся город с низкими домами из глинобитного кирпича.
Я слежу за ее взглядом и вижу процессию солдат, марширующих в город. На фоне торжественного воя рогов до меня доносятся слабые звуки ликующей толпы.
Женщина тихонько вскрикивает от радости, и мое сердце тоже подпрыгивает. Она подхватывает юбки и бежит в сторону городских ворот
4
Демон в обличье обычного вышибалы слоняется у входа в «Праздные руки». Судя по мрачному смеху, ругани и неприятным запахам, которые просачиваются из-за тяжелой дубовой двери, спрятанной в темном переулке, таверна полна.
Вышибала пустым взглядом наблюдает за моим приближением.
Я упала на Землю и вот я лежу
Кто поможет мне снова подняться?[5] заканчиваю я.
Он кивает.
Можешь войти.
Я оглядываю переулок. Здесь пусто, но вокруг ощущается дыхание Нью-Йорка, наэлектризованное и живое. Даже самой глухой ночью здесь кипит жизнь. Свет.
Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я снова возвращаю свою демоническую форму и едва сдерживаю вздох облегчения от ощущения, как меня, словно доспехами, окутывает сила и мощь. Слабость после Перехода прошла; черная одежда и двуручный меч, которые я ношу на Другой Стороне, тоже ко мне вернулись.
Вышибала отступает назад, отводя глаза.
Милорд Кассиэль, я даже не предполагал. Прошу меня простить.
Еще недавно я бы ликовал от ужаса, который внушает мое присутствие.
Теперь же он напоминает обо всем, чем я заслужил подобную репутацию.
Прочь с дороги! рычу я.
Он еще раз кланяется, повинуясь, и я вхожу в «Праздные руки». В темной таверне без окон разит дюжиной отвратительных запахов смрад исходит от собравшихся здесь двадцати или около того демонов. Каждый в своем истинном обличье. «Праздные руки» это безопасное убежище, невидимое для человеческих глаз.
Мало кто обращает внимание на мое появление, но из-за стойки на меня пялится Эйстибус[6]. Джинн, кажется, рад меня видеть, но не удивлен.
Лорд Кассиэль. Эйстибус сжимает мою руку. Сколько лет, сколько зим!
Пятьдесят лет, по человеческим меркам.
Очень долго, и все же кажется, что это было вчера. Джинн бросает взгляд на дверь в задней части общего зала. Лорд Астарот[7] ждет
Я в курсе.
Пусть подождет.
Как посчитаешь нужным, медленно протягивает Эйстибус. Какого тебе яда?
Это не фигура речи; не одна и не две бутылочки на полках помечены черепами со скрещенными костями.
Вина, пожалуйста. Красного.
Эйстибус ставит передо мной бокал вина цвета запекшейся крови. От пояса и выше джинн выглядит как полный, богато одетый мужчина, вокруг его толстой шеи красуется множество дорогих украшений, а все пальцы унизаны сверкающими перстнями с драгоценными камнями. Ниже золотого пояса на талии его тело состоит из тумана, который тянется из лампы, замурованной где-то в фундаменте таверны. Ходят слухи, что Эйстибус проиграл пари Аклахайру[8].
Надолго на Эту Сторону?
Нет, отвечаю я и делаю глоток вина. На несколько дней.
«И потом все так или иначе закончится».
А что насчет тебя? спрашиваю я. Как идут дела?
В последние дни тут многолюдно. Что странно. В большинстве же случаев здесь только я и этот гнилой ублюдок.
Он дергает подбородком в сторону демона в конце барной стойки. Его голова покоится на полированной столешнице из красного дерева, а одна костлявая рука обхватывает кучу пустых рюмок.
Эйстибус ударяет кулаком.
Эй! Ба-Магуйе![9] А ну убери свою чертову уродливую рожу с моей стойки.
Отвали, невнятно бурчит Ба-Магуйе. Я работаю.