Ну, так вот, пока коллега работал по 48 часов подряд, я съездил в славный город Полтаву и, обедая там в столовке, стилизованной под украинскую хату, понял, что, кроме галушек, мне здесь, увы, ничего не светит. Денег было в обрез, поэтому вояжи по Незалежной в поисках «лiкарськой академii» пришлось пока отложить и вернуться к гонкам на уазике.
Когда я приехал на родную скорую, осунувшийся Шурик только и спросил: «Ну, как там?» и сдал полупустую сумку неотложки похоже, укатали сивку крутые горки. Теперь настала моя очередь дежурить, да ещё в паре с терапевтом Май Ванной, которая после моей поездки «у Полтаву», стала называть меня не иначе как Кóнстантином Юровичем. Ну да ладно, разбиралась бы лучше в «аритмiях серця та лiкувала високий артерiальний тиск» не одним только дибазолом цены б ей не было.
Откатались мы в первые сутки по полной, и утром впересменку с самим собой я принимал контрастный душ, когда в дверь постучала испуганная Май Ванна и сообщила: «Кóнстантин Юрович, вам термiново на вызов пологи! А я пiшла до дому!» (Да валите! И как можно термiновей, очень вы мне там нужны со своим стетоскопом!)
Быстро обтеревшись полотенцем, вновь свежий и бодрый, несмотря на бессонную ночь, я сказал водителю: «Погнали, Иваныч, там, похоже, роды начинаются!». «Куда погнали, Кóнстантин Юр» «Вот только без этого, ладно, Алексей Иваныч? Давай, пока я на вызове, заправляй полный бак: в Славянск в роддом поедем!» (Если успеем, конечно.)
Поднявшись в квартиру, я понял, что надо не успевать, а уже поспевать за стремительными схватками молодой роженицы. Пока мой водитель гонял на заправку, я успел собрать анамнез: 18 лет, первая беременность, вела здоровый образ жизни: прогулки на свежем воздухе, режим и здоровый сон, соблюдала диету ела каши и фрукты. (Яблоки? Да, конечно, врач Нина Никитична в поликлинике посоветовала.) Срок? 8 месяцев, сегодня с утра начались схватки. (Ой, опять!)
Набираю магнезию[8]. «Болючий укол, но потерпи, сейчас схватка пройдёт, поедем в роддом».
Её супруг и отец будущего ребёнка, судя по всему лет на пять-семь старше, спрашивает меня: «Не рано ей рожать? Всего 8 месяцев» «Да, рановато (Но некритично: сурфактант фосфолипидный слой, покрывающий и защищающий альвеолы лёгких изнутри у ребёночка уже почти сформирован, значит, сам дышать сможет.) Сейчас о супруге вашей надо думать!»
Между тем схватки у моей первой роженицы достаточно болезненные и после укола магнезии стихают минут на 20, затем снова возобновляются. Она немного истерит, а будущий отец от стремительно надвигающегося счастья входит в ступор. Однозначно надо побыстрей в роддом! На всякий случай у меня в скорой акушерский чемодан, там есть всё для принятия родов в дороге не дай бог!
Как вдруг:
Ой, мне в туалет надо! Не успела
Я знаю: это у неё лопнул плодный пузырь. Так и есть! Ну, всё, сейчас рожать начнёт! Сам между тем выглядываю в окно и вижу, что Алексей Иваныч подъехал с заправки. Молодец, успел вовремя! Поэтому кричу ошарашенному счастливцу:
Давай бери её на руки и за мной в скорую! Ты что, жену до сих пор ни разу на руках не носил?! Давай быстро, иначе здесь родит!
В скорой: «Иваныч, гони быстрей, мы уже рожаем!»
Начало ноября, на трассе Харьков Ростов гололёд, машину заносит на обгонах и из-за воя сирены и визга протекторов непонятно, кто кричит «Ма-а-а-ма!»: роженица или новоявленный фельдшер-акушер. Отец будущего ребёнка сидит рядом и, похоже, пребывает в ступоре. При очередных схватках показывается головка ребёночка, и я понимаю, что придётся принять роды прямо здесь и сейчас. (Никитична! Чтоб вы были здоровы со своими кашами та яблуками! Помочь мне некому, и ваша акушерка Любов Михайлiвна даже на ковре-самолёте нас не догонит!).
Несмотря на то что я от страха всё же придерживал головку ребёночка, препятствуя его появлению на свет, на очередном вираже он таки «вылетел как из пушки», но почему-то сразу не закричал и безжизненно повис у меня на руках. Вам бы, Нина Никитична, своим студентам больше про принятия родов надо было рассказывать, а не про то, как готовить каши! После акушерской обработки я начал понимать, что с новорожденным что-то не так, к тому же сама мамочка начала спрашивать: «Кто у меня родился?»
Мальчик! Кожа восьмимесячного новорожденного была в родовой смазке, и, как мне показалось, в паху, между ножек, была складочка с двумя привесками по бокам.
А почему он не кричит? Он жив? Жив?.. Не молчите
Я ещё раз потормошил ребенка и похлопал его по попке он не подавал признаков жизни. Я открыл окно к водителю и крикнул: «Тормози, Иваныч!»
Наша скорая стала на обочине, сирена оборвалась. Я набрал в 2 мл шприц преднизолон[9], кокарбоксилазу и глюкозу с аскорбинкой (как прописано в «Реанимации новорожденных»). Но чтобы живительная смесь полностью попала в организм ребёночка, надо перекрыть обратный ток крови к матери, то есть наложить зажим на пуповину. Я вспомнил, что это необходимо было сделать в первую очередь! Ведь для того, чтобы плод стал ребёнком, надо прервать его кровоснабжение от матери через пуповину, тогда к нему прекратит поступать кислород и накопится углекислота, которая возбудит дыхательный центр в продолговатом мозге и произойдёт первый вдох. Далее, по версии эскулапов XVII века Уильяма Харви и Натаниэля Гаймора, одновременно с закрытием артериального протока и овального окна[10] ребёнок начнёт дышать собственными лёгкими.
Тем не менее в прошлом, ХХ веке, прописанная живительная смесь в таких случаях тоже была не лишней.
Закончив инъекцию, я обработал пуповину между двух зажимов и стерильными ножницами отсёк её, то есть прервал кровоснабжение плода от матери, затем запеленал ребёночка и, передав его ничего не понимающему отцу, сказал водителю: «Не гони так, Иваныч, спешить уже некуда, все разобьёмся» и отвернулся, глядя в окно. Всё, приехали
Никаких чувств я уже не испытывал наверное, после бессонной ночи и всего пережитого тоже впал в ступор. На некоторое время в салоне скорой наступила тишина. Но Алексей Иваныч, видимо, единственный из нас не потерял надежду: он выжимал из уазика последние лошадиные силы, гнал на предельной скорости по гололёду, с воем сирены обгонял машины и вылетал на встречку, не думая о последствиях.
В таких случаях пишут: я не помню, сколько это продолжалось, но на очередном вираже пронзительный крик маленького человека заглушил сирену и вывел всех нас из ступора.
Он закричал, засучил ножками и через пару минут был уже розовенький! Я опомнился и с некоторым опозданием всё же сказал мамочке: «Поздравляю! У вас родился сын!». Но ребёнка снова пришлось вручить счастливому отцу, потому что с самой молодой мамочкой что-то происходило. «Ой, я опять рожаю!» (Хватит одного, милая!) «Это детское место отходит. Всё нормально, уже подъезжаем». (Не кровани только напоследок!)
И вот так, дорогие коллеги, даже не успев поставить роженице вену на случай кровопотери, я благополучно передал в приёмном отделении роддома Славянска здоровую мать и живое дитя. Я наконец начал осознавать что самостоятельно принял роды. Стал заполнять сопроводок и всё не мог закончить: мешали слёзы то ли радости, то ли усталости. Акушерка роддома помогла мне собраться: «Какой пол ребёнка?» «Мальчик». «Какой же мальчик, когда это девочка? Ты куда смотрел? Лет-то тебе сколько, а, доктор?» «Лет?.. Девятнадцать и я ещё не доктор. Были стремительные роды. Ребёнок родился недоношенным, кожа была вся в складках и родовой смазке, может, это и девочка хотя родился мальчик». «Езжай домой отдыхать, акушер юный!»
Позже я звонил в славянский роддом, спрашивал: как там ребёнок, которого восьмимесячным привезли по скорой из Славяногорска? Мне отвечали, что девочка по своему гестационному[11] возрасту две недели была в кувезе, а потом её с мамой выписали. Вроде бы всё у них в порядке.
С тех пор прошло уже 30 лет. Каждый раз, приезжая домой в отпуск, я хочу узнать, как сложилась судьба этой девочки: всё ли у неё в порядке, здорова ли, счастлива? Наверное, уже у самой есть дети. Но, честное слово, боюсь: вдруг что-то у неё не так? Ведь мы живы надеждой, и я очень хочу верить, что помог родиться счастливому человеку.
Крутой чел
В жизни каждого из нас, независимо от его статуса и социальной ответственности, несомненно, встречались яркие личности, которые появлялись неожиданно и были буквально глотком свежего воздуха. Так же неожиданно и по разным причинам они исчезали, успев нас мотивировать и предопределить наши дальнейшие поступки.
О чём может мечтать на дежурстве вечером поздней осени 19-летний фельдшер скорой прошлым летом неудачливый абитуриент донецкого меда? Все друзья которого сразу после медучилища уже поступили: кто в питерскую военмедакадемию, кто в харьковский фармацевтический, да в тот же ДонМИ на педфак Он пока только фельдшер и не может себе позволить отвлекаться на мечтания, потому что в ожидании вызова решает задачи по физике из учебника Гольдфарба, которые задала ему репетитор Галина Трофимовна Забрудская. 100-процентное поступление в вуз было гарантировано всем её абитуриентам. Она была талантливым учителем! К тому же в Советском Союзе педагоги, как правило, были достаточно строги и требовательны и, надо сказать, это чаще всего приводило к хорошему результату. Два поколения учеников Галины Трофимовны могут это подтвердить!
Мой батя и два дядьки рассказывали, что не боялся Касторку (так её звали школьники первого поколения) только дворовый лохматый пёс Джек, которого они запускали в подъезд, когда Галина Трофимовна, не дожидаясь, пока жизнь строго накажет братьев Леушиных и моего деда вызовут к директору, сама приходила посмотреть, чему учат в семье этих «трёх танкистов».
Так что хотя мелкий осенний дождик и навевал, как ему и положено, тоску, цель будущего эскулапа, то есть меня, была ясна и определённа: чтобы вырваться из этого скучного городишки, на следующий год надо обязательно поступить! Иными словами: «Товарищи учёные! Вольт Ампер Ом! Паскаль, Ньютон с биномами Главный академик Иоффе! Я не пью коньяк и даже кофе. Ну, помогите же стать студентом меда!».
В это время врач-терапевт нашей смены Майя Ивановна, коротая время дежурства в горизонтальном положении на кушетке, во сне, наверное, услышала мою мольбу и проснулась одновременно с телефонным звонком.
Константин Юрович! Вызов в госпиталь! Ножевое!
Поясню молодым коллегам, что в 1990-е годы в медицине происходило то же, что и в стране под названием СССР в эпоху её распада. То есть для того чтобы прооперировать проникающее ножевое ранение брюшной полости с пересечением ворот печени, сопровождающееся острым массивным кровотечением, пострадавшего надо было из военного госпиталя Славяногорска отправлять на операцию в Славянскую горбольницу, потому что военврачи по ночам не дежурили, а вместо этого подрабатывали в том же Славянске.
Итак, ногу в стремя, Май Ванну в дальний угол салона, и вот уже наш уазик через КПП въезжает на территорию воинской части и по кровавым следам с сумкой «неотложки» в руках я врываюсь в нестерильную операционную.
На полу на носилках лежит в луже крови мужичонка: бледный, что больничная простыня, со слабым пульсом на сонной артерии и почти уже не дышащий. Рядом с пострадавшим вижу незнакомого доктора, который особо не суетится «под клиентом», но толково руководит всем процессом, похоже, это анестезиолог. И очень хорошо, что я уже не один, и терапевт Май Ванна здесь совсем не нужна ехала бы домой к внукам
Открываю сумку «неотложки».
Обезболивать будем? У меня есть промедол!
Давайте, коллега, пока ещё не поздно! Скажите, пожалуйста, в скорой есть инфузионные растворы и вазопрессоры[12]?
Да, конечно!
Очень хорошо! Вену поставили? Пульс на сонной есть? АД не определяется? Так его и нет Девочки, всем спасибо! Поехали, коллега! Я подышу (ручным мехом Николая Ивановича Пирогова ИВЛ времён Крымской войны).
И так всю дорогу этот высокий и худой как жердь неопределённого возраста чел в колпачке имел вид спокойный и невозмутимый. Правой рукой методично дышал, пальцами левой контролировал пульс на сонной артерии, а в процессе ресусцитации[13] поинтересовался:
Какая клиника сегодня принимает ножевую травму?
«Склифософского или Джанелидзе? Ты чё, в Питере, дядя?!..»
Я вошёл в раж и, измазавшись в крови, с помощью салфеток и бинтов зажимал раненому фонтанирующую кровью пробоину в области правого подреберья, переставлял капельницы (вернее струйницы) с физраствором и полиглюкином[14] (не взыщите: 90-е!), после одобрения: «Да, коллега, вводите!» через венозный катетер вводил что-то ещё и ёще, но больному, как тому лосю, было всё х***вей и х***вей
Май Ванна, сжавшись в углу, тоже участвовала в процессе:
Дывысь, шоб чемодан не впав! (Смотри, чтобы не опрокинулся чемодан и не разбились ампулы! Как потом списывать будем?)
Вспомнив бабушку Майю Ивановну, которой впору было бы внукам сказки на ночь рассказывать, а не рассекать с командой ночного дозора по донецкой степи, хочу поблагодарить своих коллег, которые в процессе реанимации садятся за компьютер описывать тяжесть состояния больного, фиксируют на диктофон мат-перемат Леушина со товарищи, по минутам списывают наркотики и псхихотропы и впоследствии не имеют вопросов со стороны администрации лечебного учреждения. Наверное, доживи Майя Ивановна до сегодняшних дней, она вполне комфортно чувствовала бы себя в нашей оптимизированной медицине.
В приёмном отделении Славянской ЦРБ нас встретил хирург, сразу понявший, что прогноз неблагоприятный.
ЧТО вы мне привезли?! И тут же закурил.
Но ночной дозор продолжал сердечно-лёгочную реанимацию в приёмном отделении: анестезиолог правой рукой дышал мехом, а левой пытался выбить сигарету из пачки, фельдшер не унимался и, стоя на коленях, качал больного, Майя Ивановна писала сопроводок.
Наконец фельдшер: «Куб адреналина и всё!» Анестезиолог: «Вы уверены, коллега?» Хирург: «Ребят, да тут давно уже всё!» Анестезиолог: «Мой коллега пока так не считает!»
Хирург чиркнул зажигалкой. Анестезиолог помотал головой.
Сейчас перекурим, подожди немного
Фельдшер: «Пульса на сонной нет, зрачки широкие без фотореакции. Всё, прекращаем реанимацию!» Анестезиолог: «Вы уверены, коллега?» Фельдшер: «Да».
Анестезиолог хирургу: «Вопросы есть?» «Вопросов нет!». Фельдшер: «Тело оставляем, сами возвращаемся! Майя Ивановна, вы всё списали?»
По дороге домой Майя Ивановна ехала в кабине с водителем: там было «тэпло» и «не палыли» (не курили). Мы с новым коллегой наконец познакомились в том же салоне со ставшим скользким полом.
Виктор Ильич (так звали анестезиолога) первым пошёл на контакт и рассказал, что приехал работать в Славяногорский госпиталь из ленинградской Военно-медицинской академии, потому что устал от большого города и хотел бы спокойно доработать до пенсии и умереть на родине.
Вид у него в 47 лет и впрямь был несвежий.
Родом я из здешних мест. Подростком получил травму и ослеп на один глаз, от чего сильно комплексовал. Тоже, как и ты, окончил Артемовское медучилище. Когда узнал, что в Ленинграде делают операции по восстановлению зрения, оставил записку сел на поезд и уехал в Питер, просто сбежал из дому. Полгода проработал фельдшером, потом поступил в мединститут. По окончании не знал, по какой специальности идти в интернатуру. Но повезло, получил распределение в Военно-медицинскую академию на кафедру анестезиологии-реаниматологии. И там уж отвёл душу: работал под руководством (он стал перечислять корифеев, кого уже не помню), написал несколько статей. Оперировать глаз времени всё не было, так на всю жизнь и остался одноглазым (про себя я потом так его и называл). А сейчас устал, хочу спокойно пожить на родине. Правда, мои (жена и дочки) не хотят переезжать.