Пока я ждал укола, он продолжал меня подбадривать:
Вчера вечером перелили вам шесть пинт цельной крови, настолько вы пересохли. Впитали ее, словно губка.
Ну что тут скажешь: вряд ли кто ожидает встретить в больнице Сент-Мэри практикующего светоча медицины. Я почти поверил островным слухам, что док Макнаб трудится на паях с похоронным бюро Фреда Кокера.
Долго вы меня тут промурыжите, док?
Месяц, не больше.
Месяц?! Я хотел было сесть, и две медсестры наскочили на меня, чтобы удержать в горизонтальном положении, что и сделали без особенного труда. Я по-прежнему едва мог приподнять голову. Месяц мне не по карману! Господи, сейчас середина сезона, и на той неделе у меня новая фрахтовка
Тут прибежала сестра с уколом.
Хотите, чтобы я разорился? Мне нельзя упускать клиентов
Сестра ужалила меня иглой.
Гарри, дружище, об этом сезоне можете забыть. Вам будет не до рыбалки. И он, негромко мурлыкая веселую мелодию, стал вынимать из меня кусочки свинца и костной ткани.
Морфин притупил боль но не отчаяние.
Если мы с «Танцующей» пропустим полсезона, можно сушить сухари. Меня опять растянули на финансовой дыбе. Господи, как же я ненавижу деньги!
Накладывая чистые белые бинты, Макнаб добавил мне радости:
Левая рука отчасти утратит функциональность, мальчик мой Гарри. Вероятно, слабость и тугоподвижность сохранятся навсегда. Зато останутся красивые шрамы. Будет что девочкам показать. Он закончил с перевязкой и повернулся к сестре. Меняйте бинты раз в шесть часов, промывайте ранки антисептиком, а раз в четыре часа давайте ему обычную дозу ауреомицина. Вечером три таблетки могадона, а завтра на обходе я к нему загляну. Он улыбнулся мне, показав гнилые зубы под неопрятными седыми усами. За дверьми ожидает вся полицейская рать. Придется их впустить. Он шагнул было к двери, но замер и усмехнулся. Неплохо вы разделали тех двух парней. По всему пейзажу широкими мазками. Отлично стреляете, мальчик мой.
Инспектор Дейли был облачен в безупречно накрахмаленную и девственно-чистую форму цвета хаки, а все кожаные ремни и ремешки сияли от полировки.
Добрый день, мистер Флетчер. Я пришел взять у вас показания. Надеюсь, вы уже в норме.
Самочувствие у меня прекрасное, инспектор, ведь если надо взбодриться, нет ничего лучше, чем пулевое ранение в грудь.
Дейли повернулся к пришедшему с ним констеблю и жестом велел придвинуть к кровати стул, а пока усаживался и доставал стенографический блокнот, констебль шепнул мне:
Жалко, что вас ранили, мистер Гарри.
Спасибо, Уолли, но ты бы видел остальных парней.
Уолли здоровенный, крепкий, симпатичный приходился Чабби племянником, и его мать стирала мне белье.
А я их видел, усмехнулся он. Неплохо!
Если готовы, мистер Флетчер, чопорно вмешался Дейли, недовольный нашей с Уолли беседой, можем продолжить.
Валяйте, разрешил я, потому что уже продумал показания до мелочей.
Как любой хороший рассказчик, я говорил правду и ничего, кроме правды, но кое-что опустил. Не стал упоминать трофей, поднятый Джимми Нортом и выброшенный мною в океан близ острова Большой Чайки, и умолчал о месте, где мы вели поиски. Разумеется, Дейли хотел об этом узнать и то и дело возвращался к соответствующим вопросам:
Что они искали?
Понятия не имею. Они старались сохранить это в тайне.
Где все произошло? настаивал он.
За рифом Селедочной кости, к югу от мыса Растафа. То есть в пятидесяти милях от пролома в Артиллерийском рифе.
Сможете указать точное место погружения?
Вряд ли. Разве что плюс-минус несколько миль. Я всего лишь делал, что приказывали.
Дейли разочарованно пожевал шелковистые усы:
Ну хорошо. Говорите, на вас напали без предупреждения? (Я кивнул.) А зачем? Зачем им было вас убивать?
Ну, мы не говорили на эту тему. Не выдалось случая спросить. Я сильно устал, начал слабеть и боялся сболтнуть лишнего, поэтому мне не хотелось продолжать. Когда Гаттри стал палить по мне из своей пушки, мне не показалось, что он настроен на дружескую беседу.
Это вам не шуточки, Флетчер, строго сказал Дейли, а я дотянулся до тумбочки и позвонил в колокольчик.
Сестра, по всей видимости, ждала за дверью.
Мне очень плохо, сестра.
Попрошу вас уйти, инспектор. Словно мать-наседка, она выгнала полисменов из палаты и вернулась поправить мне подушки миниатюрная, миловидная, с огромными черными глазами и тонкой талией, перехваченной тугим поясом, который акцентировал замечательную грудь, усыпанную всевозможными значками и бейджами, а из-под пикантной форменной шапочки выбивались блестящие каштановые локоны.
Ну и как вас зовут? сипло прошептал я.
Мэй.
Сестра Мэй, как вышло, что я вас раньше не видел? спросил я, когда она перегнулась через меня, чтобы подоткнуть одеяло.
Наверное, не в ту сторону смотрели, мистер Гарри.
Что ж Теперь смотрю куда надо.
Бюст ее, затянутый в белоснежную форменную блузку, оказался в нескольких дюймах от моего носа. Но она тут же выпрямилась.
Говорят, что вы не человек, а сам дьявол. Вижу, что не врут. Но это было сказано с улыбкой. Теперь спите. Вам надо восстанавливать силы.
Угу. Вот окрепну, тогда и поговорим, кивнул я, а она громко рассмеялась.
Следующие три дня у меня было предостаточно времени на размышления, так как посетителей ко мне не пускали, пока не завершится официальное расследование. Дейли поставил у дверей палаты констебля, и я уже не сомневался, что обвиняюсь в убийстве самом окаянном[3].
Палата была прохладная, просторная, с хорошим видом на лужайку, окаймленную высокими темно-зелеными баньянами, за которыми возвышались массивные каменные стены форта с выглядывающей из бойницы древней пушкой. Кормили неплохо, давали много фруктов и рыбы, а с сестрой Мэй мы сделались добрыми если не закадычными друзьями. Она даже пронесла в палату бутылку «Чивас Ригал», которую мы прятали в подкладном судне. От Мэй я узнал, что весь остров сгорает от любопытства из-за «груза», принесенного «Танцующей» в Гранд-Харбор, и еще она рассказала, что на второй день Мейтерсона и Гаттри похоронили на старом кладбище, поскольку в здешних широтах трупы сохраняются хуже, чем хотелось бы.
За эти три дня я решил, что сверток, выброшенный мною у острова Большой Чайки, там и останется, ведь отныне за мной следит множество глаз, и положение у меня крайне невыгодное, поскольку неизвестно, чьи это глаза и кем организована слежка. Так что постараюсь не отсвечивать, пока не пойму, откуда прилетит следующая пуля. Эта игра была мне не по душе. Меня могут запросто удалить из-за стола, а я предпочел бы сам решать, что и как мне делать.
Еще я много думал про Джимми Норта и всякий раз, нырнув в глубины неуместной скорби, пытался объяснить себе, что он был чужой человек, что он ничего для меня не значил, но получалось неважно. Имеется у меня одна вредоносная слабость: чересчур быстро привязываюсь к людям. Стараюсь шагать по жизни в одиночку, избегая эмоциональных уз, и за годы практики добился в этом определенных успехов. Мало кому теперь удается пробить мою броню, но Джимми Норт поразил меня в самое сердце.
На третий день я заметно окреп: уже мог сесть без посторонней помощи, испытывая при этом терпимую боль.
Официальное дознание провели у меня в палате. На закрытом заседании присутствовали только главы законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти острова Сент-Мэри.
Председательствовал сам президент Бидль, по обыкновению совершенно черный, если не считать накрахмаленной белой сорочки и ореола белоснежной шерсти вокруг лысой макушки. Ассистировал ему судья Харкнесс, высокий, тощий и загорелый до темно-коричневого цвета, а инспектор Дейли представлял власть исполнительную.
Первым делом президент осведомился, удобно ли мне и хорошо ли я себя чувствую ведь я был одним из его «детей».
Главное, не переутомляйтесь, мистер Гарри. И если что-то понадобится, просто попросите, ясно? Мы здесь лишь для того, чтобы ознакомиться с вашим взглядом на события. Уверяю, для волнения нет причин. К вам нет никаких претензий.
Инспектор Дейли тем временем страдальчески выслушивал, как его заключенного провозглашают невиновным еще до суда.
Я повторил свой рассказ, а когда умолкал, чтобы отдышаться, президент отпускал любезные или восхищенные ремарки. Наконец я договорил, и он удивленно покачал головой:
Что тут скажешь, мистер Гарри, на свете не так много людей, имеющих силу и мужество сделать то, что вы сделали с этими бандитами. Джентльмены, вы согласны?
Судья Харкнесс выразил сердечное согласие, но инспектор Дейли промолчал.
Да-да, они были бандиты, продолжил президент. Мы отправили их отпечатки в Лондон, а сегодня выяснилось, что эти люди явились сюда под фальшивыми именами и на каждого из них имеется досье в Скотленд-Ярде. Бандиты, что один, что другой. Президент взглянул на судью Харкнесса. У вас есть вопросы, судья?
По-моему, нет, господин президент.
Отлично, кивнул с довольным видом Бидль. А у вас, инспектор?
Дейли достал машинописный листок.
Мистер Флетчер все еще очень болен, инспектор, сказал президент, не пытаясь скрыть недовольства. Надеюсь, что вопросы у вас действительно важные. Дейли замешкался, и Бидль бесцеремонно продолжил: Вот и хорошо. Значит, мы пришли к согласию. Вердикт таков: смерть от несчастного случая. Мистер Флетчер защищал свою жизнь. Я снимаю с него любые обвинения и освобождаю от уголовного преследования. Он повернулся к стенографисту в углу. Записал? Теперь напечатай на машинке и принеси мне в кабинет копию на подпись. Встал и приблизился к кровати. Вы, главное, поправляйтесь скорее, мистер Гарри. А как только поправитесь, жду на ужин в резиденции. Секретарь пришлет вам официальное приглашение. Хочу снова послушать ваш рассказ.
В следующий раз, когда я предстану перед судом а я непременно перед ним предстану, надеюсь на такой же почет и уважение. Теперь, когда меня официально провозгласили невиновным, в палату стали пускать посетителей.
Чабби с женой явились вместе, в стандартном выходном обмундировании. Миссис Чабби принесла первоклассный банановый пирог собственного изготовления, зная мою слабость к ее банановым пирогам.
Чабби разрывался между радостью от того, что я выжил, и возмущением от того, что я сотворил с «Танцующей». Глянув на меня страшными глазами, он принялся облегчать душу:
Палубу ни в жизнь не отчистим, дружище. Все в доски впиталось. Твой чертов автомат от переборки живого места не оставил! Мы с Анджело уже три дня корячимся, и еще несколько дней надо, и это как минимум!
Прости, Чабби. В следующий раз, когда надумаю кого-нибудь застрелить, сперва попрошу его встать у релинга.
Я знал, что, когда Чабби закончит ремонт, катер будет как новенький.
Ну а когда тебя выписывают? По проливу, Гарри, много хорошей рыбы идет.
Скоро, Чабби. Через неделю, не позже.
Чабби фыркнул:
Ты в курсе, что Фред Кокер дал телеграмму всем, кто планировал фрахтовать нас в этом сезоне? Сказал, что ты тяжело ранен, и вверил их мистеру Коулмену.
Тут я вышел из себя и крикнул:
Скажи Фреду Кокеру, чтоб тащил сюда свой черный зад, и чем быстрее, тем лучше!
У Дика Коулмена контракт с гостиницей «Хилтон». Ему проспонсировали покупку двух катеров для охоты на крупную рыбу, а Коулмен выписал из-за границы парочку шкиперов, ни один из которых не мог похвастать завидной добычей: они попросту не чувствовали тонкостей нашего ремесла. Фрахтовками Коулмен разживался с трудом, и я предполагал, что Фред Кокер получил за моих клиентов щедрую компенсацию.
Он явился следующим утром.
Мистер Гарри, доктор Макнаб сказал, что в этом сезоне тебе не рыбачить. Не мог же я подвести людей, а то прилетели бы за шесть тысяч миль и узнали, что ты на больничной койке. Никак нельзя. Мне надо думать о репутации.
Мистер Кокер, от твоей репутации разит сильнее, чем от покойников, которых ты складываешь в подсобке турагентства, сказал я, и он пресно улыбнулся мне из-за очков с золотой оправой.
Но, конечно же, он был прав: не скоро еще я смогу повести «Танцующую» в погоню за товарным марлином.
Ты только не волнуйся, мистер Гарри, продолжал Кокер. Как только поправишься, я устрою тебе сразу несколько доходных фрахтовок.
Речь шла о ночных заплывах, с которых Кокер иной раз имел аж по семьсот пятьдесят долларов комиссии. Такая работа была мне по плечу даже в нынешнем плачевном состоянии, ведь от меня требовалось лишь сгонять «Танцующую» туда-обратно конечно, если заплыв проходил без неприятностей.
Забудь, мистер Кокер. Я же говорил, что отныне занимаюсь только рыбалкой.
Он кивнул, улыбнулся и продолжил так, словно не слышал моих слов:
Поступают настоятельные просьбы от одного из твоих старых клиентов.
Тело или ящик? осведомился я.
Тело это нелегальный ввоз или вывоз человеческих существ: беглых политиков с бандой головорезов на хвосте или амбициозных деятелей, стремящихся опрокинуть действующий режим. В ящиках обычно содержатся приспособления для убийства, ввозимые на Африканский континент. В старые добрые времена такой бизнес называли контрабандой оружия.
Чемодан, помотал головой Кокер.
Это из детской считалки:
В нашем контексте речь идет о масштабном и высокоорганизованном браконьерстве, методичном истреблении африканского слона в охотничьих заповедниках и племенных землях Восточной Африки. Ненасытный азиатский рынок дает за слоновую кость хорошую цену, а чтобы забрать дорогостоящий груз из эстуария и доставить его по опасным прибрежным водам в Мозамбикский пролив, к ожидающему каботажному судну, требуется хороший капитан с быстрым катером.
Мистер Кокер, устало произнес я, могу с уверенностью сказать, что мать твоя не знала имени твоего отца.
Его звали Эдвард, мистер Гарри, осмотрительно улыбнулся он. Я сообщил клиенту, что стоимость доставки возросла. Из-за инфляции и цен на дизельное топливо.
Сколько дают?
Семь тысяч долларов за ходку.
Звучит неплохо, но Кокер отгрызет свои пятнадцать процентов, а инспектора Дейли придется подмазать такой же суммой, чтобы он какое-то время видел и слышал хуже обычного. К тому же за ночной заплыв Чабби и Анджело всегда получают по пять сотен в качестве надбавки за риск.
Забудь, мистер Кокер, неубедительно сказал я. Просто устрой мне пару рыбацких фрахтовок.
Но он знал, что мне не устоять.
Устрою, как только здоровье позволит тебе гоняться за рыбой. А тем временем Когда хочешь сделать первую ходку? Через десять дней нормально? Будет сизигийный прилив и правильная луна. Ну что, говорить клиенту?
Говори, сдался я. Через десять дней нормально.
По вынесении положительной резолюции выздоровление мое ускорилось в том числе и потому, что до ранения я был на пике физической формы, и зияющие отверстия в руке и спине стали съеживаться самым волшебным образом.
На шестой день я миновал очередную веху на пути к выздоровлению. Когда сестра Мэй, вооружившись тазиком мыльного раствора и полотенцем для лица, омывала меня перед отходом ко сну, организм мой продемонстрировал столь монументальное доказательство доброго здравия, что даже я, неплохо знакомый с этим феноменом, был весьма впечатлен, а сестра Мэй так переполнилась эмоциями, что голос ее сменился хриплым шепотом:
Господи! Как посмотрю, мистер Гарри, вы уже окрепли.