Молодежь с трудом удерживалась от хохота. Семен же был зверски серьезен, ни один мускул не дрожал на его лице. Выступай он на сцене, запросто бы сумел отправить обратно к маме всех этих новомодных стендаперов с ТНТ.
Кстати, девушки, вам я разрешаю по естественным физиологическим причинам пропускать пять пар в семестре. Те, кто не воспользуется этим священным правом, будут вызывать у меня подозрение, а я не люблю подозревать, когда вполне уверен.
Девчонки восторженно тянули «уууу!», кто-то аплодировал. Семен поднимал руку, призывая к тишине.
Парни, вас мне обрадовать нечем. Ваши естественные причины не посещать физкультуру известны с тех пор, как в пантеон греческих богов затесался некто Бахус. Но у меня поводами для вашей неявки могут быть лишь гибель под колесами самоката и справка от коронавируса. Есть вопросы?
Парни гоготали. Какие тут могут быть вопросы, это же чистой воды шоу!
Далее, я разрешаю вам подделывать справки и иные бумажные документы, подтверждающие, что у вас есть физические нагрузки помимо университета. Допустим, приходит ко мне человек с филькиной грамотой, в которой сказано, что он три раза в неделю посещает секцию карате или вообще чемпион области по метанию гранаты, я сделаю вид, что верю, и отпущу на все четыре стороны.
Тут наверняка кто-нибудь из студентов поднимал руку.
Скажите, а если я на самом деле активно занимаюсь спортом?
Тогда вам сам Бог велел иметь аусвайс. Я ведь это к тому говорю, что многие из вас действительно будут подделывать справки, так что мы, считайте, договорились на берегу. Далее
Студенты шушукались: неужели есть еще что-то?
Я двадцать лет живу без телевизора. Я бы, возможно, с удовольствием смотрел новости на Первом канале, будь я извращенцем, но я, к счастью, здоров. Так что любые поползновения обсуждать на моих занятиях происки НАТО будут безжалостно пресекаться. Все понятно?
Студенты подтверждали, что информация усвоена.
Тогда побежали пару кругов для разминки
В общем, студенты его обожали. Вопреки предложениям Семена забить на физкультуру, молодые люди предпочитали ее не пропускать. Во-первых, физрук не лютовал не заставлял отжиматься до потери сознания, не загонял на канаты и не предлагал насиловать козла. Он играл со студентами в волейбол и баскетбол, устраивал какие-то веселые старты наподобие школьных и вообще вел себя так, будто учебная программа была написана не для него. Во-вторых, на своих парах Семен Гармаш продолжал отжигать, как и на первом занятии.
Энергичнее дрыгайте булками, дочери порока! подгонял он прыгающих со скакалками девчонок. Парни, конечно, любят, когда есть во что вцепиться, но ваши попы не должны быть рыхлыми шматами теста!
Девчонки ржали и прыгали усерднее.
А вы, потомки Венички Ерофеева, обращался он к пацанам, долго еще будете шары в штанах перекатывать? Кто из вас подтянется на перекладине хотя бы три раза, к тому обещаю целый месяц обращаться по имени и добавлять «господин». Вперед!
Девушки были влюблены в Гармаша. Внешне он был далеко не Брэд Питт долговязый, худой, со смешными эльфийскими ушами и губами Дональда Дака, но харизмой и обаянием просто укладывал на лопатки. Мужчина покоряет не внешностью, он берет интеллектом и умением преобразовать минусы в плюсы.
Одна из первокурсниц однажды не выдержала. Подошла к Семену по окончании пары вся такая вспотевшая, в соблазнительном полуоткрытом спортивном костюме, пахнущая возбуждением, и пригласила на ужин. Да, вот так запросто, по-мичурински, не дожидаясь милостей от природы. Глаза ее призывно блестели.
Давай-ка отойдем, сказал Сеня.
Он завел девушку за борт хоккейной коробки.
Послушай меня, красавица эмм, как там тебя?
Лера. Студентка сразу сникла.
Лера-Валера В общем, так, запомни сама и передай всем, кто захочет повторить твой подвиг: я злой и страшный серый волк и в поросятах знаю толк. Понятно?
Лера смущалась и хлопала ресницами. Ни черта она не понимала.
Короче, я сексуальный маньяк
Девушку как ветром сдуло.
Разумеется, новость о наклонностях физрука в тот же день облетела весь первый курс. Сеня был вызван на ковер к декану.
Что ты там опять отчебучил, клоун? с усмешкой поинтересовался кандидат социологических наук Анатолий Панкратов, тяжеловесный, маститый, увешанный регалиями, но добродушный, как Винни-Пух. Опять Чикатило включил?
Я уже не знаю, кого включать, Анатоль Палыч.
Зануду не пробовал? Какую-нибудь вредную жопу с ручкой? Устрой им ад на занятиях, они быстро о своем либидо забудут.
Увы, «виновато» шмыгал носом Сеня, не могу быть добрым-злым, добрый я ужасно.
Иди уже! смеялся Панкратов. Доиграешься когда-нибудь, харассмент впаяют.
Скорее антихарассмент
В тот день, когда Паша Феклистов выгуливал мопса Кузю, подбирая варианты его устройства, Семену позвонила Людмила Ставицкая, она же просто Милка.
Ты в субботу едешь?
Конечно, а как иначе. Нельзя нарушать традицию.
Так-то верно, вздохнула Милка. Голос у нее был какой-то невеселый.
Есть сомнения?
Не нравится мне Паша в последнее время. Замкнутый стал, молчаливый, ласкового слова не дождешься.
Он всегда был таким, ничего нового. Меня больше Василий беспокоит.
А с ним что?
Два месяца в завязке, компаний избегает, кефир пьет. Такой противный стал.
Он может не поехать?
Поехать-то поедет, но ведь всю душу вынет. Представляешь, как в пьющей компании терпеть одного зашитого? Хотя нет, он не зашивался, он типа силу воли испытывает, а это еще хуже.
Ладно, посмотрим. Лизка-то у тебя что? Концерт закатит?
Спрашиваешь! Но я ведь люблю экспрессивную музыку. Дети уедут к моим старикам, пусть орет сколько влезет.
Какая прелесть. Не жизнь, а именины сердца. Ладно, на созвоне.
Закончив разговор, Семен вскипятил чайник, заварил лапшу. До следующей пары оставалось еще два часа, можно было предаться чревоугодию и почитать книгу. Сегодня он захватил на работу «Заблудившийся автобус» Джона Стейнбека. Начало вроде ничего.
3. Алкаш
Вася Болотов действительно не зашивался и не кодировался. Во-первых, он сомневался в эффективности подобных методов, а во-вторых, было в них что-то ущербное: дескать, ты чертов слабак, не можешь разобраться со своими проблемами самостоятельно. А он мог. И он докажет это!
Первая неделя далась ему нелегко. Он бродил по городу и не понимал, почему не может купить хотя бы бутылку пива. Он дал себе слово, что не будет покупать, но искренне не въезжал, чего ради себя мучает. Ведь это был его обычный ритуал во время прогулок взять пиваса, пару хот-догов и присесть где-нибудь в тени под березками. В такие моменты жизнь не казалась ему чередой непреодолимых препятствий, она манила новыми возможностями. Правда, заканчивалось это глубокой алкогольной комой, потому что бутылка пива никогда не приходила одна за ней выстраивались шеренгой шкалики водки и полторашки разливного шампанского из круглосуточного магазина. Вася никогда не умел останавливаться и в минуты просветления завидовал тем, кто мог спокойно замахнуть за ужином стопочку, не ощущая потребности в продолжении банкета.
На второй неделе он обнаружил в себе развитие способностей к риторике: его потянуло на философские рассуждения и далеко идущие выводы. В принципе, Вася всегда был не чужд пустопорожней болтовне, но теперь по трезвости вдруг начинал к месту и не к месту анализировать вслух какие-нибудь тенденции развития межнациональных отношений или проблемы современного образования. Отец слушал его молча, понимая, что это всего лишь неприятные стороны воздержания. Уж лучше пусть сынуля треплет языком о вещах, в которых ни черта не смыслит, чем обзывает отца «пидорасом» и «пятой колонной».
Вот взять, допустим, единый госэкзамен, говорил Вася, размахивая вилкой. Что за блажь? В чью светлую голову пришла мысль, что нашим детям подойдет западная модель образования? Это ведь не способ определения уровня знаний, это проверка способности к зубрежке и запоминанию. Выходя из аудитории, выпускники уже ничего не помнят! Что это, если не профанация?
«Твою дивизию», думал отец, а вслух говорил:
Тебе макарон еще подложить? Там в кастрюле осталось немного, не в холодильник же убирать.
Вася раздражался мол, я тебе о высоком, а ты мне макароны суешь, но сорваться себе не позволял (отчего опять же страдал).
Василий и Алексей Петрович Болотовы жили вдвоем. Мать и жена умерла несколько лет назад от инфаркта. В последние годы она, пожалуй, единственная вставляла сыну пистонов за безудержное пьянство. На том и сломалась. Вася после развода вернулся к родителям, занял свою прежнюю комнату, обустроил в ней рабочий кабинет, но отчего-то не душевный подъем испытал, разделавшись с ненавистным браком, а впал в тоску. Он пил, пока были деньги до последнего рубля, ненадолго выныривал на поверхность, чтобы продать пару статей местным телеграм-каналам, а затем снова залегал на дно синей ямы. Мама пыталась встряхнуть его, давила на совесть, напоминала, что внучку неделями не видит из-за него, молилась всем богам, которых помнила со школьного курса литературы, горевала и плакала, сидя ночами на кухне. Все было тщетно. В одно прекрасное солнечное утро она не проснулась. Сдалась и отправилась туда, где было намного спокойнее.
Отец к сыну относился проще. После смерти Натальи Антоновны они тесно не общались. Вася торчал у себя в кабинете, Алексей Петрович облюбовал спальню, где у него был свой маленький телевизор и небольшая книжная полка. На сыновние загулы он почти не обращал внимания, зная, что никакими уговорами делу не поможешь. Алкоголик сам прекрасно понимает, кто он и что, укоры окружающих его лишь раздражают. Так что лучше ничего не трогать.
На исходе месяца трезвости Вася чуть не взял штурмом ночной магазин. Пришел за сигаретами, задержался у холодильника с фаст-фудом, приглядывая себе сэндвич посвежее, и вдруг впился глазами в алкогольный прилавок. «Вот они, мои хорошие, мои сладкие. Соскучились, поди? А чего тогда прячетесь? Выйдите и поздоровайтесь, мол, челом бьем, Василий Алексеевич, как здоровьице ваше? Чой-то давно не заглядывали»
Чистый Шукшин, разговаривающий с березами!
Дайте вон ту, попросил он продавщицу.
Какую?
Вот эту или нет, вон ту, побольше Дайте!
Кажется, в тот момент он соскочил с привязи, но при этом всё осознавал. Он не мог остановиться и оттого приходил в ужас.
Так какую тебе? торопила продавщица.
Да любую, бля!
На его крик обернулись посетители ночника двое парней и девушка, попивавшие пиво у колченогого столика.
Алкоголь только за наличные, сказала продавщица.
Как?! Что?! У меня нет! Возьмите карту!
Засунь ее себе
Она не закончила фразу Вася кинулся через прилавок с вытянутыми вперед руками. Он хотел вцепиться девушке в горло.
Иди сюда, толстая жопа! Карты она не принимает!
Не известно, чем бы закончился этот инцидент, кабы не парни из-за столика. Они живо подскочили к дебоширу, подхватили его за локти и вышвырнули на улицу.
Еще раз здесь появишься, кричала вслед продавщица, я тебя ментам скормлю!
Сидя на бордюре и потирая ушибленное колено, Вася поражался, до какой же ручки он дошел. Ведь даже будучи пьяным он никогда не позволял себе ничего подобного.
Впрочем, постепенно он привыкал к своему новому статусу и даже находил в нем положительные моменты. Денег стало больше, сон стабилизировался, желудок перестал ныть по утрам, в зеркале отражался довольно приятный мужчина средних лет, а не опухшее красномордое чудище. Правда, и без неприятных открытий не обошлось: статьи, что он еженедельно сдавал заказчикам, и материалы в его авторском блоге становились все хуже и хуже. Пропал кураж, остроумие стачивалось, как коньки на асфальте, рассуждения и выводы теряли изящество и порой уходили в такие дебри, что сам автор не в состоянии был уразуметь, что он имел в виду.
Веришь ли, я стал бояться писать, сказал он Семену, когда они сидели в столовой недалеко от университетского корпуса. Сеня пил зеленый чай, Вася потягивал безалкогольное пиво. Иной раз полчаса смотрю на монитор и туплю: кому, о чем, зачем? Что я хочу донести до человечества, какие умозаключения нуждаются в выходе, чем я могу осчастливить людей? И пусто в голове, понимаешь?
Конечно, кивнул Сеня. На самом деле он ни черта не понимал. Более того, он был серьезно обеспокоен Васькиной манерой изъясняться. Да, тот был интересным блогером-тысячником, пробовал писать художественную прозу, и лексикон его, соответственно, значительно отличался от общепринятого, но сейчас Вася совсем уж скатывался к риторике магистра Йоды.
«Воистину удивителен ребенка разум», пробормотал Семен.
Чего?
Так, ничего Слуш, а ты не пробовал попивать потихоньку, пока пишешь? Ну, допустим, хлопнул стаканчик, накатал пост и отдыхай.
Вася замотал головой.
Теоретически это возможно, но такой пост обойдется мне в неделю запоя. Это будет фиаско, братан. Я так больше не хочу.
Думаешь, кидаться на людей лучше?
Васька пожал плечами. Вопрос далеко не праздный. По всему выходило, что добродетель требовала серьезных жертв: либо ты бухой и эффективный, либо трезвый и бесполезный. Говеный расклад.
Какая гадость это ваше безалкогольное пиво! Как мочу пьешь, ей-богу!
Ты знаешь вкус мочи?
Они рассмеялись.
Слушай, Сень, первая суббота октября на какое число приходится?
На восьмое. Память ты еще не пропил.
Хорош подкалывать. Мы собираемся или что?
Насколько я знаю, никто ничего не отменял. Ты, надеюсь, едешь?
Вася вздохнул. Он не мог сойти с дистанции, тем более перед самым финишем, но не нарушит ли он сыгранный ансамбль своим нынешним состоянием? Не внесет ли разлад в гармоничное звучание квартета?
Кто у нас остался? Пашка?
Угу. Последний бой, он трудный самый. Чую, готовит знатную подлянку.
Вася глотнул пива, сморщился.
Конечно, я поеду. Только не обессудьте, если что.
4. Рассвет
Кто первым предложил проводить ежегодное «осеннее родео», сейчас уже и не вспомнить. Кто-то обронил словечко, другой прицепил к нему еще одно, затем третье и так вместе размотали.
Это было три года назад, в конце сентября. Сидели они в ночном клубе, пили, танцевали, потом снова пили, потом блевали в туалете (точнее, блевал только Вася), разговаривали за жизнь. Нет лучшего места для подобных разговоров, чем пропитанное дымом, перегаром и человеческим потом, пронзаемое лучами прожекторов и раздираемое техно-ритмами помещение клуба «OZZ».
Сто лет не была в клубе! орала Милка в ухо Семену. Как-то в молодости заглянула хватило надолго.
В молодости? А сейчас тебе сколько?
Да иди ты! Сколько вам, столько и мне. Одну школу заканчивали, дурень!
Господи, какая же ты старая!
Милка хохотала, стучала кулачками по его плечу. Она выглядела счастливой в ту ночь.
А что у тебя там произошло? спросил Семен, с беспокойством поглядывая на Пашу. Тот, кажется, решил «штурмовать Сиваш», не считаясь с потерями, заказал себе еще водки. Сеня догадывался, в чем причина: Паша был неравнодушен к Милке, причем еще со школьной скамьи. У мужчин так бывает: ты можешь быть трижды женатым бабником, но глубоко в сердце годами и даже десятилетиями будешь хранить лишь один священный образ.
А Милка что? Да ничего. Милка липла к Семену. Вот такая, понимаешь, эпидерсия.
У меня первый секс был в таком клубе, доложила девушка.
Да ну!
Ага! Такая, блин, шняга получилась, до сих пор смешно.