Он написал:
«ВЫ ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ, И ВАС ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО СЛУШАТЬ».
Это была истинная правда (а Сеня не хотел писать неправду лишь из-за стремления сделать человеку приятно).
Второе письмо, что называется, бомбануло. Реакция на него была уже предсказуемой заинтригованная Иринушка стреляла глазами по классу, пытаясь отыскать тайного доброжелателя (Семен при этом прикидывался чайником, болтая с Пашкой), а на следующем уроке через три дня перед учениками предстала уже не мышка в сером костюме, а миловидная девушка в джинсовой юбке до колена и модной синей блузке, с распущенными волосами и макияжем словом, она сделала все, на что были способны женщины во второй половине восьмидесятых с их тотальным дефицитом и неистребимой безвкусицей предлагаемых магазинами товаров. Класс не то чтобы оторопел, но притих. Девчонки перешептывались, пацаны ухмылялись в несуществующие усы. Урок прошел в необычной рабочей атмосфере.
Дальше Сеня уже не мог остановиться. Он подкидывал ей письма стабильно раз в неделю. Тематика была разной: от комплиментов ее внешности, а Иринушка и правда хорошела день ото дня, до замечаний и вопросов по предмету. Особое удовольствие (или сожаление? Сеня не разобрался) доставляло то, что она не могла ему ответить и даже не знала, кому отвечать. Она просто реагировала, понимая, что таинственный доброжелатель находится именно в этом классе и наблюдает за ней. Она старалась соответствовать ожиданиям и не разочаровывать поклонника, и ее усердие выглядело так мило, что Сеня порой чуть не плакал. Возможно, самой Ирине интрига тоже нравилась, он не мог об этом судить, но молодая женщина, обреченная всю жизнь иметь дело с обормотами-подростками, которым плевать на географию, явно расцветала.
Последнее письмо было откровеннее остальных.
«ВЫ ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ, УМНАЯ И ИНТЕРЕСНАЯ ЖЕНЩИНА! ВЫ ПРЕКРАСНАЯ! ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ СТАРШЕ, НАВЕРНО, Я БЫ ХОТЕЛ НА ВАС ЖЕНИТЬСЯ. МОЖЕТ, ВЫ МЕНЯ ПОДОЖДЕТЕ?»
Сеня дрожал, ожидая реакции. Он не знал, есть ли у Иринушки мужчина (у такой «страшилки», каковой ее все считают? ну а вдруг?). И еще он понимал, что независимо от наличия или отсутствия личной жизни девушка предпримет попытку его раскрыть. Если до сих пор особой нужды в этом не было, то теперь им двоим следовало объясниться.
В начале урока она вышла к доске и молча подняла руку. В тот день она выглядела ослепительно. Метаморфозу, которую двадцатитрехлетняя Ирина Григорьевна претерпела за какие-то два месяца, можно было сравнить с головокружительным преображением мымры Калугиной из «Служебного романа». Класс затих. Сеня восхищался Ириной.
Ребята, послушайте меня, я хочу сказать кое-что не по теме урока.
Сеня обильно покраснел, готовый провалиться под парту. Сердце стучало в ушах как тамбурин. Он надеялся, что никто ничего не заметит, но от Пашки не скроешься.
Сэм, ты чего?
А? Что?
Съел что-нибудь?
Сеня покачал головой. Он не смотрел на Ирину, но ощущал пульсирующим виском, что ОНА СМОТРИТ НА НЕГО. Все-таки раскрыла? Или ему мерещится?
Ребята, я хочу сказать вот что. Ирина смущалась, но была настроена решительно. Я хочу сказать спасибо одному очень хорошему человеку. Надеюсь, он сейчас меня слышит. Я хочу сказать, что благодаря ему
Иринушка сбилась. Сеня упрямо смотрел в парту, но слышал, как она тушуется.
благодаря ему я с радостью прихожу на работу. Вот. И думаю, что и вам на моих уроках стало интереснее. Я не знаю, права ли я
Да! крикнул с задней парты неугомонный говнюк Парамонов. Впрочем, сейчас он не юродствовал.
Девчонки к нему присоединились.
Да, Ирина Григорьевна!
Это правда!
Семен наконец поднял глаза. Иринушка теребила свой элегантный голубой платок, укрывавший плечи, и переминалась с ноги на ногу. Боже, как она волновалась! Но, наверно, это было такое волнение, от которого бабочки внизу живота и все такое
Спасибо, что и вы поддерживаете, ребята. Для меня это очень важно. Я постараюсь, чтобы вам было интересно. И еще раз спасибо тебе, хороший человек, кто бы ты ни был
И тут произошло невероятное. Класс начал аплодировать. Кто-то даже заулюлюкал. Семен не верил своим глазам и ушам.
Охренеть, сказал Пашка. Такое бывает?
Да, тихо ответил Сеня.
А я думал, только в кино.
Иринушка позволила классу выразить свои чувства, немало при этом смущаясь и краснея, потом подняла руки.
Спасибо, ребята. Давайте начнем урок, если вы не против.
Неее!
Давайте!
Началась обычная рабочая суета. Иринушка вернулась к своему столу, раскрыла учебник. На этом уроке она уже не сверлила взглядом аудиторию, как обычно. Кажется, сегодня она поставила точку.
«Пронесло», подумал Семен с облегчением
Нет, с сожалением.
Выслушав эту историю, ребята не проронили ни слова. Ну, почти. Лишь Милка, смахнув слезинку, сказала:
Боже
Они сидели в баре на пешеходной Кировке. Опускался вечер, за окном зажигались фонари и гирлянды. Семен восседал в углу дивана, задумчиво поглаживая пустой бокал. Паша смотрел в большое панорамное окно. Васька, опустив локти на стол, теребил губы.
Молчание длилось с минуту, не меньше.
А я ведь помню эту историю, сказал наконец Павел. Ирина такую интригу подвесила, мы целую неделю шушукались, и никто ни черта не понял. Потом она такой дерзкой красоткой стала, когда мы уходили из школы. На выпускном рок-н-ролл выплясывала, кажется. Да?
Семен с улыбкой кивнул.
Значит, это всё ты. Пашка откинулся на спинку дивана и шумно выдохнул. Он был искренне поражен. Да, ребята, сердце мужчины тоже океан, полный тайн.
Точно, согласился Вася. Без трусов бегаем, а что в самой глубине души
Тьфу, блин, тебе больше вспомнить нечего! фыркнула Милка. Вероятно, она уже не раз пожалела, что устроила выступление на нудистском пляже. Васька от смущения закусил палец.
Обращаясь к Семену, Милка спросила:
Ты так и не обнаружил себя?
Нет.
Почему?
Семен пожал плечами. Ответ был очевиден.
Вы сами в пятнадцать-семнадцать лет на многое ли были способны? Миллион желаний и миллиард комплексов.
Что теперь думаешь делать? спросил Паша.
Я слышал, она все еще работает в нашей школе. Сколько ей сейчас чуть-чуть за пятьдесят, молодая еще, на пенсию рано.
И?
Семен оглядел друзей с хитрым прищуром.
Хочу пойти и объясниться. Знаете, мне приятно думать, что я, наверно, действительно чем-то ей помог, но те дурацкие письма были важны и для меня. Я увидел в ней настоящую красивую и умную женщину, сумел что-то разглядеть, а мне было-то пятнадцать лет всего, голимый пубертат В общем, вы поняли.
Семен поискал глазами официанта.
Чур, мы с тобой! заявила Милка. Сто лет не заходила в школу.
Это даже не обсуждается, согласился Сеня, родео так родео.
Ох, думы мои тяжкие, простонал Вася. Пашка отвесил ему легкий дружеский подзатыльник.
Итак, очередная первая суббота октября. Было пасмурно, недавно прошел дождь. Не очень приветливая погода для романтических встреч спустя годы разлуки.
Школа располагалась в двух шагах от дома родителей Семена. Воспользовавшись случаем, Сеня заглянул к ним, выпил чаю с тортом. Для своего возраста а им было уже за семьдесят старики держались неплохо, хотя Семен заметил в нише буфета в гостиной два больших контейнера с лекарствами. Мать отшутилась, а отец прикрылся газетой. Сеня понял, что подробных рассказов о болячках не дождется, Гармаши никогда не кичились толщиной медицинских карт, как многие пенсионеры. На прощание мама всучила Семену пакет с пирожками с капустой, которые как раз утром напекла. «Ты бы предупредил заранее, что ли, посетовала она, я бы побольше приготовила».
С этими пирожками и большим букетом кроваво-алых роз Семен и появился на крыльце школы, где его ожидали друзья.
А мы уже начали думать, что ты соскочил, сказал Пашка, взглянув на часы.
Ты что, я целый год этого ждал. Просто к своим заглянул, извините.
Ребята выглядели непривычно торжественно. Милка нарядилась в синее обтягивающее платье, поверх которого накинула плащ, Василий облачился в серый деловой костюм, только без галстука. Сеня охнул таким он видел друга редко, лишь в видеороликах с банкетов, куда Васю иногда приглашали. Пашка же остался верен себе, на нем были белая толстовка, джинсы и кожаная косуха.
Ты звонил насчет Иринушки? спросила Милка. Она точно на месте?
Ну, как бы должна быть
Сеня смутился. Он не звонил и не интересовался. Отчасти причиной тому была его давняя привычка не задавать лишних вопросов он даже дорогу не спрашивал у прохожих, если случалось заблудиться, всегда предпочитал искать ее самостоятельно, но на самом деле он просто оставил для себя лазейку: если зайти с улицы без звонка, есть шанс никого не застать. Вряд ли ребята будут настаивать на второй попытке, он с чистой совестью скажет, что сделал все от него зависящее. Просто «лошадь» оказалась более норовистой, чем он ожидал.
Ладно, разберемся, сказал Паша. Айда на штурм.
Они вошли в здание. Это был трехэтажный кирпичный особняк шестидесятых годов в форме буквы «П», недавно претерпевший капитальный ремонт. Снаружи школа выглядела бледновато, а внутри все было шик-блеск: отличный паркет, отделка, жалюзи на окнах, кое-где натяжные потолки. Паша присвистнул.
Кто у них сейчас директор? поинтересовался он. Кто-нибудь из бывших преподов?
В любом случае пробивной малый, сказал Вася. Или малая.
В здании было тихо. Шли уроки. На подходе к лестнице ребят остановил охранник седовласый пухлый мужичок в коричневой форменной одежде. «В школах вообще другие бывают? задумался Сеня. Помоложе, например, и покрепче». Впрочем, мысль эта посетила его мимоходом. На самом деле ему было не до охраны, он волновался в ожидании возможной встречи. Интересно, какая она сейчас, его Иринушка?
Куды? спросил мужичок.
Туды! в тон ему ответил Паша, указывая большим пальцем наверх. Мы учились здесь, идем в кабинет географии, у нас важная встреча. Видите, даже цветы несем.
С кем встреча?
Как думаете, спросила Милка, обворожительно улыбаясь, с кем можно встречаться в кабинете географии?
Мужичок почесал щеку.
Я полагаю, с учителем географии.
Точно!
Васька тем временем отвлекся. Его взгляд блуждал по стене коридора, на которой в два ряда висели портреты отличников. Когда-то и он мечтал здесь висеть, но не сложилось. Троечник он и есть троечник, и это даже не школьный титул, это карма. Он и по сей день жил как троечник ни вверх, ни вниз
Так что, мы пройдем? поторопил охранника Пашка.
Да мне не жалко, ответил тот, но там нет никого.
Разве? Пашка подошел к той же стене, где висели портреты, ткнул пальцем в большой щит с расписанием уроков. Вот же, суббота, четырнадцать ноль-ноль.
Мужик махнул рукой.
Устарело, скоро перепишут. Вам кого конкретно надо-то? Может, я подскажу.
Тут подал голос Семен, держащий в руках нелепый розовый букет и еще более нелепый пакет с пирожками, который источал невероятно вкусные запахи.
Нам бы Афанасьеву Ирину Григорьевну. Она еще работает здесь? Вы вообще ее знаете? Может, у нее сейчас другая фамилия
Мужичок отреагировал странно: он снова почесал щеку, зачем-то посмотрел на расписание, вздохнул.
Знать-то знаю точнее, знал.
В смысле? не поняли ребята.
Охранник вернулся к своему столу, на котором стояли кружка с парящим кофе и приготовленная к заварке китайская лапша. Кажется, мужичок потерял к посетителям интерес.
Что не так? взволнованно спросил Сеня.
Умерла она, ребятки. От короны, язвити ей в душу. Месяц назад, в конце августа, кажется. Прощались тут во дворе, вся школа провожала. Хорошая была женщина
Семен безвольно опустил руки. Розы уткнулись в пол, печальные и уже никому не нужные.
Первой к нему подошла Милка. Положила руку на плечо, потом склонила и голову.
Сенечка, мне очень жаль.
Паша подошел с другой стороны, забрал у Семена пакет с пирожками, похлопал по спине, но ничего не сказал.
Вася же просто раскрыл рот.
Охранник смотрел на них с неподдельным сочувствием.
Любили ее, ребят?
Один из нас точно, ответил Паша. Где ее похоронили, не знаете?
Знаю, я был на кладбище. На Преображенском она, по шоссе на Кременкуль. Сейчас нарисую.
Мужичок открыл ящик стола, вынул лист бумаги и ручку. К нему подошел Вася. Охранник принялся рисовать и объяснять.
Семен стоял с поникшим букетом роз, глядя на лестницу. Лицо не выражало ничего, было абсолютно каменным и белым, как простыня. Его «лошадь» оказалась не просто слишком норовистой, она с насмешливым ржанием ускакала далеко в чистое поле, размахивая хвостом.
Ладно, пойдем, тихо сказал ему Паша, когда листок с нарисованной схемой был у Васьки на руках. Пойдем на воздух, старик.
Сеня позволил себя увести, но двигался как зомби.
Они долго стояли на крыльце. Прозвенел звонок с урока, из школы высыпала детвора. Семен молча смотрел куда-то вдаль. Никто его не тревожил, хотя каждому хотелось что-то сделать, как-то проявить участие.
Выпить бы сейчас, наконец произнес Сеня. Только не в кабаке. У меня тут пирожки вот с капустой мама испекла
Милка крепко обняла его и долго не отпускала. Паша нервно закурил. Васька отвернулся и зашмыгал носом.
На могилку к ней, наверно, съездим в понедельник, предложила Милка. А сейчас поехали ко мне. Я, правда, работаю завтра с девяти, но ключи вам оставлю, если что.
Друзья побрели к Пашкиному «шеви», припаркованному за воротами.
На кладбище они побывали гораздо позже, чем планировали.
9. Подшива
В тот вечер, когда Павел Феклистов выгуливал своего мопса, не зная, куда его пристроить на время поездки, а Сеня и Милка обсуждали по телефону опасность трезвости, тридцатидвухлетний Владимир Подшивалов, он же Подшива, растолковывал приятелю свой план по возврату «сокровищ Агры». Приятеля звали Георгий Волобуев, или просто Жорик. В отличие от худощавого и юркого Подшивы, он был толст, неуклюж и постоянно потел. Но это еще полбеды. Он страшно тупил. Вся его жизненная сила ушла в ляжки, задницу и бока, не добравшись до мозга.
Ты уверен, что найдешь их там, где бросил? спрашивал Жорик, откусывая кусок от кральки копченой колбасы. Он никогда не утруждал себя приготовлением нормальных бутербродов, жрал как собака.
Во-первых, я их не бросил, нервничал Подшива, закуривая двадцатую сигарету. Я их спрятал, и спрятал там, где никто не найдет. Там людей-то нет давно.
Но за тобой же шли.
Шли конкретно за мной, а не просто так гуляли. Можно спокойно вернуться и забрать.
Ладно, убедил.
Они сидели на кухне в квартире Жорика, маленьком помещении два на три метра с убогой газовой плитой на две конфорки, хромым на все ножки столом и шкафчиком для утвари на стене. Подшиве все это не нравилось: здесь пахло прогорклым жиром, мусорным ведром, стоящим под раковиной, и еще какой-то непонятной гадостью. Так иногда пахнет, например, жареная рыба у соседей, когда ты поднимаешься к себе домой, вроде вкусно и съедобно, а почему-то воротит.
Впрочем, выбора у Подшивы не было, его третьи сутки искали по всему городу, причем искали не менты, а кое-кто похуже. Когда тебя обложили со всех сторон, как зайца, ты будешь рад не только этой берлоге в старой хрущобе на окраине ЧМЗ, но и под мостом заныкаешься с превеликим удовольствием.
От меня что нужно? спросил Жорик, разливая остатки водки. Нормальной посуды у него тоже не было, приходилось пить из чашек с отбитыми краями.
Отлежусь у тебя пару дней, в субботу вечером пойдем.
Пойдем?
Да. Ты можешь присоединиться. Может, Серого еще прихватим на всякий случай, мало ли что. Там, бывает, бродячие собаки бегают целыми стаями, людоеды настоящие. Втроем отобьемся.