Познакомился с какой-то высокой девочкой из класса ниже. В первый раз пошёл в женской компании на День города. Выступление дешманского ансамбля, все пьяные, задиристые, средь бела дня словить в пятак да запросто. Но я был с девушкой, а это святое, таких не тронут даже самые отбитые отморозки. Я взвалил её на плечи, поднимал на минутку. У неё было всегда удивлённое лицо и она постоянно слушала тот же самый поморскиий ансамбль, по которому я давно сох. Этот клип я случайно увидел в гостях, что имели кабельное. Оказалось, существовали телевизионные каналы мечты, где день и ночь крутили крутую музыку. Эта девочка ходила в музыкалку, как и я. Когда я гостевал у неё, она мастерски и уверенно играла на пианино Похороны сердец. Я вкусил насыщенное возбуждение. Она музицировала по всему ряду с такими гаммами и переборами, что я смотал удочки оттуда, смертельно боясь остановки сердца от блаженства. Все находили её некрасивой, а я назвал польской царицей в маленьком стихе на обратном листе с аккордами. Я сочинил его спонтанно, как есть. Я наблюдал, как она хорошеет при молчаливом чтении про себя, но она усмиряла упоение. Мне казалось она не любит себя ну или как-то зажата. Мы плотно сидели вечером на мосту над железкой. Он был деревянным и тёплым. Я приобнял её, но больше ничего и не хотелось. Мы смотрели на поезда, а я наблюдал, как эта девочка приземлённа. Я просто сидел с ней и смотрел в поздний вечер, ничего больше не хотелось. Больше я с ней не встречался.
Мать примчалась в школу во время уроков, смертельно повышен белок в моче у меня. Повезли в Саратов, лежал в больнице. Ещё и нефрит в придачу, жить становилось всё ярче, я наблюдал глухие боли в пояснице, но при этом не теряя наблюдения за харкающим кашлем при хронической астме. Мне засовывали в желудок шланг с булавой на конце. Я прыгал на одной ноге по коридору огромной больницы Калинина и сжимал в зубах перетянутый выпускной шланг. Я клал своё отощалое тело на правый бок и махал рукой и ногой вверх и вниз, чтобы желудочный сок бойче наполнял банки. Его было так много, полилось через верх, медсестра услышала мой призыв.
Мало-помалу прокладывались ощущения лишнего, конкурентная среда медленно выплёвывала меня из общей колеи. Кричащая толпа внутри приутихла, как им не слышать. Не прошло и 17 секунд, а я уже лежал и мне вводили в мочеиспускательный канал катетер. Я усердно молился избежать эту процедуру. Острейшая едкая боль в паху, велено было дышать, как собачка. Напротив стояли несколько практиканток из мёда. Отдали распоряжение писить и в этот момент делался рентген. В той же самой поликлинике взяли кровь и выявили, что в ней много желчи, как при гепатите. А они разные были, а доктора гадали и начали с Цэ и так далее и в итоге неожиданно выяснилось, что жёлчный пузырь неправильно работает врождённо. Очередное страшное название болезни отпало. Я стал замечать желтизну в глазах. Белки были обожжены изнутри излишней жёлчью.
Я смотрел патриотический сериальчик, а потом бегом на улицу, где видел то же самое. Все люди оказались лицедеями. Я быстро забыл про это, постепенно утрачивая внимательность и бдительность. Беспорядочная толпа внутри росла, с утратой наблюдения образовался их бесконтрольный рост. Хотелось брать всё самое лучшее от другого и добавлять немного своего.
У меня постоянно менялись друзья-мальчишки. Каждый год-два менялись. Но был один постоянный друг патологический брехун. Он каждый раз изобретал новую историю как он улетит жить в Израиль, как у него есть что-то, чего нет ни у кого. Последней каплей упало в главный праздник нулевых. НГ. Это был единственный день, когда можно набухаться и об этом заранее осведомлены родители. Школьная чудная пора. Этот лжец пообещал, что позовёт меня бухать, а сам не позвал и пошёл втихаря в компанию, где аж были тёлки. Я знал, что он был там, а он не знал, что я об этом знал. И я просто презирал его. Этот парень был и пусть будет. Я больше никоим образом не был затронут этим человеком, меня не волновало встречал я его или никогда больше не встречал. Я просто принял, что он был и не моя забота должен он был остаться или нет.
Специальное удовольствие игры с огнём. Летом первым найти место, где была сварка великое искусство. Или кто-то варил, а я уже пас его. После завершения работ в мокрой грязной куче я раскапывал великое сокровище детства карбид. Я плюнул и зашипело, нагревался. Срочно искать банки, чтобы хорошенечко их нашпиговать и подорвать. Я бережно хранил секрет для приготовления стеклодетонатора. Воды залил, травы сверху забил, отбежал, наблюдаю из укрытия. Зимой же самыми ненаглядными игрушками были петарды. Всегда грезилось, что в эту вот зиму бомбочки будут помощнее. Я купил заветную пачку, так много, все мои. Чёрные цилиндры с черкашём на конце, зажигалась как спичка. Мне хотелось, чтобы каждый взрыв был уникален и не повторялся. Броски в подъезды, в животных, под ноги людям, привязывали к роботикам, а если что-то отваливалось после взрыва такой был экстаз. Я постоянно счищал головки спичек, забивал по уличному рецепту в дырку в асфальте и насаживал сверху дюбель, а потом шарахал сверху кирпичом.
Из-за сладкого постоянно обнаруживался кариес. Я ненавидел кабинет дантиста, так больно было когда сверлили. Ещё ничего не началось, а уже сидел рыдал в кресле и наблюдал за приготовлениями. Меня знали в лицо педиаторы, вечно пропускал школу по болезни, дошло до того, что нагревал градусник на батарее и мне верили, что я болел. Только бы не вставать рано.
Грёзы о том, что когда я вырасту и буду играть девчонкам на гитаре тогда им будет хотеться заниматься со мной любовью.
Я нашёл строительный патрон с порохом внутри, бил по нему отвёрткой, чтобы открыть доступ к порошку и он рванул перед глазами. Я в ужасе трогал глаза, потому что всё помутнело. Патрон раскрылся розочкой и было заметно, что часть разлетелась на мелкие кусочки. Я трогал везде глаза, казалось, маленькие пылинки из металла всё таки пробили зрение в некоторых местах.
Я был холоден к девушкам, но при этом вовсю уже мастурбировал на всё, что под руку попадётся. Достаточно было одного женского лица. Еженедельные газеты с интимным разделом и реклама были единственными источниками. Газетную бумагу я брал с собой в ванную, а на моделей я онанировал, когда был один. Редко были воображаемые одноклассницы и старшеклассницы, потому что лучше, когда видишь прямо перед собой женское лицо и тело. Девушки были такими прекрасными, что жаль было их. Перепачканная толпа внутри меня постепенно нарастала и вязкая грязь наслаивалась на то, что внутри. Мне больше не хотелось ни с кем лобызаться, точнее, хотелось, но со всеми, а не с одной. Я продолжал каждую ночь шептать молитву Махавире, потому что знал, что правильно молиться надо так, чтобы никто не слышал. Чем артисты в телевизоре были отличны от тех, кто на улице. Зачем надо было поступать в какой-то технарь театрального искусства. Как можно было давать оценку человеческому поведению.
Мне сделали осмотр тела и увидели, что врождённо желчь излишне выталкивалась в кровь из маленького пузырька. Билирубин был на высоте всегда. Гепатиты отменили, поставили болезнь Жильбера. Преподаватель музыки не считал меня за ученика. За никого, кто просто моложе его и хочет играть по молодости песни для великолепных русских девиц.
Нужно было сделать как киши и мы основали самую настоящую рок-группу со всеми вытекающими причиндалами: бас-гитара, 2 электрухи и суперредкая ударная установка. Я стал бас-гитаристом. Каждый день мы играли одно и то же, раз за разом одну и ту же песню про будь, как дома путник я ни в чём не откажу Само собой разумеется я тоже хотел быть вокалистом и ударник тоже, я подозревал это. После впечатлений от фильма про ворона с жаждой мести я написал наитупейший поэтический текст песни про судьба его зовёт, ворон чёрный лети вперёд, а сын на небе ждёт, когда отец его придёт. Нам организовали концерт у дк в Совхозе и я в финале представления занял место у микрофона и, дергая толстые струны, исполнил, как надо. Моё лицо было выкрашено другом ударника в бело-чёрные краски. Тёмные губы с удлинёнными уголками. Ремень с заклёпками, джинсы, туфли и чёрная футболка. Я был гигантским вороном. Мы дошли до той планки, что слабали в самом дк Совхоза на ночной дискотеке. Это было крайне рискованно, ибо там всех избивали, особенно с других районов. А тут мы ещё и с гитарами. На выходе завязалась небольшая потасовка, но там был брат знакомой и меня не тронули. Мне передавали через левых людей, что несколько девчонок с Совхоза жаждали бы со мной погулять, но я отмалчивался в ответ. Мне ещё не было восемнадцать и я не мог вообще понять о чём с ними точить лясы. Я дружил с пацанами и абсолютно ни у кого из них не имелось верной подруги, чтобы там вместе и все дела. Я думал единственное желание девушек найти кого-либо, чтобы выйти замуж и произвести на свет детей. Они вообще ничем не интересовались. Они не гоняли футбик с нами, не играли в ножички, не ловили ящериц. С самого рождения нарастало разделение между девочками и мальчиками, их противопоставление друг другу, искусственное отдаление тел. Год за годом она дальше от него, а он от неё.
Так, ударник тоже захотел стать вокалистом и главный первоначальный вокалист и владелец реп-гаража вышвырнул нас двоих. Моя бас-гитара осталась в его тщеславных лапах, за что друг ударника забил стрелку между выгнанными и оставшимися. Каждая сторона должна была собрать толпу. У нас была неделя, мы ходили по адресам и просили присоединиться за нас, никто не соглашался, все отмахивались, все боялись схлопотать по морде.
Вечером перед стрелкой мы выпили палёнки и выдвинулись на бойню за наш районный дк Волга. У нас объявились подкрепления в лице любезных друзей моего старшего брата. Они подъехали на колёсах и сидели внутри. В итоге наши супостаты не припожаловали на стрелку, что было для них очень стрёмно. Они прятались в гараже в это время и думали мы придём к ним с добросердечными намерениями. Потом они испугались и смотали удочки, а за ними гонялись на тачке кореша моего брата. Это паническое бегство стало ещё бо́льшим позором. Хоть мы и не вернули басуху и не побазарили с этими зашкаврниками я ощущал себя абсолютным победителем. Я не зассал и притащился на разборки и готов был махаться, они шугнулись, значит я одержал верх.
Каждый день брал виичес кассеты, чтобы смотреть кино. Особенно мы любили про фантастику и про приключения, можно историческое. Я нашёл кассету с порнографией за одеждой в шкафчике. Я будто знал, что она там покоилась. Вернулась мать, а там был самый разгар. Я рванулся с дивана, выплюнул из видика кассету и затолкал обратно в шмотьё. В ужасе я вернулся на диван, а мать сказала, что я был мертвенно-бледный от страха. Как же многократно увеличилась моя внутренняя толпа тогда: секс оказался так безобразен и уродлив, что на него нельзя даже смотреть. Я постановил, что недостоин иметь половую связь. Я сильно болел, паршиво решал алгебру, совершенно перестал заполнять дневник.
На дне учителя меня поставили быть преподавателем химии. Я был из десятого, а у меня были все уроки с девятиклассниками. Многим я поставил двойки за бессовестное поведение прямо в журнал вообще без задней мысли. И отыскался выскочка, который поджидал меня у двора школы. Я в костюмчике, в туфлях приблизился к нему, затевалась кровавая разборка, потому что рядом было полно его одноклассников. И этот подлец подошёл впритирку и западлянски боднул меня лбом. Я колошматил его и не осознавал, что происходит. Когда я жестоко подавил его, заставил упасть и закрыться, мне стало немножко боязно, что так может быть у людей, так могло быть у меня. Я отступил, и какой-то случайный школьник подкрался и хрястнул меня в челюсть. У него был грозный вид и не наших кровей ещё, с беспросветными недоумками лучше не связываться. Я попятился и дальше просто в спешке удалился, губа была немного расквашена.
Я возненавидел рукопашные ещё пуще, потому что сам никогда не хотел в них участвовать, а вот понаблюдать со стороны да за милу душу. Под окнами нашего дома дк Волга дискотеки каждую субботу, а значит пьяные побоища. Это было так волнительно, наблюдать из-за переборки балкона, притаившись уличную зарубку. Ярко светил фонарь и освещал происшествие. Я сознательно желал отчётливо увидеть, как кого-то убьют. Я хотел, чтобы больше людей активно включалось в потасовку, девушки их. Чтобы они так зверски отутюжили друг друга, чтобы никогда больше не воспроизводить это неосознанное зверинообразное безумие. Я страстно мечтал отстреливать их во время драки, но чтобы меня не поймали. Грёзы совершить что-то ничего при этом не делая множились и расцветали. Я был рок-звездой, великим футболистом, популярным актёром. Я довольствовался очень малым, но не чувствовал, что был ниже звёзд. Мне приходилось по нраву всё, что было связано с центром: центр города, центр мира, центр вселенной.
Собственный огород не был мне центром, эта была окраина, куда приходилось тащиться каждый божий день летом. Дед был одержим сельским хозяйством, пинал петуха, и выпалывал всякий сорнячок. Меня здорово бесило цацкаться с этими огромными мешками с посадочным материалом. Картошкой засаживалось аж по три участка, второй пешочком ещё дальше первого, а третий вообще в полях, только на машине. Окаянная прополка, окучивание, мор колорадского жука, опять прополка, каждый кустик нежно и вокруг. В жару с самого утра и до вечера примитивно бил по земле, переворачивал её с места на место. На втором участке выручали сплошные заросли малины. Я прожорливо запихивал в рот эту чудесную по вкусу ягодку. На клопах крепко матерился, чтобы никто не услышал. Дед так ненавидел колорадского жучка, что наполнял ими металлическое ведро, заливал их керосином и поджигал. Я наблюдал его весёлую злость, потому что можно было их просто расквасить кирпичом и не переводить горючее на маленькие пустячки. Пока никто не видел я подбрасывал куриц на скатную крышу, слабо представлял, как они улетают из горестного плена. Но их ленивые крылышки значительно проигрывали телу, они мощно хлопали, но всё равно неуклонно падали обратно ко мне в руки.
Я порой ночевал у деда, он рано ложился спать. У него имелось великое сокровище железный котёл для мытья в ванной. Его ценность для меня была в розжиге нутра сухими дровами. Вся квартира заполнялась наркотическим ароматом горящей древесины. Я трогал котёл, контролировал готовность, наблюдал горение, подсовывал ещё, наблюдал, как огонь на первых порах лизал, а вслед за тем принимался за поглощение. Воистину тонкое наслаждение от душа, который ты сам нагрел. Я заметил тогда, что от головки эрегированного пениса частями отсоединялась кожица. Это было так волнительно, я направил плотные струи на него, и под давлением оно освобождалось ещё больше. Когда головка полностью отделилась, я дотронулся до неё сбоку и отдёрнул пальцы, слишком грубая кожа рук, слишком нежная кожа розового певца. Дед крепко храпел на перине в дальней спальне, а я в зале допоздна дрочил на девушек из телевизионной рекламы или киноленты. Девушка появилась в кадре, я елозил, ушла остановился. Это могло растянуться на добрых полчаса. Часто в финале я закрывал глаза и каждый раз рисовал всевозможных людей. Я никогда не мог ни во что толком вникнуть, хотелось всё время нового, свежего, другого. Маячит девушка она красива, видится другая девушка она красива и первой уже нет. Я думал, если парень и девушка долго близко дружат, то они во что бы то ни стало расписываются. Всегда хотелось, чтобы всё было легко и просто без лишних смыслов и нагромождений.
Нелюбимая бабушка мать отца жила очень близко к нам, но я к ней ходил лишь за деньгами раз в месяц или реже. У неё была низкая пенсия и я ещё наведывался: будто раз я припёрся, она обязана охотно дать мне сотку. Она была больши́м любителем выпить с давних пор, а ещё и убедительно передала этот дар по наследству, но не мне. Алкоголь в любом количестве никогда не мог меня зацепить, я мог валяться, но всегда ясно наблюдал, что приключается, и что моя обездвиженность ожидаемо и точно проистекала из употреблённой внутрь трупной отравы. Никогда по-настоящему не хотелось хлестать. Охота глушить горький яд всегда так чётко наблюдалась, но ревущая толпа одолевала, я иногда прикладывался за компашку.
Подростковое курение сразу так резко отскочило, вообще такая дурь на самом деле. Дурь, как обман. Я даже в первый раз выкурил не бычок, а целых две сигареты. Вообще ничего не поменялось, ни внутри, ни снаружи, как наблюдал действительность, так она и осталась. Изумляет, как можно покупать, то, что ничего не меняет. Опасный сосед, что засёк меня ссущим в лифтах нагрянул к нам с ножом и угрожал, а я спрятался под столом. Этот сосед постоянно курил и у него скверно булькало что-то при истеричном нервическим кашле. Живым и объективно истинным свидетельством являлись его истошные вопли при раке лёгких, которые никогда не излечивались. Даже отец отбросил после подобного.