Никуда я не сбежал. Просто поживем отдельно какое-то время.
Почему? Что стряслось?
Мам, давай потом поговорим, я не хочу сейчас ничего рассказывать.
Я пошел за сумкой в коридор, мама за мной.
Нет. Ты расскажи мне все. Я должна знать.
Дай мне прийти в себя, пожалуйста.
Мама схватила меня за локоть и пронзила пытливым взглядом, в висках резануло острее.
Что случилось? Ты должен мне рассказать, Ян.
В иной ситуации я бы, может быть, еще какое-то время смог сдерживать оборону против мощного натиска, но слишком уже раскалывалась голова, слишком тянуло за душу.
Вера встретила другого мужчину. Сказала, что влюбилась. Еще ничего непонятно, поэтому я не могу ничего больше рассказать. Просто поживу здесь какое-то время, а потом мы с ней во всем разберемся. Только не переживай, ладно?
Я освободил себя от маминой хватки и поднял с пола сумку, а затем, не смотря на маму, снова направился к себе в комнату. Боковым зрением я увидел выглядывающую из кухни Тому как пантера, притаившаяся в лесу, она была готова к спасательному прыжку в мою сторону, если бы между мамой и мной разразился скандал.
И кто это? мама последовала за мной.
Коллега по работе.
Ты с ним знаком?
Немного.
Я принялся выкладывать скомканные в сумке вещи на кровать.
И что теперь? Вера предложила развестись?
Мам, нет. Еще ничего не понятно, просто у нее сильные чувства к этому мужчине. Я знал это и сам, мы вместе были в Москве.
И ты тогда увидел, что между ними что-то есть?
Наверное. Нет Не знаю. В любом случае, надо просто подождать.
Мама вдруг притихла.
Да нет, Ян, тут уже нечего ждать. Я же знаю, как это бывает.
Я аккуратно складывал разбросанные вещи, стараясь чем-то занять свои руки. «Лишь бы время бежало как можно быстрее», вертелось у меня на языке.
Так, это в комод, это мне понадобится сегодня, бубнил я себе под нос.
И что думаешь? спросила мама, следя за каждым моим движением.
Я же уже сказал тебе: мы проведем пару дней отдельно друг от друга
Нет, я не об этом. Ты расстроен?
Я застыл с пижамными штанами в руках. Мама подошла ко мне и потянулись к моей шее. Чтобы обнять меня, ей пришлось скруглить книзу плечи и слегка согнуться в коленях.
Расстроен? Я просто хочу, чтобы она вернулась.
Мой ответ оборвался коротким всхлипыванием, я уже и не думал сдерживаться все равно бы не вышло снова расплакался. В комнату заглянула Тома:
Есть хочется жутко! Идем выпьем вместе чай.
Я отстранился от мамы, но она сильнее прижала меня к себе.
Мы с папой любим тебя, Ян. Мы будем на твоей стороне, так что живи здесь столько, сколько надо.
Спасибо, мам, сказал я, с трудом пропихивая руку между нами, чтобы вытереть потекший нос.
Шумно шмыгнув, я добавил:
Идем на кухню, Тома ждет.
Глава 3
Вставай, Ян. Завтрак уже готов, голос мамы ворвался в мое сонное сознание так же неожиданно, как и сама мама влетела в мою комнату.
Я натянул на голову одеяло. Мама подошла к окну и увлеклась стоящими в горшках растениями. Она еще что-то сказала, но под плотной тканью я плохо слышал ее слова, да и одной ногой я все еще был где-то по ту сторону реальности. Мамина привычка без стука врываться утром в комнату с годами не изменилась сколько мы с сестрой ее не переучивали, сколько бы не ругались казалось, по утрам наша мама просто не видела эти межкомнатные преграды в виде дверей.
Ян? Встаешь?
Сейчас, протянул я неохотно.
Давай, мы с Томой ждем тебя.
Она вышла из комнаты, я потянулся. Той ночью я снова видел Веру. Я жил у родителей уже четыре дня, и каждый вечер перед сном все думал о том, что скоро мне придется вернуться домой. Я хотел этого так тянулось мое сердце в нашу маленькую квартиру, но при этом очень боялся. В те дни мой разум буквально растягивался хотелось одного и одновременно совсем иного. Это ощущение казалось странным: в итоге, я не мог решить, что именно мне было нужно, и лишь рассеянно наблюдал за тем, как сквозь меня утекало время, как жизнь сама вела меня по своему беспрерывному течению. Уходящее безвозвратно время навевало грусть, хотелось бежать, бежать, скорее что-то делать. С другой стороны, отыгранные часы успокаивали когда плохо, когда страшно, что станет еще хуже, когда не готов к следующему шагу в неизвестность, с облегчением думаешь о пустом и ровно прожитом дне.
Каждую ночь я видел Веру. Веру, которая говорила мне, что больше не любит меня. Веру, которая искала в моем кошельке фото Германа. Веру, которая весело махала мне рукой, прощаясь навсегда.
В моей комнате все напоминало о детстве, которое неразрывно было связано с моей женой. Сложно сосчитать, сколько ночей мы провели в укрытии тех стен. На полках стояли наши фото, в ящиках стола все еще хранились наши детские записки друг другу. Постельное белье, в которое я зарылся, было когда-то куплено Верой на одну из наших годовщин, а тряпичной ангелок, висевший прям на люстре надо мной, мы много лет назад ради шутки сшили с Верой из ее старого нижнего белья.
Ян, мы должны придумать ему имя. Скажи, что тебе приходит на ум? спросила меня Вера, поднеся игрушку к моему лицу так близко, что мой нос и то, где должен был находиться нос пока еще безымянного существа, коснулись друг друга.
Мистер Трусель?
Вера захохотала.
Отлично! Так его и назовем. Мистер Трусель Может, напишешь что-нибудь про него?
Тогда я еще не знал, что я писатель, но забавы ради сочинял истории и показывал их Вере. Она гордилась мною:
Ну у тебя и фантазия! говорила она, когда студенческий билет натянул наши карманы. Нет, тебе точно надо бросать универ. Ну какой из тебя инженер, тебе бы в творчество! Вот я другое дело О, придумала. Я буду бизнес-леди, а ты вольным художником. Все финансовые дела на мне, а дети и дом на тебе. Согласен?
Ну как я мог устоять перед ее решимостью и энергичностью? Я готов был согласиться на что угодно, лишь бы все оставалось таким же, как и было. Лишь бы мы с Верой оставались все теми же нами.
Смотря на мистера Труселя, я слышал звонкий смех жены. Тогда она была так близко, казалось, этого не изменить. Я вытянул руку вперед и потянулся к висящей игрушке, сжал кулак и медленно опустил его. Вытянувшись на кровати, словно лежал на больничной койке, я закрыл глаза и задержал дыхание смог бы я вот так оборвать свою жизнь, просто перестав дышать? Меня хватило секунд на пятнадцать, затем я жадно и громко вдохнул.
Наконец, я встал. Ноги были ватными, и я засомневался, выдержат ли они мой вес. Ладони похлопали лицо вчера перед сном я плакал и тер его, кожу все еще жгло.
К завтраку я вышел готовым: надел чистую одежду, нацепил на себя улыбку.
Доброе утро! сказал я громко, почесывая затылок.
Мама варила кофе у плиты. Кофемашины она не любила и для приготовления утреннего напитка использовала турку. Тома сидела за обеденным столом.
У тебя сегодня бодрый вид, сказала она, жуя хрустящий тост.
Я кивнул в ответ и уселся рядом с ней. Жизнь с родителями и сестрой была островком, где я пережидал затяжной ливень, но от ветра и холода он не защищал. Уже на второй день мы с мамой переругались: она снова расспрашивала о Вере и о том, что произошло между нами, резко высказывалась против того, что я все свое время проводил дома и «играл в писателя», она сетовала на то, что у меня не было хорошей работы, заработанных денег, на то, что я полностью зависел от своей жены.
Ты решил, что будешь делать дальше? спросила мама вдруг, словно услышав мои мысли. Она налила мне кофе и громко поставила чашку передо мной.
Ты про что-то конкретное или так вообще, про будущее?
Мама закатила глаза:
Я о том, что тебе надо устроиться на работу. Ты уже думал о том, что делать?
Мам, он пишет книгу, вступилась за меня Тома, дай ему время. Хотя, конечно, ситуация странная, тебе ведь даже еду не на что купить Но не переживай, я уже сказала, что не дам тебе умереть вот так я хочу, чтобы мой брат стал известным писателем. Я буду таскаться за тобой и пугать твоих поклонников, а они гадать: кто это рядом с тобой девушка или просто подруга?
Хватит болтать, я серьезно, мама села рядом с нами.
А что? Представь, встаешь ты с утра, включаешь новости, а там: популярный писатель Ян Сарангов уже не в первый раз замечен в компании одной и той же очаровательной дамы. Тома скорчила гримасу и наигранно повысила голос. Фанаты негодуют: «Такая милашка не может принадлежать никому, наш писатель Ян всеобщее достояние!»
Что ты несешь?! отмахнулся я, еле сдерживая улыбку. Так говорят только об актерах или певцах, писатели никого не интересуют они всегда прячутся за спинами своих персонажей. И вообще, что еще за «милашка»?
Ну ты же у нас милашка! Тома потянулась к моим щекам, но я, памятуя вчерашний приступ льющихся стеной слез, отклонился от сестры.
Тебе все же стоило родиться женщиной. Я бы точно в тебя влюбилась! Мам, вы с папой вечно бранили Яна, хотели, чтобы он рос как настоящий мужчина, но ругать его надо было за то, что он вообще не в своем теле родился!
Тома деловито завертела ложкой перед моим носом. Я выхватил ее из рук сестры и опустил в свою чашку:
Да хватит уже! Тебя сегодня что-то прорвало Кстати, как там Полина?
Нормально. В Израиле сейчас жара, не то, что у нас. Так как после получения паспорта она продолжала жить в России, у нее отобрали какие-то там льготы и чуть ли не само гражданство. Теперь же она бегает по всей стране и восстанавливает свои права.
А бабушка как?
А бабушка чудит, не дает Поле передохнуть.
Ложка застучала по краям моей чашки. Моя сестра посмотрела на дребезжащий предмет и задумчиво замолчала.
Ну зато у нее нет времени скучать там без тебя, ведь так? Одной переехать в чужую страну, наверное, непросто
Ну Израиль ей не чужая ей страна Просто она никогда там не жила, Тома опустила голову и потерла ладони. Лучше одиночество там, где хорошо и спокойно жить, чем быть окруженными людьми, которые бояться быть свободными, не дают свободы другим, оглядываются назад, отгораживаются от мира, да еще и нападают на него.
Она подняла голову, и наши взгляды встретились. Существует такой вид молчания, что яснее многих слов. Чистыми кристаллами оно ложится на чувства, томящиеся в душе, и отбрасывает еле заметные, но понятные блики.
Мама вмешалась:
Давайте вернемся к тому, что в наших силах: Ян, что будешь делать с работой?
Тома закинула ноги на стул и громко возмутилась:
Мам, ну сказали же уже тебе: пусть книгу напишет, а там посмотрим.
Но ведь можно и работать параллельно. Может, тебе статьи писать или языки преподавать?
Может быть, ответил я, вытащил ложку из чашки и облизнул ее. Я хочу пару дней ни о чем не думать.
Мама трагически вздохнула:
Ты ни о чем не думаешь уже несколько лет! И вот до чего все дошло.
Мама, не начинай, простонала Тома.
А что, правда ведь? Из дома почти не выходит, все говорит, что пишет рассказы, а что за рассказы никто не знает. Ян, мы дали тебе такое образование, у тебя такие способности, а ты сел на шею девице, которая сама-то дома почти не появляется!
На подоконник тяжело водрузится голубь. Он заглянул к нам на кухню, повертел головой, вспорхнул и улетел.
Мам, знаю, что ты переживаешь. Но давай держать себя в руках. Никто на шее ни у кого не сидит. Ты знаешь Веру так же хорошо, как и меня, такой уж она человек: трудолюбивая и целеустремленная.
Да вот, как оказалось, никто и не знал, что она за человек. Сейчас она показала, что из себя представляет на самом деле.
Неправда. Не говори так. Все ошибаются, и все теряются
Знаешь, Ян. Если человек предатель, то это уже навсегда. В нем либо есть это, либо нет.
Мам, ну хватит, прошу я отодвинул от себя чашку. Стало жарко, пот выступил на лбу. Я потряс головой и концы волос слегка заколыхались.
Тома притихла. Кажется, она тоже почувствовала, как поползла вверх температура.
Нет, не хватит, Ян. Не хватит! Я рассказала на работе о том, что случилось, девчонки потеряли дар речи.
Тут до меня донесся сухой треск стекла градусник раскалился.
Зачем ты рассказала? спросил я тихо. Сбавить громкость моего голоса было нелегко слова ударились в гортань, внутри все задрожало.
Они мои друзья. Мне хотелось поделиться.
Но ты же знаешь, как я реагирую на такое. Зачем ты рассказала?
Потому что хотела, чтобы меня поддержали, Ян. Тебе не понять. Я мать, у меня из-за тебя давление скачет. Я места себе не нахожу, уснуть не могу Я переживаю за тебя! В такие моменты хочется поговорить с понимающими тебя людьми.
Говоришь так, будто это тебе здесь хуже всего
Да, представь себе: я страдаю, может, даже больше, чем ты сам!
Острые осколки резко разлетелись и вонзились в мою кожу. Я запустил руки в волосы, но это легкое прикосновение только усилило колющие ощущения.
Да что ты несешь, мам?
Тома встала со стула и замахала руками:
Хватит вам уже, успокойтесь оба.
Мама тоже вскочила со стула:
Тома, посмотри, как он себя ведет! Я не в том возрасте, чтобы спокойно переносить все эти его выходки! Ян, ты живешь как отшельник, тратишь свою молодость впустую, ни с кем не общаешься! Ты мой единственный сын, я волнуюсь за тебя.
Волнуйся, хорошо, но рассказывать-то обо мне всем подряд зачем?
Не всем подряд, а моим подругам! Значит ли для тебя что-либо это слово?
Могла бы сначала спросить мое мнение на этот счет.
А что такого я сделала?! Это нормально, знаешь ли, что люди делятся своими чувствами! Ты же писателем собрался стать, не понимаешь, что ли?
Тут со стула вскочил я. Вдох, выдох, вдох, выдох но было уже слишком поздно. Подобные обманные маневры работают, когда ситуацию еще держишь под контролем. Я же передал пульт управления собой, своим эмоциям, еще тогда, когда услышал, как разбегаются по стеклу трещины.
При чем тут вообще это? Мне иногда кажется, мама, что мы говорим на разных языках. Я прошу тебя перестать давить на меня, но ты прикладываешь все больше усилий. Я прошу тебя не говорить резко о Вере, но ты продолжаешь это делать.
И правильно делаю! Когда на работе я рассказала о ней, знаешь, что мне ответили?
Не знаю и не хочу знать.
Ну конечно, все, что касается матери, тебя не интересует! Тебе все равно на мое мнение, на мое здоровье, на мои чувства. Видимо, только когда я умру, ты начнешь ценить меня.
А тебе сейчас не все равно, что чувствую я, мам?
Я схватился за грудь и сжал взмокшую футболку так, что ворот натянулся на шее.
Если я не говорю, это не значит, что я ничего не чувствую. Я был таким всегда: словами я управляю лучше на бумаге. Я не из тех людей, кто запросто открывается.
Вот именно! Ты вообще никогда не открываешься. Молчишь, молчишь, все из тебя вытягивать надо, словно клещами, потихоньку.
Потихоньку? Это точно не про тебя, ты как бульдозер. Тебя ничто не остановит, пока не добьешься своего!
А как иначе, если ты ничего матери не рассказываешь?!
Ну если не хочу я рассказывать что с того?
А то, что все дети как дети делятся с мамами своими переживаниями. За советами идут
Ну не таким я ребенком был! Пора бы уже смириться с этим
А тебе пора было бы смириться тогда с тем, что я все же хочу, чтобы ты делился со мной. Вот не зря от тебя Вера ушла, ты просто эгоист!
Моя сестра стукнула кулаком по столу чашки на нем подпрыгнули, мы с мамой одновременно вздрогнули и обернулись.
Хватит уже вам. Снова разорались тут, вы хоть день можете мирно прожить? сказала она, схватила меня за руку и потащила в свою комнату.
Комната Томы отличалась от комнат обычных девчонок. Хотя, кого я обманываю: что я знал о комнатах обычных девчонок? Все свое детство и молодость я гостил только у Томы и Веры. И все же. Личное пространство Томы производило впечатление: у нее всегда было чисто и прибрано, все лежало строго на своих местах, коробки и папки были аккуратно подписаны. В детстве я любил допоздна засиживаться у сестры, наслаждаясь успокаивающими глаз организованностью и слаженностью, особенно когда за стеной в моей комнате царил бардак. А бардак в моей комнате был вечным. Я помню ту крупную оплеуху, которую сестра дала мне, за почерневшую кожуру банана, покоившуюся на моем рабочем столе примерно неделю. А однажды Тома ворвалась в мою комнату со словами: «Я забираю твой шкаф!» и своими девчачьими руками изо всех сил потянула тяжелый комод по скрипящему полу.