Как-то я звоню ему:
Юр, как дела?
Ужасно, он отвечает. Сижу гримируюсь под Нелюдя. Режиссер поручил мне роль Нелюдя, а как он выглядит никто понятия не имеет!
* * *
Лёня в Уваровке:
Мы тут под елками встретились, три мужика я, Миша и Женя, и все про груши говорили, про грибы. Поговорили минуты три и разошлись. Они про помидоры стали говорить, а мне это было неинтересно.
* * *
Наш сосед Женя долго и старательно прививал грушу к рябине и в конце концов добился успеха! У него народились маленькие горькие груши.
* * *
Женя бывший милиционер. Лев кому-то его представил:
Женя наш большой друг, он нам лук сажал.
Что лук! сказал Женя. Я людей сажал!
* * *
В моей передаче на телевидении Юра Ананьев снимал козла. Почему-то из Уголка Дурова за ними не приехала машина. Мы вышли на дорогу. Я подняла руку, голосую, а Юра с козлом отошли в сторонку. На мой зов остановился какой-то драндулет.
Я приветливо:
Нам нужно с вами подвезти одного козла.
Пока водитель пытался переварить эту информацию, Юра стремительно затолкал козла в машину и сел сам.
Но вы ведь сказали одного! обиженно проговорил шофер.
* * *
Когда я жаловалась на что-нибудь, мама всегда говорила:
Как ты можешь быть чем-то недовольна? Вся твоя жизнь сплошной фейерверк!
* * *
На английском итальянцы не разговаривают, поэтому в Риме, не зная итальянского, то и дело попадаешь впросак. Заказываешь в ресторанчике вегетарианскую пасту, а тебе приносят брутальные сардельки.
Зачем я только беру тебя с собой! возмущался Тишков. Хотя бы словарь полистала наиболее употребительных слов!
Клянусь, я произнесла торжественно, в следующий раз с тобой поедет в Рим человек, который свободно владеет несколькими итальянскими словами!
* * *
У Якова Акима была знакомая, она говорила:
Я без того, чтобы мне позвонили и пригласили на любовное свидание, вообще утром не встаю с постели.
В какой-то момент она призналась Якову Лазаревичу, что полностью растеряла к этому весь научно-художественный интерес.
* * *
Литературовед Надежда Иосифовна Павлова:
Мы с Яшей Акимом были в Болгарии, он там купил себе вельветовый пиджак. Тогда было модно. Он ведь красавец, пришел в этом пиджаке, а я возьми и ляпни: Ну прямо Дориан Грей! черт бы меня побрал!
* * *
На празднике журнала Дружба народов зам. главного редактора Наташа Игрунова показала мне сына писателя Виктора Драгунского с детства любимого героя Денискиных рассказов! И я увидела усатого мужчину со щетиной, в костюме и в очках.
Понятно, что ему все осточертели с этим делом, поэтому я подошла и просто молча потрогала его.
Он улыбнулся и сказал:
Живой, живой.
* * *
Серьезно, достали, вздохнул Денис Драгунский. Читаешь лекцию (Денис Викторович филолог, философ, экономист, преподавал греческий язык в Дипломатической академии). Спрашиваешь: у кого есть вопросы? Все молчат. Поднимается робкая рука. А вы правда кашу из окна вылили?
* * *
Не знаю, в детстве он этим страшно гордился, вспоминал художник Чижиков. Размахивал книгой Денискины рассказы и говорил: А вот это про меня! Он очень хорошо рисовал корабли. Виктор дарил нам его рисунки, они у нас висели на стенках. Поэтому в рассказах Драгунского фамилия Дениса Кораблёв.
* * *
На Новый год Лёня Бахнов пошел на улицу проветриться. Идет в три часа ночи, песню поет кругом петарды взрываются, салют, ракеты Вдруг смотрит прямо на него по тротуару, извиваясь и шипя, несется во-от такая здоровенная фиговина, рассыпая снопы искр. Он раз и раздвинул ноги. Она у него между ног пролетела и буквально метрах в двух с невообразимым грохотом разорвалась, как шаровая молния.
Ты не поверишь, сказал Лёня. Но я даже на некоторое время перестал петь. Моя песня просто застряла в горле. Ведь взорвись она на пять секунд раньше, я мог ни с того ни с сего, в новогоднюю ночь лишиться своих вторичных половых признаков! Нет, я, конечно, знал о жертвах новогодней пиротехники, но мне совсем не хотелось пополнить собою их и без того большое число
* * *
Поэт Герман Лукомников:
Беседуют два католических монаха.
Доживем ли мы до отмены католической церковью целибата?
Мы нет, со вздохом отвечает второй, но вот дети наши
* * *
Денис Драгунский:
Папа очень дружил с Яшей Акимом. И говорил про него: Вошел Яша Аким и скромно стал в уголок, стесняясь своей красоты.
* * *
Чижиков:
Своими смешными историями Витя Драгунский валил с ног любую аудиторию. Да он и сам любил похохотать. Хохочущий Драгунский это что-то. У меня зубы небрежно рассыпанный жемчуг, говорил он о себе.
* * *
Яша Аким:
Когда я пью, на меня смотрит Бог.
* * *
Я был на даче, в деревне, рассказывает Виктор Чижиков, и никакого это мне удовольствия не доставило. Плохая погода, все время дождь. Там, правда, Коля Устинов рисовал книгу воспоминания Коровина. И вот из этих воспоминаний вырисовывается образ Шаляпина как ужасного скопидома. Такой у него бас, диапазон, такие роли Борис Годунов и так далее. А при этом жмотина и крохобор.
* * *
Муж нашей родственницы писатель Олег Добровольский, автор книг о Саврасове и о Голубкиной в серии ЖЗЛ, покидая этот мир, завещал развеять его прах на Крылатских холмах.
Алик об этом просил, когда там еще были чащи лесные, Лилечка переживала, а сейчас раскинулся культурно-спортивный центр! Что ж я буду в этой спортивно-экологической рекреации
* * *
А со мной чтоб никаких забот, важно заявил отец Лев. Как можно проще!
Если ты не хочешь утруждать своих близких, говорю ему, надо быть всегда живым, здоровым
и по возможности богатым? спрашивает папа.
* * *
Впрочем, я тоже попросила Лёню, чтобы он развеял мой прах над Гималаями.
Ты бы еще попросила на Луне, сказал отец Лев. А над Гималаями это в самом крайнем случае!
* * *
Из Рима с нами в самолете летели две девушки родом из Краснодара, очень горластые, одна чуть не устроила драку со стюардом, ругалась на чистом итальянском языке, не давала ему пройти. Он пригрозил, что вызовет к трапу полицию. Она отвечала оскорбительными жестами. Наблюдая эту картину, мы с Лёней, не сговариваясь, подумали: какое счастье, что у нас невестка хоть из Краснодара, а такая редкая жемчужина!
* * *
Рассказываю папе, что Серёжа всячески выказывает недовольство, мол, я мало времени уделяю своим внукам.
Пусть скажут спасибо, отозвался Лев, что им не надо отводить тебя в фитнес-клуб и там сидеть ждать, чтобы привести обратно!
* * *
В экспедицию на Северный полюс я на всякий случай взяла с собой бигуди.
Да-а, пожалуй, бигуди тут не выстрелят, говорил Лёня, оглядывая бескрайние арктические просторы. Брось их где-нибудь в снегу. На следующий год наши приплывут, а у медведей жопы кучерявые
* * *
Однажды Седову сообщили, что к нему с предложением собирается обратиться продюсер Бекмамбетов.
Я даже стал скорей бежать отовсюду домой, говорит Седов. И когда приходил, спрашивал у мамы: Бекмамбетов не звонил?
Ты знаешь, сказал он мне через несколько месяцев, я уже начал волноваться: все-таки богатый человек. Вдруг телохранители зазевались или какой-то завистник Прямо хочется позвонить и спросить все ли с ним в порядке?
* * *
Я нашему издателю:
Понимаете, мы с Седовым имеем дело только с порядочными людьми, поэтому мы даже друг с другом дел никаких не имеем.
* * *
Юра Ананьев замечательно играл на трубе. И научил этому своего гималайского медведя. В трубу Топтыгину Юра закладывал бутылку с молоком, рассчитанную по секундам на основную тему Каравана. Топтыгин лихо вскидывал трубу на первой ноте и не опускал до последней.
Однажды кто-то крикнул из зала:
Медведь халтурит!
Почему? спросил Юра.
На кнопки не нажимает.
Он вам что, произнес Юра своим благородным бархатным баритоном, Армстронг?
* * *
Кстати, однажды медведь прокусил мне руку, сообщила нам с Юрой Рина Зелёная. В мою руку налили сгущенки, и он ее лизал. А я заговорилась, он все слизал и прокусил насквозь. Но! Она сделала эффектную паузу. У него, оказывается, такие чистые зубы, что мне даже не делали уколов, а просто обмотали руку тряпкой и все.
* * *
Писатель, редактор и мой соведущий на радио Феликс Шапиро звонит Наталье Дуровой, чтобы пригласить ее на радиопередачу.
Шапиро Шапиро Где-то я уже слышала эту фамилию задумчиво произносит знаменитая дрессировщица.
В Одессе из каждого окна ответил Феликс Бениаминович.
* * *
В Одессе хозяйка, у которой я жила, рассказывает Надя Павлова, то и дело щедро и громогласно осыпала проклятиями своих соседей и близких родственников. У нее двое детей, оба плохо едят. Она им кричит: Чтоб вы сдохли! Но только сразу оба другое меня не устраивает!
* * *
Только разговаривай дружелюбно! предупредила Надежда Иосифовна, собираясь представить меня перспективному издателю.
Да я и не могу иначе!
А вдруг в тебе взыграет?
* * *
Нет, представляешь? возмущалась Надя. Она мне так в лицо и говорит: Вот мельница, она уж развалилась!
* * *
Одно можно сказать, заметила Надежда Иосифовна Павлова в свои 92, пережив тысячи невзгод, недугов и печалей, жизнь очень хороша, черт бы ее побрал!!!
* * *
Лёня, когда узнал, что Новый мир отклонил мой роман:
Как ты думаешь, потому что он слишком что?
* * *
Лёва с Люсей поехали осенью в Уваровку середина октября, они затопили печку и поторопились задвинуть заслонку, чтоб было теплей. Легли спать. Люся говорит: Лев, а вдруг мы с тобой угорим?
Знаешь, что Лёва мне на это ответил? спрашивает она у меня потом.
Что?
Вот будет Марине мороки!
* * *
В МК в подвале криминальной хроники опубликовали материал под заголовком Марина Москвина отработает каждую бутылку про некую мошенницу, мою тезку, регулярно похищавшую с корпоративов алкогольные напитки. И увенчали эту статейку моим жизнерадостным портретом.
В какую сумму вы оцениваете свои честь и достоинство? спросил меня адвокат, которого я наняла для возмещения мне морального ущерба.
В миллион!!! сказала я очертя голову.
Один?
Один
* * *
Увы, наша протестная нота не возымела действия. Адвокат объяснил мне, что в результате морального ущерба жизнь пострадавшего должна покатиться под откос, тогда да, а так нет.
А нельзя это как-то организовать? серьезно спросил адвокат.
* * *
Я тебя понимаю, сочувствовал мне Тишков. Это нам, авангардистам, неважно, что о нас пишут, лишь бы имя трепали. А даме ей нужно другое
* * *
Но когда одна безрассудная женщина обвинила Лёню в том, что он совершил ограбление со взломом и унес все творческое наследие покинувшего этот мир художника вместе с телевизором и холодильником, и эту информацию трижды напечатала единственная уважаемая нами газета, как я ни уговаривала Тишкова, что это только возвысит его в глазах общественности и привлечет дополнительное внимание к его персоне, Лёня был о-о-очень недоволен
* * *
Чем меньше человеку нужно, говорил Сократ, тем он ближе к богам.
* * *
Еще он говорил:
То, что я понял, прекрасно. Из этого я заключаю, что и остальное, чего я не понял, тоже прекрасно
* * *
Мы уже все щеки подставили, а их не так много всего по четыре у каждого
* * *
Марина Львовна, сказал мне знакомый юрист, если у вас есть малейшая возможность не судиться, никогда не упускайте ее
* * *
В Одессу на корабле плыл с нами главный редактор Огонька журналист Виктор Лошак. Писатели приняли на грудь и пели, а Виктору позвонила жена Марина, будущий директор Пушкинского музея, коренная одесситка. Поражаясь слаженному хоровому пению литературного критика Николая Александрова, журналиста Игоря Свинаренко и поэта Максима Амелина, Марина Лошак посоветовала нам из достопримечательностей в Одессе: Кларабар в Городском саду, кафе Дача на Французском бульваре и Хуторок в парке Шевченко.
* * *
Иртеньев Игорю Свинаренко:
Зря ты бросил пить!
А Игорь:
Так пьяный я такой же, только хуже. Марина знает
* * *
Нет-нет и отзовутся товарищи по перу о моих творениях в отрицательном смысле. То поэт Вадим Ковда выразил неудовольствие моим слогом, то литературный критик Андрей Немзер написал, что Роман с Луной можно считать романом только при полном олунении Гений всех времен и народов Игорь Холин вообще заявил:
Ваше назначение, Марина, знаете какое? Художника Тишкова беречь.
Да просто твои книги никого не оставляют равнодушным! успокоил меня Лёня.
* * *
И задумчиво добавил:
Вы, писатели, ищете не истину, а как сказать всё равно что!
* * *
В Израиле Дина Рубина организовала мне ежедневные экскурсии под неусыпным оком своего сына Димы, которого она устроила координатором всего и вся в знаменитое турагентство Марины Фельдман. Дима боялся, что я зазеваюсь и отстану от автобуса где-нибудь в Назарете, Вифлееме или, не приведи бог, на Голгофе, поэтому указывал на меня дланью экскурсоводу и говорил:
Присмотрите, пожалуйста, за этой дамой, это наша тетушка, она такая растяпа!
* * *
По жаркому Иерусалиму Дина фланирует в шляпе, а я в чалме.
Марина Москвина из Бомбея! представляет она меня своим друзьям.
Не могу же я сказать Москвина из Москвы, Дина объяснила мне, это масло масляное
* * *
Стали думать с Люсей, что подарить ее двоюродному племяннику, который вообще ничем не интересуется, на 25-летие. Может быть, лупу, как сотруднику прокуратуры? Или трость и плащ как аксессуары Шерлока Холмса?
Что же ему подарить? озабоченно спрашивала Люся. Может быть, красивых разноцветных презервативов?
* * *
Поэт Геннадий Калашников бесконечно лояльный, с неисчерпаемым чувством юмора. Один только раз я видела его возбужденным и разгневанным когда заговорила о литераторе, которого он подозревал в антисемитизме.
Поверь мне, Гена, говорю, я знаю этого человека много лет, мы уйму времени с ним провели, гуляя и выпивая и размышляя об индуизме и буддизме, и никогда, ни в какой степени подпития не слышала я ничего такого, о чем ты сейчас возмущаешься. А ведь люди, которых ты имеешь в виду, разговаривают об этом вслух даже сами с собой!
На что Гена воскликнул с неожиданной горечью:
Да разве с тобой можно поговорить хотя бы о чем-нибудь, что действительно по-настоящему волнует человека?!
* * *
Чуть ли не сигнал моей первой книжки, который мне самой-то дали на время показать родителям, я с трепетом подарила в ЦДЛ Юрию Ковалю. Он ее тут же в трубочку свернул, бурно ею жестикулировал, почесывался, дирижировал, кого-то окликнув, постучал по плечу, кому-то дал по башке, потом вдруг опомнился и спрашивает:
Слушай, ничего, что я твою книгу скатал в рулон?
* * *
На побережье Балтийского моря в Дубултах Коваль увидел двух высоченных стюардесс. Юрий Осич с ними познакомился, пригласил в гости, выдумал, что у него друг летчик.
Все в Доме творчества ахнули, когда их увидели, он рассказывал, а они влюбились в нас с Яшей Акимом, расставались плакали, обнимались, целовались. Одна даже долго мне писала письма.
Тут в наш разговор вмешался Яков Лазаревич ему показалось, что в обществе столь низкорослых экземпляров, как мы с Бородицкой, невежливо воспевать длинноногих дам, поэтому он сказал:
Ерунда! В женщине главное ум.
Коваль искренне рассмеялся.
Да-да, настаивал Аким. И вообще, один мужчина может любить нескольких женщин.
Скольких, Яков? посерьезнел Юра. Говори, скольких? Трех?
* * *
В период упадка Дома творчества Переделкино директором был назначен некий Сергей Степаныч, которого все путали с его братом-близнецом Иваном Степанычем, они постоянно играли в бильярд в новом корпусе, иногда к ним заглядывал на огонек поэт Валентин Устинов продолжатель традиции русской поэзии Кольцова, Есенина и Рубцова, президент им же созданной Академии поэзии. Мне он напоминал гонимого короля Лира, во всяком случае обстоятельства жизни того и другого на старости лет складывались примерно одинаково. Вот он собирается идти к себе из нового корпуса в старый, а зима, дорожки песком никто не посыпает Генеральный директор издательства Московский писатель Александр Федорович Стручков говорит Сергею Степанычу: