В итоге воспитание побеждает, я глотаю успокоительное и осматриваюсь. Так-так-так а «Скорую» изнутри не мешает покрасить, стоящего передо мной врача раскормить (какой-то он излишне худой), и ещё у меня почему-то промокла юбка. Вся, целиком. Это ещё почему? Ах да, лужа
Рассеянно киваю врачу (знаю, знаю, надо сказать ему «спасибо», но меня почему-то не тянет) и вылезаю из машины. Школьников в обозримом пространстве не наблюдается (наверно, их отвели в тепло и оказывают более квалифицированную помощь, дети же всё-таки), но тело на месте. Лежит себе в луже, никого не трогает Тьфу! Раньше я что-то не замечала за собой подобной циничности, наверно, от медика заразилась.
Вокруг несчастного подростка суетится молодой человек в заляпанных грязью джинсах: рассматривает, фотографирует и записывает в блокнотик. Порой он так низко наклоняется к трупу, что, кажется, даже обнюхивает. Ноздри у него слегка вздрагивают, это факт. Рядом неспешно беседуют двое: невысокий, довольно круглый и совершенно седой, а местами и лысый, следак, и хорошо сложенный темноволосый юноша в кожаной куртке. На мента последний не тянет. Не скажу почему, но не тянет. Наверно, стажёр или практикант.
Делаю несколько шагов, параллельно прикидывая, как бы мне обойти эту троицу, не приближаясь к телу и не вляпавшись в густую, маслянистую грязь. Следак тут же поворачивает голову, пеленгуя меня своими светло-голубыми, какими-то выцветшими локаторами, и вновь переводит взгляд на эксперта. Точнее, на стеклянную пробирку в его тонкой, обтянутой резиновой перчаткой руке.
В пробирке плещется подозрительная жидкость, она же содержится в луже.
Ну и что это?
Эксперт нетерпеливо пожимает плечами.
Анализ покажет, бормочет он. Это в кино они страшно непроницаемые, а сейчас на его невыспавшейся физиономии ясно читается что-то вроде: «Отстаньте и дайте мне поработать!».
Я подхожу поближе и мрачно разглядываю искомую лужу:
Бомжатина с курицей.
Мент удивлённо разворачивается ко мне:
«Бомжатина»?
А, чёрт. Следак, кажется, не разбирает наш любимый школьный жаргон.
Лапша быстрого приготовления. С курицей. Я ела её на завтрак.
Эксперта перекашивает. Легонечко так. Похоже, он невысокого мнения о моём рационе. Да знаю я, знаю, что это вредно! Но мой закаленный желудок уже ничего не берёт. Да и потом, если язва не пришла в сорок, она заблудилась и уже не дойдёт.
Так это вы обнаружили труп? уточняет следак. Ещё один любитель риторических вопросов на мою голову! Зуб даю, он уже опросил полшколы.
Вроде того. Труп упал рядом со мной.
Отлично!
Не представляю, что тут может быть такого отличного. Но следаку, похоже, виднее он ласково улыбается, предлагает пройти в здание школы и побеседовать. Радостно соглашаюсь (признаться, мне уже надоело стоять под дождём) и веду его в коморку с железной дверью. стажёр/практикант увязывается с нами, чрезвычайно довольный эксперт остаётся у трупа, что тут же компенсируется попавшимся по пути директором. Он увязывается с нами и всю дорогу нервно бурчит, что зря приютил уголовницу и что ни грамма не удивится, если окажется, что именно я спихнула ребёнка из окна кабинета физики. Я невольно краснею и отвожу взгляд, стажёр с трудом сдерживает ухмылку, и даже полицейский изредка поворачивается, чтобы пронзить нас с директором ехидными взглядами.
И я, в конце концов, не выдерживаю:
Борис Семёнович, я что-то не поняла, это что, заведомо ложный донос?
Директор резко тормозит и разглядывает меня добрых пятнадцать секунд. Растягиваю губы в улыбке. У него дёргается глаз. Что, вообще-то, логично за те полгода, пока я работаю, в школе не было ни одной смерти. Наверно, директор отвык.
Тем временем полицейский подходит к двери и мягко толкает её вовнутрь. Заходит. Освоился, зараза такая
Ну что ж, проходите, будьте как дома, директор приветливо скалится и удостаивается недоуменного взгляда из-за открытой двери. Пардон! Уже прошли.
Он втягивается в дверь, я послушно иду за ним.
Наша каморка это крохотное помещение, в которое аккуратно втиснуты маленький столик, три деревянные табуретки, скамейка, два старых шкафа под вещи (мой левый) и относительно новый (старательно сколоченный из списанных за ветхостью парт) комод, в котором хранится уборочный инвентарь. Тот, что не стоит в углу вертикально.
Потому свободного места в подсобке маловато, и маневрировать там не так-то и просто. Но довольно упитанного полицейского это никак не смущает он ловко скользит за столик и размещается на самой надёжной (с виду) табуретке. Я огибаю комод и усаживаюсь напротив, стажёр занимает табуретку с надломанной ножкой (обычно на ней сидит Катька как самая худая из нас), директор же просто прислоняется к стене. На сидение самого молодого из нас практиканта он почему-то не покушается. Наверное, потому, что сейчас даже он представитель властей.
Дежурный следователь Следственного Управления Следственного Комитета РФ Фёдор Иванович Фёдоров, представляется полицейский. Имя-отчество кажется смутно знакомым. Старательно напрягаю память и тут меня осеняет! Расплываюсь в довольной улыбке, припоминая, что Фёдор Иванович это Хучик, совершенно очаровательный персонаж детективов Дарьи Донцовой. И ещё это мопс.
А это Вадим.
Стажёр-практикант (хотя, наверно, всё же стажёр) складывает руки на груди и склоняет голову. Мы с директором переглядываемся и киваем. Имя «Вадим» не вызывает у меня никаких ассоциаций, ну и ладно. Зато теперь, наверно, будет вызывать.
Полицейский извлекает из кейса какой-то бланк, долго шарит в поисках ручки, и, с трудом одержав над коварной победу (ох, как я его понимаю, сама в своей торбе ничего не найду), приступает к беседе. На допрос это не похоже, скорее, что-то полуофициальное, потому что на бланке, я вижу, написано «Объяснение».
Я представляюсь, кратко описываю свою биографию (родилась тогда-то, тогда-то села в тюрьму, тогда-то освободилась, работала там-то и там-то, и вот полгода назад устроилась в эту школу).
По какой статье судимы? уточняет следак.
Пожимаю плечами:
Простите, не помню, какая это статья, но сидела за кражу. И это было очень давно, помявшись для приличия, называю годы отсидки.
Следак кивает и делает запись в листе.
А что вы украли? интересуется стажёр, за что получает два возмущённых взгляда от нас с мопсиком и один, заинтересованный, от директора.
Ещё бы. Я никогда не посвящала его в такие тонкости. Да и вообще ни в какие. Не сказать, что я что-то скрываю, просто не очень люблю обсуждать своё криминальное прошлое.
Не хотите не говорите, торопливо добавляет следак.
Задумчиво касаюсь левого уха. Свой срок я уже отсидела, новый мне не добавят, а так менты могут подумать что-то не то. Почему бы и не сказать?
Провожу языком по губам.
Скелет.
3
М-да. Подумать только, всего одно слово скелет а какой эффект! Доблестные стражи правопорядка, а также примкнувшие к ним личности округлили глаза и удивлённо разглядывают меня, и только неожиданно напавший на директора нервный кашель мешает этой сцене превратиться в немую как в «Ревизоре».
Кстати, директор почему-то смотрит не на меня, а куда-то в сторону, и взгляд у него тревожный и подозрительный. Припоминаю, что в той стороне у нас расположен кабинет биологии, где тоже хранится скелет на подставочке. Директор, наверно, боится, что я могу его умыкнуть. Вот ведь зараза!
Марина Васильевна, это уже Фёдор Иванович. Вы кхм
Опять этот кашель! Похоже, в наш город наконец-то пришла осенняя эпидемия. Вернусь домой наверну чеснока с «бомжатиной» (другой еды в доме нет).
А можно спросить, влезает любопытный стажёр, зачем вам понадобился скелет?
Складываю руки на груди. Не хочу отвечать. Менты и так могут запросить моё личное дело, а директор, в свою очередь, в состоянии обойтись без этой ценной информации. Мне в этой школе ещё работать, и не хочется прослыть идиоткой а ведь история и вправду слегка идиотская.
Значит, так. Давным-давно, ещё при Союзе, я мирно трудилась в одном НИИ над Очень Секретным Проектом. Одним из обитателей нашей уютной лаборатории был полноразмерный макет скелета, подаренный нам на каком-то протокольном мероприятии. Скелет состоял на балансе НИИ и имел инвентарный номер, а мой тогдашний начальник питал к нему совершенно непостижимую симпатию и ласково называл Гамлетом. И вот однажды скелет потерялся, а череп нашли в моих личных вещах. Потом уже следствие, суд, поганая статья про хищение государственного имущества, вину по которой я не признала, и реальный срок в тюрьме: частично из-за отказа «сотрудничать» (а много я насотрудничаю, если мне ничего не известно), частично из-за закрытого статуса нашего НИИ. Неслабый причём такой срок.
Ну так зачем?.. торопит Вадим.
Да! вякает наш не менее любопытный директор, и я решаю пойти в отказ.
Но тут на помощь приходит Фёдор Иванович:
Вы не обязаны отвечать про скелет, сухо произносит следак в сторону своего стажёра. У нас объяснение по другим фактам.
Спасибо, бормочу я. Ну что, мы приступим?..
Следак вооружается ручкой; директор нервно теребит свой пиджак и поочерёдно моргает обоими глазами. Похоже, что он пытается подать мне какой-то сигнал, вот только менты просекают это на раз, а ваша покорная слуга с некоторым опозданием. В итоге Фёдор Иванович бормочет что-то про тайны следствия и настоятельно просит директора выйти. Тот ощутимо бледнеет и медленно, по стеночке, выползает в коридор.
В процессе сердобольный стажёр Вадим предлагает ему валидольчик, но мой непосредственный начальник благородно отказывается. Что, в принципе, понятно Донцова пишет, что все эти успокоительные здорово замедляют скорость реакции.
Следак переглядывается со стажёром (точнее, сурово сверкает глазами, чтобы тот не отвлекался), кладёт ручку на стол и вновь фокусирует взгляд на мне:
Для начала, Марина Васильевна, опишите педагогический коллектив.
Ну что ж, по крайней мере, они отошли от темы скелета. И это не может не радовать!
Я начинаю выкладывать сплетни о том, что трудовик мутит с химичкой, физрук ненавидит детей, физик загадочно связан с учительницей литературы, а муж нашей биологички работает в каком-то медицинском вузе, и та то и дело приносит на работу списанные макеты венерических заболеваний со всеми соответствующими частями тела и ужасающими подробностями. И как-то весь этот кошмар разглядели две пятиклассницы ох, шуму-то было
Заботливо просвещаю ментов о том, что все парты исписаны сверху и залеплены жвачками снизу; и что учительница русского языка временам читает надписи на столах и иногда даже что-то дописывает (пространно и нецензурно), но детишки об этом пока не догадываются, потому что в тетрадях она пишет правой рукой, а на партах левой.
Рассказываю, что учительница по рисованию в контрах с учительницей по черчению, и если ты вдруг получишь пятёрку по одному предмету, вторая училка посмотрит журнал и влепит двойку из вредности. Поэтому хитрые детки безбожно хватают «лебедей» по ИЗО и тут же получают «заслуженные» оценки по черчению, хотя и то и другое они знают примерно на одном уровне нулевом.
Сообщаю о том, что отличникам постоянно завышают оценки, потому что они надежда и гордость. И если десятый класс ещё ничего, но одиннадцатый совсем обнаглел детишки изволят ходить почти исключительно на предметы с ЕГЭ, а если случайно придут на другие, то всё равно ничего не делают
Следак прерывает мой бурный рассказ (я с возмущением замечаю, что на листе «объяснения» до сих пор пусто) и приступает к конкретным вопросам.
Девятые классы.
Их всего два, «а» и «б», но в каждом человек тридцать. Куратор у них один на двоих суровая, мрачная «англичанка». Она обожает классическую литературу и гордо носит на обесцвеченной голове жутковатого вида начёс; не слишком-то любит нашего физика, но дружит с биологичкой. Детишки её боятся. Две трети девятиклассников курят, отдельные личности балуются пивом. Примерно с месяц назад один ученик (нет-нет, не убитый) изволил прийти в состоянии алкогольного опьянения. Сначала его стошнило в туалете, потом сия безответственная личность зачем-то решила пойти на урок и ухитрилась столкнуться с директором. Шуму-то было
Денис Костылёв, покойный девятиклассник.
О нём я почти ничего не знаю. Нет, правда. Об отношениях в коллективе меня любезно просвещает скучающая на вахте Галька, но промывать кости ученикам она пока что не начала. Каких-то, конечно, я знаю и так, но этот несчастный к ним не относится. Нет, ну, в лицо я его узнаю, но если передо мной посадить десять человек точнее, положить десять трупов, едва ли смогу понять, который из них Денис.
Зарплата.
А им-то какая разница? Ладно, ладно зарплата нормальная. Конечно, могла быть побольше, но, в принципе, я довольна. На детективы хватает. На еду не всегда, но разве я виновата, что нежно любимая мною Дарья Донцова так быстро пишет. Ну а тех пор, как я выпнула Петьку с его перманентным алкоголизмом, мои финансовые дела пошли в гору, и денег стало хватать на конфетки. Со следующей зарплаты, может, и куртку куплю
Директор.
При всех своих недостатках это хороший мужик. Он взял меня на работу, стабильно выплачивает зарплату, почти не пристаёт Что? Часто ли ко мне пристают? Да не, не в том смысле! Хотела сказать, не прессует. А в первом смысле да он же не извращенец! Наверно Откуда мне знать?
Хотя в последнее время мне кажется, что директор какой-то подозрительно нервный. Эмоции он, похоже, не скрывает вообще! Захотел наорал, захотел побледнел
Само происшествие.
Ну вот, началось. Вздыхаю и начинаю рассказывать, что и зачем. Тёзка любимого мопсика Даши Васильевой Фёдор Иванович довольно щурит глаза и торопливо записывает, изредка подкидывая вопросы: как меня занесло в кабинет физики, куда я так торопливо помчалась, зачем захватила с собой ведро, не видела ли Дениса, где в это время был физик.
Отвечаю максимально развёрнуто и подробно, молчу лишь о странном поведении физика мне не хотелось бы обсуждать с ментами мои отношения с этим типом.
Потом я просто сижу и жду. Следак торопливо дописывает объяснение и суёт мне его на подпись. Ага, щ-щас! Мне его жуткий почерк в жизни не разобрать. Прошу зачитать. Хучик исполняет мою просьбу без особых восторгов. Хватаю предложенную ручку, секунду раздумываю, а не снять ли перчатки, а то подписывать неудобно и
Шарах!
Менты нервно вздрагивают, их взгляды скрещиваются на двери. Тихонечко хмыкаю и оставляю на бланке свою закорючку. Потом ещё и ещё на каждом листе.
Вахтёрша Галина рассказывала, что года четыре назад, когда в каморке потребовался ремонт, дражайший директор опять ударился в экономию, и дверь устанавливал трудовик. Мужик он, конечно, хороший, а столяр так вообще выше всяких похвал, но установка дверей, по-видимому, не его мало того, что она из железа, к косяку прилегает неплотно, да ещё фиг пойми, в какую сторону открывать. Я, помнится, путалась где-то месяц, следак ухитрился открыть с первого раза, а кто-то с той стороны похоже, не угадал.
Дурацкая дверь, бормочет, переступая через порожек, эксперт.
Следом за ним просачиваются ещё две какие-то личности. Все трое размахивают руками, объясняют, рассказывают и показывают. Я вижу, как тёмные глаза Вадима становятся все больше, больше в отличие от стажёра, Фёдор Иванович понимает, о чём идёт речь, и мрачнеет буквально на глазах.